А бывают ли на свете принцы?

Все что мне удалось разглядеть это темные камеры напротив и слабо шевелящиеся тени внутри них. Тусклый свет факела едва проходил сквозь решётки камеры. Ряды тесных камер уходили вдаль и терялись в темноте.

– Эй! Тут есть кто-нибудь!

В ответ ничего. Разве что из соседней камеры донёсся кашель.

Из камеры напротив, меня рассматривал мужчина, лица не видно было, но казалось, что его глаза смотрят на меня из сумрака. Человек то открывал, то закрывал их.

Внезапно раздался выстрел – из другого конца тюремного коридора. От неожиданности я чуть не подпрыгнула. Затем ещё один выстрел, за которым последовала тишина. Никто из заключённых не пытался позвать на помощь. За решеткой моей камеры появилось мужское лицо. Заглянув ему в глаза, мне открылся беспристрастный взгляд мясника, наполненный чем-то черным, отталкивающим. Здоровяк производил впечатление потустороннего палача, не знающего сомнений и жалости. Мы некоторое время смотрели друг на друга, затем он развернулся и отошёл в сторону.

Человек достал сигарету и смерил меня взглядом. Видимо, здесь это в порядке вещей.

– Убили кого-то?

– А тебе-то что?! – он сплюнул на пол и ушел.

– Ничего… – полушепотом ответила здоровяку.

Я заметила миску и стакан на грязном полу. Не стала долго раздумывать, жажда оказалась сильней моей брезгливости. И залпом выпила воду.

Заглянула, что находится в тарелке, и моя брезгливость оказалась более стойкой к голоду. Вид у каши… если это каша отвратительный, не хватает еще отравиться. Потыкала пальцем и отползла обратно. Я не смогла запихать в себя ни крошки.

Забившись в дальний, темный угол задумалась. Как выбраться из этой западни.

Я старалась не паниковать раньше времени, вдруг что-то напутали и меня скоро отпустят. И отведут в больницу.

Тут было так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал. Как будто голая на мороз вышла – холодно до ужаса. Решила походить, чтоб не окоченеть, ноги едва передвигаются, совсем замерзли.

Хотя бы матрас дали, а то сидеть на голом каменном полу как-то не комильфо, жестко и холодно. Я чувствую, как мне становится все хуже. Боль в руке не унимается, а наоборот нарастает. Как хочется, чтобы все оказалось кошмарным сном.

За дверной решеткой послышались тихие шаги. В первую секунду я подумала, что это тени из соседних камер выбрались на свободу и теперь ищут, чем бы можно было поживиться. Чего только в голову не придет!

В коридоре между камерами показалась высокая фигура. Она застыла напротив, я тут же почувствовала чужой изучающий взгляд. И вскоре раздался голос:

– О! Очнулся. Сейчас пожрать принесу.

Фигура еще постояла с минуту, словно ожидала ответа, а затем исчезла из поля зрения.

Я не успела досчитать до десяти, как мой тюремщик вернулся. Сперва появился всполох света, пляшущий по стенам и решеткам камер, а затем появился человек в кожаном грязном плаще, замызганных штанах и сапогах со стоптанными каблуками. Ничего себе, только металлических заклепок на плаще не хватало, да какой-нибудь черной футболки с логотипом рок-группы. В одной руке старик сжимал факел, которым и освещал себе дорогу, а в другой металлическую миску с обещанным ужином.

Остановившись напротив камеры, рокер поставил миску на пол и толкнул ее сапогом в камеру. Я медленно подошла, половина содержимого выплеснулась, а то, что осталось аппетита не вызывало. В неверном свете факела мне удалось разглядеть мутную густую жидкость, в которой плавали какие-то овощи и жуки.

Накатила тошнота. Основательно так накатила. От миски воняло так, что я еле успела допрыгнуть до вонючей дырки в полу с грязными следами вокруг. Предыдущие обитатели явно не славились меткостью. Склонившись над дырой, я изрядно облегчила желудок.

Я резко распрямилась и бросила на него пристальный злой взгляд. Войдя в камеру факел дернулся, осветив его лицо. Мужчина был не очень старым, но и не молодым. Впалые глаза, бледный лоб. Из-под воротника плаща на шее справа виднелся ожог.

Он схватил мое измученное, больное тело и усадил, точнее, попытался усадить на стул, который принес недавний мой знакомый здоровяк. Я постоянно заваливалась в бок, прямо, как неваляшка. И каждый раз меня пытались удержать. Очевидно, кому-то это надоело, и он ушел, я уже обрадовалась, что смогу наконец-то поспать.

Опять не вышло. Я моментально открыла глаза от вылитой на меня холодной воды. Улыбнулась тому, кто это сделал, облизнула потрескавшиеся губы. Мужской голос что-то спрашивал у меня, задавал вопросы, но я не могла собрать свои мысли воедино. Не было у меня на это сил. Тогда он принял более радикальный метод, заехал кулаком мне в челюсть, отправив в нокаут.

Я не знаю, какой сегодня день. Я даже потеряла счет времени. Мне кажется, что я нахожусь тут вечность. Мои сны пусты и непонятны. Единственное, что они приносят – облегчение…

Меня разбудил пинок под дых. Я закричала от боли и испуганно открыла глаза. Надо мной возвышается, судя по очертаниям, довольно крупный мужчина. До дальней стены камеры свет факелов не доходит, поэтому я не могу его рассмотреть, как следует.

– Отвечай на мой вопрос! – раздался строгий мужской голос. – Кто ты такой? Кто тебя нанял убить одиннадцатого советника?

Он поставил ногу мне на горло и придавил к полу, я захрипела. Его, наверное, забавляет видеть мои мучения, он получает от этого удовольствие.

За что они со мной так? Я же ничего никому не сделала. Слезы не перестают литься из глаз от боли и обиды.

– Ты будешь отвечать? – он все сильнее давил на горло.

– Я ни в чем не виноват! Вы взяли не того! – прохрипела я.

– Откуда у тебя арбалет?

– Его обронил человек, который меня сбил! – задыхаясь, просипела я.

– Кто ты такой, и что делал ночью в лесу?

– Я ехал к брату, но заблудился, а твои дружки напали на меня и избили. И ты продолжаешь это делать, – во мне все начинало закипать от бессилия. – Отпусти меня, урод! Не видишь, мне нужен врач…

– Патрон! Вас хочет видеть какой-то господин! – послышалось от выхода.

– Скажи, что я сейчас приду! – мужик снова обратился ко мне. – Запомни мразь, я не таких колол! – он сплюнул рядом со мной и убрал ногу с горла.

Я свернулась калачиком, жадно глотая воздух и слезы. Как же надоело терпеть боль и унижение.

– Ублюдок! – просипела я ему вслед.

Перевернулась на бок, всепоглощающая боль застилала глаза красной пеленой злобы. Инстинктивно я понимала, что мое состояние ненормальное, и мне нужен врач. Но если я тут пробуду еще два—три дня, то он уже не понадобится.

Не успела я прийти в себя, как лязгнул замок, и в темноте раздался уже знакомый голос, но с другой интонацией.

– Возможно, мы начали не с того! Давай ты все мне сейчас расскажешь, и я постараюсь, чтобы тебя не отправили на виселицу, – неожиданно тихий и спокойный голос поселил во мне еще больше ужаса.

Решил поиграть в злого и хорошего полицейского? Шустрый какой! Все ему расскажи, мне бы кто рассказал, за что меня так!

Он схватил меня за больную руку и поднял с пола, мой визг пронесся по всему помещению. Если я и билась в детстве или меня били дворовые девчонки, то это обходилось синяком или парой царапин. А тут я вообще не чувствую ни одного живого места на своем теле, болит все и везде.