А что, если бы

Все изменилось с массовым применением нарезного оружия, пришедшего на смену гладкоствольному. Прицельная дальность винтовок составляла 400 метров и более, а убойная доходила до двух километров. Скачок дальности ружейного огня, вызванный переходом на нарезное оружие, обеспечивает превосходство обороны над атакой и самым решительным образом меняет тактику войск. Наступление в плотных построениях под четвертьчасовым градом свинца стало самоубийственным. Плотные шеренги и колонны стали теперь представлять собой прекрасные мишени и было вполне возможным отразить атаку одним ружейным огнем, не доводя ее до рукопашной. Преимущество обороняющихся состояло в том, что они могли располагать своих стрелков в укрытиях, как имеющихся (дорожные выемки, насыпи, стены) так и специально построенных (траншеях). Армии Америки широко применяли самоокапывание, успевая за одну ночь построить вполне законченную оборонительную позицию с окопами в рост человека. Нашли себе применение колючая проволока, противопехотные мины и магазинные винтовки, появились снайперы с оптическими прицелами, выбивающие вражеских командиров. На все эти новшества атакующие ответили превращением шеренг в цепи, наступающие перекатами, но этого было недостаточно для прорыва обороны. Лобовые атаки на сколько-нибудь подготовленную оборону неизменно отбиваются с тяжелыми потерями и обе стороны стремятся обходными маневрами заставить противник выйти из укреплений и принять маневренный бой в поле.

Артиллерия в Гражданскую войну играла меньшую роль, чем до и после нее. Это объясняется тем, что она переживала переходный период и условиями местности, в которой проходили сражения. Дальность картечного огня оказалась много меньше прицельной дальности новых винтовок, что сделало артиллеристов потенциальной добычей вражеских стрелков. Новые нарезные пушки обладали большой дальнобойностью, но реализовать ее мешало отсутствие прицелов и конструктивные недостатки снарядов. Снаряды того времени снаряжались слабым взрывчатым веществом — порохом и не имели ударных взрывателей. При стрельбе основным «противопехотным» средством — картечью — нарезные пушки были мало эффективны. Дополнительным обстоятельством, осложнявшим использование артиллерии, был закрытый характер местности в районе основных сражений.

Уроки гражданской войны в США были многочисленны и понятны. Фактически это уже война новейшего времени. При внимательном рассмотрении ее можно увидеть многие элементы будущих мировых войн. Прежде всего, это тотальность ведения войны со стороны Севера. В отличие от предшествующих межгосударственных войн Север не рассматривает Юг как послевоенного соседа и партнера, южная цивилизация подлежит уничтожению. Неспособный победить южан в генеральном сражении, Север сосредоточивает свои усилия на разрушении экономической системы Конфедерации. Это достигается им удушающей блокадой и методическим захватом территории, опирающимися на огромное превосходство в силах. Поход Шермана, обладавшего трехкратным превосходством, направлен прежде всего против транспорта и промышленности южан, а не против их армии. Последняя просуществовала до самого конца, но разрушенная страна не могла больше снабжать ее. Ранее к подобным методам прибегали только в колониальных войнах, но теперь такое стало дозволено и по отношению к «белому человеку».

В оперативной области эта война является первой, где широко применяются железные дороги. За них идет борьба между противоборствующими армиями, и их пропускная способность определяет численность последних, образуя, таким образом, «рисунок» войны. Переброски по железной дороге корпуса Лонгстрита с Востока на Запад и обратно являются первым случаем подобного маневра в истории. Одновременно обнаруживается и уязвимость рельсовых магистралей, легко выводящихся из строя или блокирующихся.

Но просвещенные европейцы, собиравшиеся только наступать, не снизошли до полноценного анализа Гражданской войны и приняли только отдельные новшества, позабыв об остальных. Французы вооружили свою пехоту превосходной для своего времени дальнобойной винтовкой, но позабыли реформировать пехотную тактику. Дальнобойную артиллерию они вообще перестали развивать, полагаясь на эффективность подвижных гладкостволок. Немцы сделали упор на создание многочисленной нарезной артиллерии и ударных взрывателей, но не заметили бессилия тогдашних полевых пушек против укреплений. Платить за эту невнимательность пришлось на полях франко-прусской войны.

Не умеющая окапываться французская пехота будет стоять под градом прусских снарядов, беспощадно выкашивающих ее ряды. Траншеи могли бы спасти ее от этого избиения с дальней дистанции, но саперов, обязанных их соорудить, не хватает. Выдать лопаты самим пехотинцам никому не приходит в голову, и французские генералы проигрывают сражение за сражением, действуя в полном соответствии с уставом. У них во всем виновато не собственное тупоумие, а промышленность, которая не дала им таких же пушек. Не заметят они и массовый призыв со всеми его возможностями и проблемами, а в результате, создав новую армию из одних резервистов, будут поражаться ее низкой боеспособности. Пруссаки, в свою очередь, будут бросать свою гвардию в лобовые атаки и восторгаться ее героизмом на этой бойне. От разгрома их спасет только уже упомянутое выше пренебрежение французов к строительству оборонительных сооружений. И что еще поразительнее, уроки не будут извлечены и из собственных бед. В 1914 году французы по-прежнему не будут жаловать рытье окопов, а немцы посылать свою пехоту в атаку густыми шеренгами под отбивающий шаг барабан против пулеметов. Легко представить себе, что сказал бы по этому поводу генерал Ли.

А. Поляхов

Часть V ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

Роберт Коули Альтернативы 1914 года Мировая война, которой могло бы не быть

И по сей день общепринятое представление о Первой Мировой войне связано прежде всего с замершей в неподвижности линией окопов Западного фронта. Однако сегодня мы видим, что ответы на многие вопросы, связанные с этой войной, следует искать в событиях, произошедших до того, как на исходе 1914 года эти окопы были вырыты. Война началась как мобильная и маневренная, а траншеи стали своего рода подведением итогов первых месяцев боевых действий, указавшим столетию направление, еще год назад показавшееся бы немыслимым.

Первые месяцы войны 1914 года таили в себе множество альтернативных возможностей. Что,если бы Великобритания не вступила в игру? Могла бы тогда Германия выиграть войну? Сделал бы мир ставку на германскую победу? Могла ли война и вправду закончиться в сроки, представлявшиеся поначалу единственно реальными большинству европейцев — «до начала листопада»? Что, если бы США не оказались вовлеченными в конфликт? Как выглядело бы наше столетие, не случись в его начале этой войны или же свелись она к непродолжительному конфликту с участием лишь держав континентальной Европы? И главное: обязательно ли эта война должна была стать Мировой?

И ныне, на пороге нового, двадцать первого, столетия еще не сгладились шрамы тех лет — шрамы, навсегда изменившие соотношение сил и до сих пор оказывающие влияние на нашу жизнь. На что был бы похож мир без этих шрамов? История, перефразируя Джеймса Джойса, это кошмар, от которого мы силимся пробудиться.

Роберт Коули— издатель «Милитари Хистори Квотерли» («Ежеквартального журнала военной истории») и (совместно с Джеффри Паркером) «Спутника любителя военной истории», а также редактор настоящего сборника, является признанным знатоком истории Первой Мировой войны.

То была худшая из войн, случившаяся в лучшее из времен. «Первая Мировая война стала конфликтом трагическим и ненужным» — такими словами начинается книга Джона Кигана о «Великой войне» [221] , как называли ее до тех пор, пока не разразилась другая, еще более великая. «Это была величайшая ошибка современной истории»,— вторит Кигану Нил Фергюсон в заключении к своему труду «Печальный факт войны». И по мере того как мы приближаемся к концу отмеченного почти непрекращающимся насилием столетия, справедливость подобных утверждений становится все яснее.

221

Эта работа готовится к изданию в рамках «Военно-исторической библиотеки».

Но зададимся несколькими вопросами. Можно ли было избежать этой войны? Можно ли было свести ее, и по масштабу и по последствиям, к конфликту не общемирового, но общенационального значения. И наконец — могла ли война закончиться с другим результатом?

На каждый из названных вопросов — быть может, за исключением первого, следует дать положительный ответ. Разумеется, какая-то вспышка насилия все равно бы произошла: длительное политическое противостояние в духе «Холодной войны» не соответствовало менталитету того времени. Подстегиваемая гонкой вооружений, Европа с трудом сдерживала стремление к решению дипломатических проблем с помощью силы и давно уже балансировала на опасной грани. Национальная вражда, борьба за рынки и колониальные владения, столкновение стратегических планов и гегемонистских устремлений — нельзя отрицать, что политический климат во многом определялся именно этими факторами. Мнение о неизбежности войн получило широкое распространение и нашло отражение в литературе и публицистике того времени. Спорили лишь о том, охватит ли будущий пожар весь континент, долго ли продлится и кто одержит верх. При этом мало кто сомневался в том, что победа будет достигнута в достаточно короткие сроки и изменит лишь соотношение сил, но никак не политическую структуру Европы с ее колониальной системой. Того, какой размах примет эта бойня, как надолго увязнет в ней человечество и какие гигантские перемены принесет она миру, не представлял себе практически никто. Все расчеты и предсказания оказались неверными [222] .

222

Вполне точное предсказание относительно хода Первой Мировой войны было сделано, в частности, Ф. Энгельсом в 1887 году: «Для Пруссии — Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, — сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, — крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым, и не находится никого, чтобы поднимать эти короны...» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, С. 361). О том, что война с неизбежностью затянется, предупреждали оба Мольтке — дядя и племянник. В Великобритании аналогичную позицию занимал лорд Китченер.

Если какое-то событие и можно назвать водоразделом современной истории, то именно Первую Мировую войну. Но при всей исторической неизбежности такого рода водораздела им вовсе не обязательно должно было стать одно событие, и не обязательно именно война. Да и война, пусть и приняв значительные масштабы, могла и не перерасти в глобальное вооруженное столкновение — к такому мнению все чаше склоняются современные исследователи, признанным лидером которых является Фергюсон. В случае полного отказа или отсрочки Англией своего вступления в войну боевые действия вполне могли завершиться еще в конце 1914 года — вскоре после осеннего листопада. Одержав победы в нескольких сражениях, Германия могла заключить выгодный для себя мир, заняв на континенте положение первой среди номинально равных держав. В этом случае распад Британской империи был бы отсрочен на десятилетия — равно как и наступление «американского века», берущего начало со вступления США в Первую Мировую войну. К тому же при воплощении в жизнь такого сценария коммунисты едва ли захватили бы власть в России. И наконец, спросим себя — не случись ПЕРВОЙ (это слово выделено намеренно) Мировой войны — разве произошла бы Вторая, с ее трагическим финалом в виде атомной бомбардировки [223] ? Хотя, принимая во внимание тягу человечества к экстремальным способам разрешения конфликтов, можно предположить, что рано или поздно бомбу все равно пустили бы в ход.

223

Если бы не произошло Первой Мировой войны, Вторая Мировая просто стала бы Первой. Политические технологии начала XX века не знали других способов разрядки международной и социальной напряженности. Лишь колоссальные жертвы Мирового кризиса 1914 — 1945 годов привели к пониманию недопустимости атомного конфликта и созданию новых форматов межгосударственных отношений. Параллельная Реальность, в которой Первая Мировая война разразилась не в начале, а в середине столетия, описана у А. Лазарчука («Мост Ватерлоо»). Смотри также: А. Франс, «Остров пингвинов».

Давайте же рассмотрим несколько альтернативных вариантов развития событий, каждый из которых исключил бы те последствия, которые принесла война в действительности но, зато, без всякого сомнения, повлек бы за собой иные. Какие — трудно даже вообразить.

Англия остается в стороне

Всю последнюю неделю, когда над континентом сгущались грозовые тучи и основные материковые державы уже приступили к мобилизации, вероятность вступления в войну Великобритании оставалась ничтожно малой [224] . Франция всячески пыталась склонить ее к военному союзу против Германии и Австро-Венгрии, но со времен победы над Наполеоном англичане старались держаться в стороне от сугубо материковых дел, а разгорающийся конфликт виделся им поначалу именно таким. Участие во внутриевропейском противоборстве могло лишь уменьшить мировое влияние Британии, подорвав ее военную и экономическую мощь [225] .

224

Великобритания входила в военный союз с Францией и Россией. Несмотря на формулу «никаких обязательств», характерную для британской политики начала столетия, военное планирование Франции опиралось на вполне конкретные договоренности с британскими высшими штабами. Поскольку эти договоренности отвечали интересам Великобритании (как их понимал тогда военный и административный аппарат, парламентарии, пресса), они были обречены на выполнение.

225

Неучастие в этом конфликте оставляло Великобританию в одиночестве против Германии, объединившей Европу. В этом случае Англия потеряла бы свое международное влияние, а вслед за этим — свою экономическую и военную мощь. Чтобы остаться мировым лидером, страна должна была уплатить «цену крови» (Р. Киплинг). Заметим, что через четверть века, в 1938 году, Великобритания попыталась уклониться от участия в намечающейся европейской войне. Н. Чемберлен, как известно, привез из Мюнхена «мир для нашего поколения».

Хотя эрцгерцог Австрии Франц-Фердинанд и его жена были убиты в Сараево 28 июня, либеральный кабинет Герберта Асквита собрался на заседание, посвященное международным делам, только в пятницу 24 июля. Причем основным на повестке дня стоял вопрос об Ирландии, ибо правительству Англии наиболее острой и злободневной виделась проблема гомруля [226] . Когда после утомительного заседания государственные мужи уже собирались разойтись, их попросил задержаться на несколько минут министр иностранных дел сэр Эдвард Грей. Невозмутимый, несколько скрытный, подслеповатый вдовец как всегда усталым голосом проинформировал собравшихся об ультиматуме, предъявленном Австро-Венгрией предполагаемому вдохновителю убийства — правительству Сербии. Ультиматум представлял собой явное посягательство на суверенитет Сербии, а его отклонение означало начало войны. Причем войны, вступления в которую на стороне Австро-Венгрии следовало ожидать связанной с ней союзом Германии, а на стороне Сербии — России и дружественной ей Франции. Министры выслушали Грея и разъехались на выходные.

226

Внутреннее самоуправление Ирландии.