А море останется морем

Поразительный район Джуронг, еще один город в городе с самым большим и современным портом в мире, и одним из самых крупных в мире нефтеперерабатывающих комплексов. Чистота и продуманность плана этого района сначала удивляла, потом становилось понятным, почему именно здесь размещены многие достопримечательности Сингапура. Вилла Ау-Пэр с китайским парком, крупнейшим в мире, парк птиц с огромным разнообразием пернатых, которым созданы условия как в естественной среде обитания и парк рептилий, где собрано более двух тысяч пресмыкающихся со всего мира.

Удивляло еще полное отсутствие в городе полицейских, нищих и бездомных. Полиция работала в штатской одежде, а весь город оснащался современными камерами слежения. Вот и оказался по безопасности проживания Сингапур на одном из первых мест в мире.

Захватывало дух путешествие по подвесной дороге через пролив, из города на остров Сентоза, с его роскошными пляжами, приют в прошлом наркоторговцев «золотого треугольника». На птичьей высоте вереницы вагончиков ползли над морем со станции на горе Фарбер, открывая вид на этот удивительный мир, чем-то похожий на наши дальневосточные острова…

Сингапур стал обыденным местом для сотен рыбаков, океанологов академических институтов, моряков Владивостока и многих, многих деловых людей. Сингапур значительно потерял свою притягательность по сравнению с другими экзотическими местами, куда судьба, точнее работа, забрасывает наших граждан в «после перестроечное» время. Облик самого города за эти тридцать лет так изменился, что я, разглядывая через Интернет город, новую набережную – не узнаю его, он становится одним из самых привлекательных городов мира. Уже тогда производили впечатления темпы строительств в городе, чистота при выполнении работ и виртуозное, цирковое изящество строительных рабочих, перебирающихся по бамбуковым, легким и, как казалось, непрочным строительным лесам. Мы с рейдовой стоянки видели только начало строительства эстакады через залив, а вот уже и новый ряд небоскребов стоит за ней…

А парков в Сингапуре и тогда было много, а становиться все больше, они полны прохладой даже в самый жаркий день, их загадочный вид порождает ощущение восточной сказки, волшебства…

Первые впечатления остаются навсегда, потом острота притупляется. В том рейсе мы заходили в Сингапур еще раз, потом еще много раз почти во всех рейсах. Позже мы все более углублялись в другие районы этого ни на что не похожего города, бродили по новым местам, храмам, паркам: «Орчид роад», «Араб стрит», буддистские храмы, парк «Тигрового бальзама»… Всего не перечесть.

Самое сильное впечатление производила на нас в то время особая чистота этого жаркого, полного экзотических фруктов и запахов, города, где за любые нарушения ожидал штраф от 500 до 5000 сингапурских долларов (тогда 1 доллар США стоил 3 сингапурских). Понятно, что в этом городе можно было встретить на улицах босоногих красоток, сверкающих чистыми пятками. С предостерегающей надписи о запрете курения и огромном штрафе начинался каждый сеанс в кинотеатрах, где в последние десятилетия американская жвачка была объявлена «вне закона».

Городские парки производили впечатление какого-то излишнего, ненатурального порядка и благоустройства, чистоты и выделанности форм цветников и кустарников. И еще – нигде, несмотря на откровенную жару, влажный тропический воздух и горы фруктов, и привлекательные ароматы, не было видно мух, или других насекомых. Чистоту соблюдали все жители города «от мала до велика».

Мы как-то присели отдохнуть в парке, утомленные посещением мемориала жертв 2-ой мировой войны, и нас поразил совершенно расстроенный мальчуган-китайченок, лет четырех-пяти, выпивший сок через трубочку из пакета, а потом растерянно оглядывающийся по сторонам – «куда его деть». Он топтался расстроенный по газону, урны нигде не было, но, наконец, придумал, приковылял к кустику, повесил пустой пакетик на веточку и, счастливо улыбаясь, ушел. Буквально, через минуту служащий парка, проезжая на велосипеде, не слезая с него, подцепил каким-то крючком этот пакет и поехал дальше, посматривая по сторонам.

В один из последних дней мы посетили Сингапурский университет и отметились в нашем консульстве, рассказав о цели и задачах нашей экспедиции в Австралию.

Заход подходил к концу, бункеровка была закончена, сгибаясь под тяжестью ковров, не доверяя портовым службам, последние из «уволенных» на берег возвращались на рейдовых катерах к «Урываеву».

Подошла, наконец, и широкая, раскрашенная в носовой части желтыми драконами с огромными глазами, малайская джонка, просевшая под тяжестью грузов, купленных бывалыми моряками в бесчисленных магазинчиках города: коврами, рулонами тканей и бытовой техникой на продажу. Казалось, это древнее судно вот-вот пойдет ко дну, но все обошлось, товары были доставлены на палубу, многие вздохнули с облегчением. Этот вид покупок в порту с «доставкой на дом» был нам тогда не знаком.

Посещение парков, бассейнов, музеев не мешало нам «отовариваться» на выданную валюту при каждом заходе в Сингапур. Тогда пользовались большим спросом, у модниц в Отечестве, шапочки из страусиного пуха, их «нетоварное количество» (таможенное определение количества товара, разрешенное на ввоз) составляло, кажется, десять упаковок. Кто покупал складные зонтики, жвачку и т. д., и брал на себя еще десять, так что можно было провезти и двадцать и тридцать упаковок. Упаковка стоила в Сингапуре один местный доллар, а на берегу, дома, продавалась за сто рублей. «Овчинка стоила выделки». Чего только советский моряк и научный сотрудник не придумывал, чтобы хотя бы детям привезти пару джинсов. Например, до таможенного досмотра надевал на себя две пары, колени переставали гнуться, третью пару выставлял напоказ – разрешен был провоз только двух пар. Даже выданную, из расчета 3–5 долларов в день, валюту нельзя было потратить, так как хотелось, и купить желаемую одежду. Списки, чего и сколько «имеет право» купить и провезти с собой моряк, вывешивались в конце рейса. Вот и ухищрялись всеми правдами и неправдами обойти таможенные правила, делая закупки в Сингапуре, договариваясь друг с другом, твердо зная, что по приходу будет почему-то всегда ночной настоящий «шмон» таможенников (с вскрытием подволоков и рундуков), которым почти наверняка известно от осведомителей у кого имеется лишнее или недозволенное.

Ужин в кают-компании с закупленными на берегу, неизвестными нам фруктами, и шумными впечатлениями об увиденном и купленном, совпал с прощальными гудками и отходом «Урываева» мимо многочисленных индонезийских островов к Австралии.

Было только одно неудобство в этом прекрасно начатом плавании: как только на нашем корабле погоды узнавали о возникновении поблизости тайфуна, мы сразу разворачивались в центр его возникновения, чтобы изучить его характеристики и условия. Чем ближе к центру, тем сильнее становилась качка, и тысячетонный пятидесятиметровый корабль швыряло как скорлупку. К горлу подкатывала муть, приходилось лежать на койке, упершись в переборки головой и ногами, чтобы не улететь вниз, и пожевывать черный сухарь для предупреждения тошноты. Я подавлял это состояние тем, что занялся ремонтом водолазных часов. Мы взяли с собой несколько неисправных механизмов, чтобы собрать из их запчастей хотя бы пару работающих часов. Разборка и сборка мелких колесиков, шестеренок и пружинок и их сохранение на уходящем из-под носа столе, требовало недюжинного внимание и ловкости. Дурманящее влияние качки уходило на второй план. Но, тем не менее, вскоре мы подошли к экватору.

Экватор пересекается с обязательным ритуалом крещения новичков, отдаванием почестей и приношением выкупа Владыке Морей – Нептуну. Из моряков, которые уже проходили экватор, выбирается Нептун, и формируется его свита. На «Урываеве» после обеда в день пересечения экватора на спардеке появился Нептун в окружении телохранителей с шикарной бородой, искусно приготовленной из распущенных канатов. Позади него шествовала свита, в которой были звездочет, лекарь, парикмахер живописных картонных и матерчатых одеяниях, и полуобнаженные обязательные в такой свите русалки. Всё шествие сопровождала орава прыгающих, вертящихся и галдящих полуголых рогатых чертей, в юбочках из пакли, прикрывающих срам, вымазанных сажей и отработанным машинным маслом и хвостом, где ему положено быть… Нептун зачитал приказ, разрешающий нашему славному кораблю войти в его владения и изучать их во славу нашей Родины. С капитана взяли выкуп за беспокойство Владыки и его свиты. И тут началось!

Я пал ниц перед Нептуном, умоляя его начать крещение с меня, чтобы потом я мог снимать весь процесс на пленку. Крещением занимаются «черти» – моряки уже пересекшие однажды экватор, измазанные мазутом, с прикрепленными рогами на голове и хвостом, где ему положено быть. Их цель – как можно сильнее вымазать новенького моряка, прогнать его через чистилище – специально сшитую брезентовую трубу с мазутом внутри, затем кинуть в бассейн. После этого поставить на задницу печать и дать выпить кружку вина. Нептун молча и грозно указал фанерным трезубцем на меня и на чертей. Слегка нарушив ритуал, мне сначала поставили, куда надо печать и собрались мазать мазутом, я вырвался из рук чертей, забрался на перекладину мачты и сиганул в море. Черти накинулись на других новичков. Веселье и галдеж закончились купанием всего экипажа в океане под наблюдением вахтенных матросов, которые должны были объявить тревогу в случае появления акул. Вечером всем выдали верительные грамоты в честь прохождения экватора. Другой раз при переходе экватора я был в свите Нептуна в качестве араба-телохранителя.