Чтение онлайн

ЖАНРЫ

А что, если бы
Шрифт:

XIX век продлился бы не на одно десятилетие — и не только во Франции, но повсюду. Европа продолжала бы снисходительно посматривать на остальной мир, оставаясь неоспоримым лидером во всех областях. Взять хотя бы литературу: кто скажет, сколько талантов, едва раскрывшихся или так и оставшихся безвестными, погребено на непристойно аккуратных кладбищах Великой войны? Роман Алена-Фурнье «Скиталец» или стихи Уилфрида Оуэна (оба автора погибли) позволяют составить некоторое представление о том, что мы потеряли. Выкосившая литературные нивы Европы смерть отдала первенство Америке. Хемингуэй, конечно, остался бы Хемингуэйем — только без книги «Прощай, оружие».

«Войска шли по дороге мимо домов, и пыль, поднятая ими, припорошила листья деревьев...»

Возможно, он нашел бы другие слова для самого проникновенного вступления в прозе нашего века. При ином развитии событий за 1914 годом не последовала бы долгая и безжалостная окопная война, оставившая

глубокие шрамы в сознании и духовно искалечившая целое поколение. То, с чем люди внутреннего склада Адольфа Гитлера столкнулись в время этого первого «холокоста», они, используя выражение Джона Кигана, «спустя двадцать лет повторят в каждом уголке Европы. От этого ужасного культа смерти континент не оправился и по сей день».

Случается, что правильно оценить отдаленные последствия травмы удается, лишь представив себе, что ее не было вовсе.

Джеймс Чэйс

Нерожденная империя Бисмарка

Джеймс Чэйс является редактором «Уорлд Джорнэл» и профессором международных отношений в Бард-колледже. Его перу принадлежит биография Ачесона.

«Эта династия идет к концу», — заметил Бисмарк, глядя на отступление императора Наполеона III после поражения французской армии при Седане 1 сентября 1870 года [254] . Менее двух месяцев спустя [255] французский маршал Ашиль Базен сдался пруссакам при Меце с 6000 офицеров и 173 000 солдат. Еще через три месяца, 18 января 1871 года, в Зеркальном зале Версальского дворца было провозглашено создание Германской Империи.

254

При Седане французы потеряли 3 тысячи убитыми и 14 тысяч ранеными, 82 тысячи человек вместе с императором попали в плен по условиям капитуляции. Прорваться в Бельгию и интернироваться удалось тоже 3 тысячам бойцов.

255

27 октября.

Поражение Франции отнюдь не являлось неизбежным. Французская армия располагала достаточным количеством живой силы, а по качеству вооружения в некоторых аспектах даже превосходила прусскую. Новая, более скорострельная и дальнобойная французская винтовка существенно усилила огневую мощь пехоты. Помимо того, французы располагали митральезами — этот прообраз пулемета представлял собой пакет из двадцати пяти стволов, стрелявших один за другим после простого поворота ручки [256] . Капитуляция Франции стала результатом отвратительного руководства.

256

Все эти факторы сказывались только в бою между пехотой, в артиллерии прусская армия, имевшая на вооружении казнозарядные нарезные пушки и снаряды с ударными взрывателями, обладала значительным превосходством. Устарелая тактика французских войск, не умевших окапываться и действовать рассыпным строем, усугубляла это положение.

Оказавшаяся в спячке после Седана и Меца хваленая «furia francese» так больше нигде и не проявилась. Даже когда две германские армии под командованием графа Хельмута фон Мольтке обложили Париж, воля располагавшего численным превосходством коменданта французской столицы оказалась парализованной настолько, что он не смог оказать сопротивления [257] .

Несмотря на то что командующим армией вплоть до Седана числился сам Наполеон III, французские войска оказались практически неуправляемыми. А ведь если бы они не отсиживались в крепостях, а перешли в наступление раньше, пруссакам, вполне вероятно, пришлось бы остановиться — а Германская Империя в том виде, в каком мы ее знаем, так бы и не возникла.

257

Осадная армия имела численность до 235 тысяч человек. В Париже числилось к концу осады около 500 тысяч, но подготовленные полевые войска отсутствовали. Реорганизовать батальоны национальной гвардии в боеспособные части генерал Трошю не смог.

Но без империи Бисмарка не было бы и империи кайзера Вильгельма — а также стремления к силе ради силы, французского реваншизма из-за Эльзас-Лотарингии и Первой Мировой войны. Значит, в 1919 году не состоялось бы подписание Версальского мира, а следовательно, потом не разразилась бы Вторая Мировая. Помимо того, не будь Первой Мировой

войны, большевики не совершили бы революцию, не возник Советский Союз и, соответственно мир не познакомился бы с «Холодной войной». Ход истории в последние 150 лет со всеми ужасами нашего века — века тотальных войн — мог бы быть совершенно иным. Однако Луи Бонапарт, никчемный племянник величайшего военачальника нового времени, лишил Европу ее лидирующей роли.

Дэвид Клэй Лардж

Излишняя меткость

Дэвид Клэй Лардж в настоящее время заканчивает работу над историей города Берлина.

Холодным ноябрьским днем 1889 года закутанная в меха толпа собралась на берлинском ипподроме Шарлоттенбург, чтобы полюбоваться ковбойским шоу Буфалло Билла «Дикий Запад», с огромным успехом гастролировавшим по всей Европе. Среди зрителей присутствовал и молодой, импульсивный владыка Рейха кайзер Вильгельм II, взошедший на престол всего год назад [258] . Больше всего ему хотелось увидеть звезду аттракциона Энни Оукли, прославившуюся на весь мир мастерским обращением с кольтом 45-го калибра.

258

Вильгельм II стал императором Германии 15 июня 1888 года.

В тот день Энни, как и обычно, объявила, что собьет выстрелом пепел с сигары у любого из публики. «Дамы и господа, есть ли среди вас желающие подержать сигару?» — спрашивала она, хотя в действительности вовсе не рассчитывала на добровольцев из зрителей и вызывала их только для смеха.

Всякий раз, когда исполнялся этот трюк, вперед выступал ее муж и партнер — Фрэнк Батлер.

Но на сей раз, едва Энни успела сделать свое объявление, как на арене появился не кто иной, как лично покинувший для этого королевскую ложу молодой император. Энни была ошеломлена и напугана, хотя ничем не выдала своей растерянности, дабы не потерять лицо.

Она отошла на обычную дистанцию, а Вильгельм, красуясь перед публикой, раскурил сигару. Несколько германских полицейских, до которых внезапно дошло, что это вовсе не шутка, попытались занять его место, но Его Наивысочайшее Величество отослал их прочь. Исходя потом под ковбойским нарядом из оленей кожи и отчаянно жалея о том, что выпила на ночь больше виски, чем обычно, Энни подняла кольт, нажала курок и сбила пепел с сигары Вильгельма.

А ведь стоило мастерице меткой стрельбы из Цинциннати вместо сигары угодить кайзеру в лоб, как с исторической сцены исчез бы один из самых честолюбивых и склонных к насилию правителей в Европе — и Германия не стала бы проводить ту агрессивную политику, которая спустя четверть века привела к Первой Мировой войне [259] .

259

В случае смерти Вильгельма II императором стал бы его сын, тоже Вильгельм. Ввиду малолетства императора (он родился б мая 1882 г.) регентом скорее всего должен был стать принц Генрих Прусский, младший брат покойного. Последний был тремя годами моложе Вильгельма II и во многом походил на него.

Впоследствии Энни, судя по всему, осознала свою ошибку. После начала Первой Мировой войны она послала кайзеру письмо с просьбой разрешить ей повторить выстрел. Он не ответил.

Денис Э. Шоуолтер

Примирение от отчаяния

Денис Э. Шоуолтер является профессором истории в Колорадо-колледж и президентом Военно-исторического общества.

Первую Мировую войну все чаще признают событием, определившим облик двадцатого столетия — с его тотальными войнами, геноцидом и оружием массового поражения. Но что могло бы воспоследовать за прекращением войны через несколько месяцев после начала — чего в то время ожидали буквально все?

К столь быстрому решению вполне могли бы прийти на Западе, единственно возможном театре массированных военных действий промышленной эпохи. Наиболее правдоподобный сценарий предполагает еще большую, чем в реальности, агрессивность на всех уровнях командования французской и германской армий. К концу 1914 года число жертв со стороны Франции приблизилось к миллиону; примерно три четверти миллиона потеряла за то же время Германия. Это был высочайший уровень потерь за всю войну. Что, если бы генералы и полковые командиры в Приграничном сражении и битве на реке Марне гнали своих солдат в бой еще более ожесточенно? Что, если бы немцы проявили большее стремление отдавать жизни за землю на Ипрском выступе?

Поделиться с друзьями: