… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
( … теперь у Леночки двое своих детей – красивые дочери.
Вы с ней незнакомые друг другу женщины и никто ничего не помнит. Тем более она.
Человек устроен забывать о плохом.
Моя мать впоследствии стала свидетельницей Иеговы и собрала множество глянцево-радужных журналов для спасённых, или тех, кому хочется спастись.
И только я во всём виноват, но честное слово, в том лагере отдыха я не выдержал бы Леночку на своём животе – ей было уже девять лет …)
Когда
Я работал лопатой на дне траншеи, когда увидел Бельтюкова на том мостике, разодетого в пижонисто-колониальном стиле. Я не хотел привлечь его внимание, но он меня узнал, несмотря на спецовку и каску – поздоровался и представил своей маме, даме в агрессивном декольте.
Потом они пошли дальше – он нервничал, а она его плотно опекала и я понял истоки его негодования на матриархат, когда он под инсулином.
Ещё я подумал, что это не последняя была у него отбывка в психбольнице, ведь он же ходит там поверху, беззащитный.
То ли дело – я, в траншее, в каске; заморятся гады меня достать.
А в Ромнах я был добровольцем и полученных там вразумлений мне выше горла хватит.
При сдаче очередного рассказа Жомнир подогрел меня толстой книгой в твёрдой обложке.
Монография про шизофрению.
Он её купил, когда его дочь страдала тем же; ещё до замужества.
Монография значит сборник статей различных авторов, но объединённых одной общей темой.
Я проштудировал предложенный от всего сердца фолиант. В конце концов, это не варёная колбаса с добавками.
( … авторы рассматривают заглавный предмет с очень и очень разнообразных позиций, соответственно специализации каждого.
Кто-то сравнивает биохимический состав крови отъявленных шизофреников в момент обострения их духовной деятельности с периодами относительного затишья. Увы, уровень аминокислот в лейкоцитах остаётся без изменений.
Другой исследователь скрупулёзно меряет всё, что подвернётся с не менее неутешительным результатом.
Третий просто садится рядом с койкой и записывает дуру гонимую прификсированным фантазёром.
Как тот шёл на троллейбус, никого не трогал, и вдруг оказался голым за исключением тряпки на бёдрах, а вокруг куча таких же тощих, палимых солнцем и почти голых, как и он, и вдруг из-за песчаного бугра выскочил отряд всадников и начал убивать их, безоружных.
Но в целом полезная монография, потому что авторы, несмотря на поголовную их зарубежность, обладают смелостью настоящих учёных, чтобы развести руками и честно сказать:
– Ну, хуй её знает, что она такое, шизофрения эта.
А подойди-ка с ласкою,
Да загляни-ка в глазки ей,
Откроешь клад какого не видал…
На
данном этапе и при используемой ныне методологии, у науки имеется всего лишь только термин – «шизофрения», всё остальное покрыто туманом неопределённости.Главный козырный туз, он же лакмусова бумажка, это – голоса. Их встретишь в любом учебнике по психиатрии.
Если тебе слышатся голоса, а вокруг ни души, значит ты – шизофреник.
Но если эти голоса говорят тебе:
– Спаси Францию!
Значит ты – святая, Жанна Д’Арк.
В той монографии явно не хватало специалиста-теолога.
Достаточно вспомнить святую Инес, чьё тело секундально покрылось длинным мехом, который и не позволил насильникам сломать её целомудренность.
Не жизнь, а малина специалисту от науки, в которой и светилам её не ясно что она такое.
Поставить диагноз – проще, чем два пальца об асфальт.
Берём так и не определённый термин и прибавляем к нему прилагательные: шизофрения – какая? круглая… двуствольная… шубовидная… Годится! Как у святой Инес.
Тамара на 4-м километре ещё не знала про все мои подвиги.
За сожжение плантации конопли вполне могла бы мне впаять «шизофрению аутодафного вида с комплексом Торквемады», в честь того абсолютно нормального инквизитора, что пачками отправлял еретиков на костёр.
Сам термин, «шизофрения», как и большинство его научных собратьев, взят из греческого и при исследовании корней обозначает «надтреснутый ум».
«Надтреснутый ум в виде шубы».
Ну, и кто из нас шизик?!
Они думают, что если обрядились в белые халаты и козыряют терминологией, в которой сами ни хрена не смыслят, то я им поверю больше, чем ичнянскому колдуну в рубахе цвета хаки с его теревенями про «кватеру»?
Эскулапики вы мои дорогие! Да я ж из Конотопа. Мой одноклассник Володя Шерудило говорил:
– Я не могу игнорировать данных квази-псевдоиллюзий, во избежание ультра диффузии моей транскоммуникабельности.
После 8-го класса он ушёл в «бурсу», она же ГПТУ-4, не то сейчас возглавлял бы Академию Наук и сидели б вы у него в приёмной в трепетном ожидании – примет он, или нет, вас, ханориков созовских?
Короче, пока никто не знает откуда берётся шизофрения, куда девается и сколько берёт за визит, то идите вы… да не просто идите, а идите вы…
Вот именно …)
С наступлением осени я уже знал, что это последняя наша осень вместе. Мне никто этого не говорил, но я чувствовал; постоянно.
Когда я приезжал из Конотопа, мы втроём шли в детсад в узких улочках частного сектора неподалёку. По субботам он не работал и вся игровая площадка доставалась безраздельно тебе, со всеми этими его теремками, горками.
Качель на железных прутьях пронзительно вскрикивала – кратко, душераздирающе.
Ира стояла в отдалении.
Потом ты начинала бегать по жёлтым листьям на площадке от меня к ней и обратно; но даже это нас не сближало.
Мы возвращались теми же улочками без тротуаров.