А вот еще...
Шрифт:
Взгляд Зафода затуманился.
— Простофиля? Ну ты даешь!
Нельзя сказать, чтобы Артура не беспокоили откровенная неприязнь бывшей левой головы к правой, или признаки раздвоения личности, или как там это правильно называется у врачей, однако он счел за благо оставить свои сомнения при себе — ради спокойствия Рэндом. В конце концов, они спасены. Рэндом ничего не угрожает, а все остальное не так уж и важно. По опыту Артур знал, что утрата родной планеты сокрушит его дух в самом ближайшем будущем — возможно, уже ко времени, когда пора будет пить чай, а чаю здесь не окажется, ну, или когда голографический
— О'кей, все, — произнес он голосом, ярким и гулким как электролампочка. — Аварийная ситуация на текущий момент отменяется. Почему бы нам не пристегнуться к невероятностному прыжку? — Он усмехнулся. — Мы ведь все знаем, какими причудливыми они бывают.
Рэндом коснулась рукой места на груди, где сидел Фертль.
— Причудливыми, Артур? Причудливыми? Ты никого не обманешь. Такой натянутой усмешки я в жизни не видела. Тебе никогда не бывать даже вполовину таким мужчиной, каким был мой муж.
Ну вот, опять я во всем виноват, подумал Артур. Может, если бы я чаще изображал оптимизм, кто-нибудь да поверил бы рано или поздно.
— Может ли кто-нибудь мне ответить, этот компьютер умеет заваривать чай?
На макушке у Левого Мозга загорелся тревожный красный огонек.
— Замолчи, землянин. Слово «чай» запрещено. Стоило тебе произнести слово «чай», и это поставило под угрозу работу всей системы.
Артур натянуто усмехнулся и, шаркая ногами, поплелся на обзорную галерею.
— Пойду посмотрю на эти их лучи смерти. Кому-нибудь что-нибудь принести?
Никто не обратил ни эти слова никакого внимания.
Необходимое пояснение. Слова «Кому-нибудь что-нибудь принести?» являются стандартным-поводом-быстро-выйти-из-помещения и могут использоваться в любых неловких ситуациях — от легкого раздражения и до надвигающейся катастрофы. В той или иной форме аналоги этой фразы имеются у большинства цивилизаций и воспринимаются как чисто риторические, не требующие ответа. Бетельгейзианцы, например, спрашивают: «Никто не слышал шлепка? Как если бы теннисный мяч плюхнулся в тарелку заварного крема? Так никто? Пойду проверю…» На Ятраварте же говорят: «Кто-нибудь слышал звонок в дверь? Готов поспорить, это Пупл. Как всегда, опаздывает. Пойду открою, пока он там соплями не истек».
К облегчению Артура, никто не стал нарушать общегалактического протокола, попросив у него что-либо, так что ему без проблем удалось улизнуть на обзорную галерею и притвориться, будто он вернулся на свой пляж.
Форд постучал пальцем по пульту и с наслаждением послушал «дзынь».
— Давненько я не слышал этого звона, Заф. Ну, ты понимаешь. Звуки, штуки… Ты их забываешь нафиг, а потом видишь или слышишь, и только тогда понимаешь, как много они для тебя значили. Странно, блин — и куда деваются эти воспоминания, когда ты о них не думаешь?
Зафод не долго мучился над ответом.
— Я всегда считал, что мои воспоминания находятся по ту сторону коридора, в голове номер два. А когда они мне нужны, голова номер два всегда мне их перебросит.
— Ух ты. Вот это типа да! Примерно
то, что я хотел сказать. Кстати, ребята, друг другу типа в глаза смотрите при этом?— Абсолютно нет, — возмутился Левый Мозг, подпрыгивая с такой энергией, что его не могло удерживать гироскопическое поле. — Он несет полный вздор. У нас одинаковая кора мозга.
Форд заплясал вокруг шара, приблизив к нему растопыренные пятерни на манер заклинателя.
— Конечно, но мозг-то у тебя. Разве не ты, умник, подцеплен к невероятностному движку?
Левый Мозг не удержался от самодовольной ухмылки.
— Это так. Двигателем управляю я. Он теперь — часть меня. Я любой его чих чувствую.
Взгляд у Форда слегка остекленел, хотя окончательно осмысленности не терял.
— Тогда объясни мне, дружок, почему я тебя и ожидал?
Левый Мозг так и застыл.
— Чего?
— Ага! Так и есть, умник бесштанный! Я знал, что вы, ребята, появитесь.
— Но это вздор! Как ты мог знать? Шанс того, что единственная во Вселенной личность, способная вас спасти, появится именно тогда, когда вам это нужно, равен одному к ста пятидесяти миллиардам. Впрочем, для невероятностного привода это расклад приемлемый.
Форд только ухмыльнулся.
— Зависит от того, как считать, приятель.
— Существует только одна методика подсчета, — упрямо настаивал Левый Мозг.
— Ох, да нет же, — заявил Форд тоном человека, слишком долго прожившего в дешевых гостиницах без денег на телевизор, по причине чего вынужден читать собственный путеводитель. — Считать можно много как. Вон, у Вл'ургов вся математика построена на потрохах.
Необходимое примечание. Это не совсем так. В подсчетах участвует также высушенный пенис велопсов.
— Лично я, — продолжал Форд тоном, столь покровительственным, что одноклеточные формы жизни, должно быть, при звуках его ускорили эволюцию, дабы побыстрее отрастить руки с пальцами, способные взять по камню и забить его к чертям собачьим. — Лично я строю все расчеты на эмоциях.
— Эмоциях? — поперхнулся Левый Мозг, едва не выпрыгнув из своего шара. — Эмоциях!!! Как ты только позволяешь себе оставаться таким тупым — с одной-то головой?
— А мне нравится быть тупым. Все видится яснее. Быть тупым — это как щуриться на солнце.
Заявления Форда встряхивали шар с Левым Мозгом, как шлепок мокрым полотенцем.
— Солнце? Что ты такое мелешь? Тупость — это тьма и невежество!
— Значит, вы все-таки собирались лететь сюда? В точку с заранее намеченными координатами?
— Нет, — признался Левый Мозг. — Намеченная точка была уже уничтожена, так что невероятностный привод перемешал нас в безопасное место.
— И из всех точек Вселенной переместил именно сюда.
— Чистая случайность. Побочный эффект невероятностной тяги.
— Какая уж там случайность. Зафод пришел на помощь любимому кузену. Разве такое невероятно? Такое уже случилось раз — у этой самой планеты. Еще раз — и выйдет закономерность. А в последний раз, когда я проверял значение этого понятия, закономерности не считались особенно уж невероятной вещью.