А зори здесь тихие… (сборник)

В пять на «Виллисе» приехал полковник Сергей Иванович Ларцев – замполит командира корпуса. Он был грузен, добродушен и, с солдатской точки зрения, весьма стар, и поэтому командир корпуса во всех случаях обращался к нему только по имени и отчеству, позволяя себе откровенно нарушать устав. Увидев замполита, он тут же спустился к подножию башни.

– Немцы отклонили ультиматум, – негромко сказал полковник. – В одном месте обстреляли парламентеров.

– Ну и черт с ними, – резко отозвался генерал. – Упрашивать остаться в живых не собираюсь. Передайте Колымасову: в пять сорок атака. И пока не возьмет мост, пусть на глаза не показывается.

– Людей жалко, – вздохнул Сергей Иванович.

– Может, пропустим фрицев к американцам?

Полковник промолчал. Генерал покосился на него, сказал мягко:

– Мне, Сергей Иванович, тоже людей жалко. И не только этих, – он кивнул на разведчиков, сидевших на корточках у стены, – но и тех, кого та сволочь лет через двадцать в бой пошлет. Вот так. Готовьте атаку. И, – он твердо посмотрел в добрые, в стариковских морщинках глаза, – помните: для нас она еще не кончилась…

– Товарищ генерал!.. Товарищ генерал!

Ликующий женский крик заглушил грохот выстрелов, вой мин, далекий рев танков, он заглушил саму войну.

– Товарищ генерал!

Снизу, от узла связи, изо всех сил бежала девушка в гимнастерке, перетянутой ремнем, в узкой защитной юбке, в тяжелых кирзовых сапогах, смешно и трогательно хлюпающих на стройных ногах. Берета на ней не было, и черные волосы метались вокруг головы. Она, задыхаясь, лезла по крутому откосу, счастливая, восторженная, светлая. Торопясь обрадовать людей, она забыла обо всем на свете и, всегда обычно осторожная и скромная, сейчас совсем по-детски поддернула узкую юбку, бесстыдно сверкая голубой каймой стандартных армейских штанишек.

– Товарищ генерал!..

Он понял, что означает этот звонкий, ликующий крик. Понял и бросился к ней, оглушительно заорав:

– Молчать!..

От грозного окрика девушка споткнулась, упала, не отрывая глаз от подбегавшего генерала.

– Товарищ…

– Молчать!.. – второй раз рявкнул он и, запыхавшись от бега, остановился над нею.

Сзади него тут же выросла фигура разведчика. Девушка снизу вверх посмотрела на них, все еще продолжая улыбаться.

– Мир!..

– Нет, – твердо сказал он и опустился рядом с нею на колено. – Нет мира, ефрейтор. Бой идет. После боя мир будет. Поняла?

– Поняла, – она послушно покивала, улыбаясь. Слезы текли по щекам, и она совсем не по-ефрейторски шмыгала носом. – Мир, товарищ генерал. Война кончилась.

Генерал глядел на ее счастливое, зареванное лицо, и острая боль на мгновение сжала сердце. Он опустил голову, наткнулся глазами на круглое, перепачканное землей колено и сразу же поднялся.

– Встать, – негромко скомандовал он, и девушка, поспешно одернув юбку, тотчас же вскочила и опустила руки по швам. – Вытрите слезы.

Она машинально пошарила по поясу, по обшлагам гимнастерки и, виновато улыбнувшись, стала вытирать лицо ладонями. Генерал достал платок, стесняясь, сунул ей в руку.

– Идите к себе и не выходите. И всем скажите, чтобы носа не смели показывать. И никому ни слова. Идите.

– Есть, – шепотом сказала она и пошла вниз, зажав в руке скомканный генеральский платок.

Многие видели эту встречу, слышали крик, но никто не знал, о чем говорил генерал с радисткой. Знал только рослый разведчик Мелешко, которому капитан приказал охранять генерала, но он молчал, понимая, что в бою не следует делиться такой новостью.

– Хороши ножки, – заметил рыжеватый разведчик и вздохнул: – На такие бы ножки да классные туфельки.

– Нашему Феде Гонтарю абы ножки, – усмехнулся другой разведчик. – А вот чего она бежала…

– Нет, точно: классная девка, – опять начал Федор. – Главное – дичок. Полгода воюет, а никто в корпусе и похвастать не может, что в руках подержал.

– Один, кажется, пробовал, – скупо улыбнулся капитан. – Пробовал, а потом неделю рожу у санинструктора чинил.

Разведчики засмеялись.

– Я еще не пробовал, – сказал Федор. – Это так, разведка боем.

Грохот заглушил его слова: немцы начали энергичный и бессистемный обстрел. Солдаты попрятались в наспех отрытые щели. Прятались они с шутками, уже не испытывая ни страха, ни даже привычного нервного напряжения.

– Пугает фриц напоследок.

– Боекомплект расходует, чтоб драпать легче было!

– Ну, паразит, я тебе эту мину попомню!..

– Сейчас полезут, – сказал генерал и, не обращая внимания на мины, пошел к водонапорной башне.

Мелешко шагал след в след, почти наступая на пятки. Генерал рассердился:

– Что ходишь как тень? Влепит в спину на прощание…

– У вас свой приказ, а у меня – свой, – ворчливо отозвался разведчик.

По шаткой лестнице они поднялись наверх. Башня гудела от разрывов. Генерал приник к стереотрубе, произнес, не оглядываясь:

– Петя, на прямой – в третью бригаду. Скажи, чтоб перестроились уступом справа. И чтоб Голубничий не зарывался!

– Есть, – сказал молодой и очень молчаливый адъютант.

Он загрохотал сапогами по лестнице. Навстречу, пыхтя, поднимался полковник Ларцев:

– Куда, орел?

– В третью.

– Передай, что персональное дело Вовченко слушать сегодня не будем в связи с… – Он спохватился, посмотрев на адъютанта. – В общем, переносится.

– Понятно! – сбегая вниз, крикнул Петя. – В связи с тем самым!..

Полковник взобрался наверх. Налет кончился, и сразу стал слышен далекий гул танковых моторов.

– Пошли, – сказал генерал. – К перевалу рвутся, черти. Передай Филину, чтоб обороняться и не думал. Пусть наступает левым крылом по лощине.

– Есть, – ответил лейтенант-связист, лично обслуживающий генеральскую рацию. – Герань, я – Ландыш, я – Ландыш…

– Надоел мне этот цветочный флирт, – вздохнул полковник. – В жизни стольких цветов не видел, скольких за войну наслышался. И откуда у связистов такая склонность?

– Ботаники все, – проворчал генерал, не отрываясь от окуляров трубы. – Нахально лезут немцы, очень нахально. Скажите Колымасову, чтоб начинал атаку на мост.

– А не рано? – осторожно спросил полковник.

– Чего тянуть? И так последними остались.

Лейтенант вновь припал к своей рации, вызывая далекого Колымасова:

– Лютик, Лютик, я – Ландыш…

Слева – совсем рядом – ударили выстрелы. Капитан бросился к пролому, выглянул: стреляли в лесу, метрах в трехстах от башни.