?A?THRA (Крымский детектив). Часть I

Раньше подобные службы случались редко. На Пасху или Рождество иногда наезжал «крестный ход» с позолоченным попом, который раздавал благословения и кропил через зарешеченные форточки, но в остальное время все просьбы заключённых о богослужении встречали отказ.

Раньше, да. Теперь был храм, который Иннокентий сам помогал строить, который сам чистил, мыл, украшал перед службами. Иннокентий знал, что в пять вечера солнце озаряло Архангела Михаила, и его лик будто светился сам по себе. В семь утра, вместе с рассветом сюда просачивались «красные» и обыскивали алтарь, престол, требник – каждый угол, будто там было, что прятать. Даже сейчас в дверях нетерпеливо подглядывал на часы начотряда, которому требовалось следить за богослужением. За начотряда солнце заливало светом траву, зелёный забор с колючей проволокой и зелёную вышку с автоматчиком. Чуть дальше блестела голубая лента реки, а за ней уступами к свободе и лесу поднималась бетонка.

– Галактионов! – крикнул начотряда, заметив взгляд Иннокентия. – На выход собираемся? Или ещё годик посидишь?

Иннокентий с силой провёл ладонью по своей лысине и посмотрел на старца. Без солнечного нимба монах превратился в старичка из советских сказок, забавного и какого-то родного.

– Не нравится мне это, – прошептал Иннокентий. Старец почесал крючковатый нос и поинтересовался:

– Мне припомнить фразеологизм – из тех, что всуе не упоминаются?

– Да уже наслушался твоих фразеологизмов. Ну скажи: кто меня там ждёт? Кто?

– Они не ждут, а ты им – радуйся. Каждому взгляду их и слову. Радуйся и помни, что их обидой тебя Господь испытывает.

– Галактионов, хватит сопли разводить! – крикнул начотряда.

Иннокентию захотелось стукнуть его пару раз об алтарь, и он перекрестился со словами «Господи, дай мне смирения». Несмотря на эти потуги, в душе не прибавилось ни смирения, ни уверенности, что условно-досрочное принесёт хоть каплю радости.

– А если никогда они не простят? – обратился он снова к старцу. – А я, как дурак?..

– Галактионов, на выход! – заорал уже где-то над ухом начотряда.

Иннокентий прикрыл глаза, и в блаженной темноте под веками услышал напевный голос старца:

– Значит, это испытание твое. Жить с ними рядом, любить их, но самому не быть ими любимым.

Иннокентий поднял взгляд на старца. Тот печально улыбнулся, словно знал, какие именно испытания уготовлены Иннокентию, и кивнул головой – мол, все, пора.

Уже не прощаясь, не обращая внимания на начотряда, Иннокентий пошел прочь – из храма, из КПП, из колонии. На свободу. В первый раз за пятнадцать лет.

#4. СТАНИСЛАВ

Коридор больницы пах лекарствами и хлоркой. До середины стен его выкрасили небесно-голубым, от середины – оставили белым. Под ногами скрипела растрескавшаяся голубая плитка, но в окнах блестели новые стеклопакеты и бугрилась строительная пена.

Станислав на ощупь искал рукав халата, высматривал номер палаты и вполуха слушал Галактионову:

– … живет с матерью в Херсонесе, а Саша – с отцом, в Виноградном. Мать сказала, что Женя ни слова не говорила о поездке к сестре. Отец подтвердил. Сестры, по словам родителей, вообще не особо общались.

– То есть Женя приехала к сестре, подхватила ее… 202-ая. – Станислав показал на голубую дверь впереди.

– И они с вещами куда-то побежали по шоссе.

Станислав посмотрел на Галактионову. Она пожала плечами, стянула волосы в хвост и направилась внутрь.

Палата была на двоих: такая же бело-голубая, как и коридор, с рассохшимися тумбочками и сетчатыми койками, от взгляда на которые у Станислава заныла поясница.

Женщина справа ругалась с медсестрой, лёжа, сонно, повторяя снова и снова: «Капельница… капельница… капельница…». Капельница и в самом деле стояла рядом с пациенткой, но, видно, как-то не так.

Вторая жительница палаты – светловолосая девушка в белой футболке, шортах и с ссадинами на лице – замерла у окна и настороженно разглядывала улицу.

Александра?

Ночью Станислав толком не рассмотрел ее, но теперь она показалась ему миловидной. Волосы распущены волной, нос-клювиком, ушки мартышкой. А ещё было в ее движениях что-то осторожное, даже опасливое, будто у зверька, за которым следил хищник.

Когда дверь скрипнула, девушка резко обернулась – к удивлению Станислава, напряжённая, если не злая. Мгновение – и она уже улыбалась. Перемена случилась так быстро, что Станислав насторожился.

– Мм, какой красавчик, – выдала она. Станислав переглянулся с Галактионовой, но та лишь округлила карие глаза и ничего не сказала.

– От окна отойдите, – отчеканил Станислав. – Александра Ивановна!

Девушка встала на подоконник, едва не свалив бутылку воды, расправила руки в стороны.

«Акробат хренов», подумал Станислав, а она перепрыгнула на кровать, поклонилась, упала навзничь. Медсестра и женщина с капельницей замолчали.

– А ты в этой паре, – Александра улыбнулась Галактионовой, – наверное, чудовище?

По палате густой ватой ползла тишина. Галактионова нахмурилась, Александра развела руками.

– Да шутка! Ну смешно же… «Красавец и чудовище».

Тишина наливалась свинцом.

– Не красавица, а красавец, – попыталась объяснить шутку Александра. – И… и чудовище.

– Да уж покрасивее некоторых, – вставил Станислав неожиданно для самого себя. Он имел в виду Галактионову, но та, видимо, не поняла или не поверила и посмотрела на него с подозрением.

– Александра Ивановна, вы понимаете, кто мы? – снова взялся за дело Станислав.

– Можно просто «Алекс».

– Александра Ивановна, какой сегодня день?

Она задумалась, села по-турецки и стала заплетать волосы в косички. Медсестра ушла, женщина с капельницей прикрылась рукой от света.

– Понедельник? Нет, вторник. – Александра повернулась к Галактионовой. – У тебя нет зеркальца? Мой телефон забрали ваши питекантропы.

Галактионова полезла карман пальто, пошебуршала там и достала чёрное зеркальце-расческу.

– Год? – спросил Станислав.

Александра взяла зеркальце, открыла. Посмотрелась. Надула губы бантиком.

– Ну, прекратите, сударь. Я в своем уме.

– Год!

– Сумма цифр года – 21, – Александра поправила выпавший локон. – Корень квадратный… 44 с чем-то. Как ты думаешь, я симпатичная?

– Александра Ивановна…

– Алекс.

Станислав почувствовал, что теряет терпение и постарался говорить максимально четко и твёрдо:

– Александра Ивановна. Два ведомства разбираются с вашей вчерашней свистопляской. Вы это будете как-то объяснять?

Александра опустила зеркальце.