А чего дома сидеть? Том 4: Россия, Афганистан и Иран

После Карелии мы прошмыгнули за полярный круг в суровый климат, по краям дороги все так же лежали снежные насыпи и кружила метель. Некоторые участки капитально заметало, приходилось ждать, пока дорожная техника расчистит путь, и мы немного подмерзали ночами. Дизельного отопителя в трейлере не было, поэтому мы грелись исключительно тремя одеялами и теплом своих тел. Мурманская область и сам Мурманск почему-то напоминали Магадан, где живет моя мама. Я никогда не была в Магадане, но видела его множество раз на фото и видео, которые она присылала. Всю поездку по этим местам меня не покидало ощущение, будто я смотрю из маминого окна и вижу пейзажи, которые видит она каждый день.

Мы добрались до Териберки, побродили по арктическому побережью и Кольскому полуострову. Застряли в песках на берегу Баренцева моря. Откапывались и выталкивали прицеп. Красивые места, но из-за холода и снега расслабленно погулять у нас не получилось, мы провели несколько дней в Мурманске, а после, в поисках тепла, выдвинулись в сторону Урала.

Карелия – Урал

Когда больше не живешь в цивилизации, голова неизбежно начинает переключаться, некогда ставший привычным бешенный ритм городских задач потихонечку улетучивается, и ты с каждым днем улавливаешь нотки гармонии с внешним миром и самим собой. Происходит это не мгновенно, явные признаки мы ощутили только спустя две недели. Но первые ночи в трейлере были словно переломными – меня беспокоили кошмары. Навык жизни в дикой среде за годы пандемии был утрачен, в темное время суток меня снова одолевали страхи, я тревожно спала и пробуждалась от каждого шороха, тихо лежала и прислушивалась. В нашем мини-домике с каждой стороны установлены дверцы с большими окнами, и я, затаившись, не отрывая головы от подушки, смотрела в темноту и видела там очертания воображаемых хищников, которые, конечно же, пришли, чтобы на нас напасть. Физиологи называют такое поведение пассивно-оборонительным, оно возникает из-за страха, когда нервная система сталкивается с явными или потенциальными неприятностями. Я проверяла, точно ли мы заперли замки на дверях перед сном, и спешно продумывала активно-оборонительные планы, чтобы понимать, как мы будем себя вести в случае реального нападения.

Эта тревожность отражалась на качестве моего сна, а после и на физических силах – потом в течение дня я чувствовала себя разбитой. Но бояться ночью в лесу нормально, особенно когда у человека нет навыка таких ночевок или он был утрачен из-за долгого отсутствия практики. С каждой ночью мне становилось легче, и это тоже абсолютно нормально: ты постепенно ко всему привыкаешь и вдруг замечаешь, что перестаешь обеспокоенно оглядываться по сторонам. Со временем внутри остается только понимание, что под открытым небом нужно просто сохранять бдительность и не более того. Ты привыкаешь к звукам природы и ночным шорохам, осознаешь, что животных вокруг действительно много, но в основном это безобидные ежики, зайцы, мыши, птицы и иногда лисы. Кто-то крупнее вряд ли подойдет сам: животные опасаются людей и стараются избегать встреч с ними, а уж наш рыжий цыган и будочка-трейлер их тем более отпугнут своими размерами и непонятностью. В конце концов, наличие наших собак, хоть и крошечного размера, это тоже инструмент для обнаружения опасности. Болтик и Воля быстрее нас учуют постороннего и дадут нам об этом знать. Или прогонят живность своим лаем.

Через неделю я уже крепко спала по ночам и больше не видела кошмарных снов. Напротив, стала сосредотачиваться на более приятных вещах: слушала, как шумят на ветру деревья, вдыхала запах влажной почвы, который пробирался к нам через приоткрытые окна. А утром, сразу после пробуждения, открывала двери и, продолжая лежать в кровати, наблюдала, как вместе со мной просыпается и все вокруг. Трудноописуемое чувство, забытое после долгой жизни в бетонном городе – словно жизнь снова пришла в порядок, и я наконец оказалась на своем месте. Каждое утро у нас открывался новый вид из окна, мы предавались бесконечному созерцанию и через гармонию с окружающим миром обретали спокойствие.

Утром я сонно выбиралась из трейлера и шла готовить завтрак. Стояла в растянутом свитере (почему-то именно растянутые свитера обладают особым уютом), стучала ложкой по жестяной миске, зачерпывая геркулесовую кашу, приправленную крупно нарезанным бананом, натуральным медом с частной пасеки и ложкой конопляного урбеча. В этом состоянии, когда я еще только проснулась и не реагировала на внешние раздражители, мои мысли свободно блуждали, и я могла услышать, что происходит внутри меня. Такое состояние называют «дефолтом мозга» – ученые утверждают, что это единственное состояние человека, в котором он может услышать свои подлинные желания и понять собственные мысли. Я находила симпатичное место, например, подходила к краю заброшенного карьера, в котором еще только подтаивал снег, подставляла щеки утреннему солнцу и понимала, как мне хорошо быть на природе, в тишине, и как долго я ждала этого момента. Момента, в котором суета цивилизации все дальше отходит на задний план, а я все больше сливаюсь с окружающей средой и ее окутывающей тишиной.

Именно в эти дни я стала испытывать первые отголоски счастья и благодарить себя за то, что однажды выбрала этот путь – жить под открытом небом.

Дефолтное состояние мозга можно поймать не только в первые пятнадцать минут пробуждения, но и когда отдыхаешь у костра, слушая его треск и наблюдая за тлением угольков. Когда сидишь на берегу водоема и разглядываешь волны. Занимаешься творчеством, рисуешь, поешь, танцуешь, слушаешь музыку, дождь, подставляешь руки ветру. Наблюдаешь за жизнью насекомых, вдыхаешь аромат леса, в котором только что прошел дождь, катишься на велосипеде, лежишь на траве и смотришь в небо, следя за движением облаков. Даже во время мытья посуды или полов, вязания или шитья, когда человек методично выполняет однообразные действия, он может внезапно провалиться внутрь себя и попасть в это состояние. Совершенно точно ничего не получится, когда пытаешься сублимировать свои эмоции: в гневе, обиде, злобе или расстройстве. Мы можем воссоединяться с собой только в спокойном состоянии, а когда слышим себя, нам яснее видится картинка – это что-то вроде внутренних подсказок, что по-настоящему наше, а что навязано. И когда видишь «свое», то и появляется рецепт личного счастья, ты вдруг понимаешь, как можешь сотворить из своей жизни шедевр. Да, конечно, это звучит фантастично, но именно так это работает. Потому что, когда выбираешь свой путь, тебе будто сам мир помогает идти этой дорогой, направляет и предоставляет возможности для осуществления своего плана. И на этом пути ты начинаешь замечать, что, казалось бы, не связанные между собой вещи – на самом деле связаны.

Так, в 2017 году, столкнувшись с очередным внутренним кризисом, я внезапно придумала себе велосипедный поход через всю Россию до Магадана. Это было страшное решение, и рационально объяснить его невозможно. Внутри себя я просто увидела путь, который предлагал решить мои проблемы. Рассудок спорил со мной, предрекая, что от этого проблем у меня станет еще больше. Но от отчаяния, убеждая себя, что терять мне все равно нечего, я все-таки доверилась этому внутреннему озарению, и именно оно подтолкнуло меня в совершенно новую жизнь, полную свободы и личного наполнения. С тех пор я больше не зажимаю себя рамками логики и рассудительности.

В последние годы я уделяю большое внимание публичным выступлениям ученых-нейробиологов, которые имеют высокую мировую цитируемость, особенно Татьяны Владимировны Черниговской (доктор биологических наук, директор института когнитивных исследований, психолингвист, профессор, популяризатор науки), которая посвятила работе с мозгом всю свою жизнь. На лекциях Татьяна Владимировна часто повторяет фразу выдающегося физика, лауреата Нобелевской премии Альберта Эйнштейна: «Интуиция – это священный дар, а рациональный ум – верный слуга. Мы создали общество, которое воздает почести слуге и забыло о даре». Эйнштейн полагал, что знания любого человека ограничены (условно от А до Я), поэтому логическое мышление не может выйти за пределы этой области, в то время как интуиция (иногда он называет ее воображением) свободна, как кошка, и может бродить где угодно. Такие же свидетельства содержатся в дневниках, воспоминаниях и переписке других известных людей: все они утверждали, что великие открытия, продвинувшие нашу цивилизацию, совершались в момент, когда мозг не натужно думал, а был расслаблен и свободно «блуждал», то есть находился в дефолтном состоянии.

В качестве примера Татьяна Черниговская приводит переписку между Альбертом Эйнштейном и Нильсом Бором – двумя гениальными физиками, отцами квантовой механики, людьми строгого, а не поэтического ума. В одном из писем Нильс упрекает Альберта за то, что тот слишком логично думает, не впуская в свой мыслительный процесс варианты, находящиеся за пределами его разума. Одновременно Черниговская ясно дает понять, что в этом деле главное не заиграться и не утратить связь с реальностью, а просто научиться по-настоящему слушать себя.

Александр Яковлевич Каплан (психофизиолог, нейробиолог, профессор биофака МГУ имени М. В. Ломоносова, заведующий лабораторией нейрофизиологии и нейрокомпьютерных интерфейсов) в одном из интервью тоже рассказывает про некий «дзынь», что-то вроде тонкой струнки внутри человека. Поясняя, что индивидуум может попадать в состояние абсолютной ясности и слышать этот тонкий «дзынь» во время отдыха и беззаветной расслабленности. Каплан отмечает, что в это дефолтное состояние мозга невозможно попадать систематически, а лишь изредка, в моменты, когда человек буквально погружается в свою ментальную модель и внезапно получает озарение или решение какой-то задачи, ставшее результатом продолжительной бессознательной мыслительной активности. В пример Александр Каплан приводит Ричарда Фейнмана (американский физик, отец квантовой электродинамики, лауреат Нобелевской премии), который в одной из своих знаменитых Мессенджеровских лекций рассказывал, что ни одно из великих открытий физики и математики не было сделано логическим путем. При этом Александр Яковлевич обращает внимание, что одни люди чувствительны и могут услышать внутреннюю подсказку, а другие не замечают подобных сигналов вовсе. Но это навык, который можно в себе развить.

Не думаю, что все ученые сговорились или не понимают того, что говорят, и потому транслируют миру такие открытия – лично я в них нахожу большой отклик, потому что сама однажды доверилась внутреннему чутью, и оно вывело меня на совершенно иной уровень жизни. Тогда я хотела увидеть, что произойдет, если я не сдамся. Когда я отправлялась в одиночестве на велосипеде через всю Россию, мне никто не гарантировал ни безопасность, ни того, что меня это приведет к чему-то хорошему. И уж тем более в тот период у меня не было мыслей написать о своем путешествии книгу, более того, я даже не могла представить, что моя дерзкая велосипедная выходка будет достойна экранизации. Напротив, в те дни, когда я еще только готовилась к старту, размышляя, как мне казалось, здраво, я допускала большую вероятность того, что выбранный путь может стать для меня последним. Но чтобы как-то поддержать себя морально, мне пришлось развить собственную философскую концепцию и признать, что отныне мир начинает заботиться обо мне, а я начинаю ему доверять. То есть разрешаю ему постановить самому, что со мной будет происходить в этом необычном странствии. Меня этому никто не учил, в то время я еще не увлекалась лекциями нейробиологов и понятия не имела о таких необычных вещах. Я просто думала, как могу изменить свою жизнь, и что мне необходимо сделать, чтобы выбраться из болота, в котором мне было настолько плохо. Так случилась моя велосипедная история, и когда в пути мне было сложно, я просто повторяла про себя: мир обо мне позаботится. И если вы читали мою первую книгу из серии «А чего дома сидеть?», то вы уже знаете, что все именно так и происходило. Обо мне заботилось большое количество совершенно посторонних людей. Как все это получилось – я, честно, не знаю.