А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников

Когда он отправлялся в последний раз в Персию, я сказал ему накануне: "Ты пойдешь высоко; я навсегда останусь тем, что теперь, т. е. ничем, в полном смысле Пироновой эпитафии. Мои противники мучат тебя..." Он быстро взглянул на меня, схватил за руку и сказал: "Ничто в мире не разлучит нас. Помнишь ли Геннис... которого ты призрел в Варшаве? Он писал ко мне о тебе... Я давно искал тебя... Наша дружба не провалится: она имеет основание". Это собственные слова незабвенного. Ах, как малы перед ним его соперники! Он весь жил для добра и добром.

Итак, офицер, о котором говорил с восторгом мой больной жилец, к которому он писал, был Грибоедов!.. (Воспоминания, с. 46–47). Это намеренно идиллическое описание имело явственное полемическое задание: противопоставить имя Грибоедова "врагам" Булгарина, к числу которых к 1837 г. принадлежали все передовые деятели русской литературы. Значительно сдержаннее пишет об этом Н. И. Греч, подчеркивая меркантильную сторону отношений Булгарина с друзьями: "В моем доме он узнал Бестужевых, Рылеева, Грибоедова, Батенькова, Тургеневых и пр. – цвет умной молодежи! Несколько раз должен я напоминать, что Булгарин был в то время отнюдь не тем, чем он сделался впоследствии: был малый умный, любезный, веселый, гостеприимный, способный к дружбе и искавший дружбы людей порядочных... Таким образом постиг он всю благость, все величие души Грибоедова, подружился с ним, был ему искренне верен до конца жизни, но не знаю, осталась ли бы эта дружба в своей силе, если бы Грибоедов вздумал издавать журнал и тем стал угрожать "Пчеле", то есть увеличению числа ее подписчиков" (Н. И. Греч. Записки о моей жизни. М.–Л., 1930, с. 687, 690–691).

Уже в начале октября 1824 г. их отношения находятся на грани разрыва (см. письмо Грибоедова Булгарину от сентября 1824 г.), причиной которого послужил булгаринский фельетон "Литературные призраки", напечатанный в журнале "Литературные листки" (1824, Ќ 16, с. 93–108). Хотя автор и предупреждал в примечании, что в статье "нет никаких личностей", читатели безошибочно узнали в "истинном литераторе" Талантине, недавно прибывшем в столицу из отдаленных стран, где он находился на службе, – А. С. Грибоедова. Сам Грибоедов был возмущен фельетоном, о чем и писал Булгарину: "...сближаясь с Вами более и более, трудно самому увериться, что Ваши похвалы были мне не по сердцу, боюсь поймать себя на какой–нибудь низости, не выкланиваю ли я еще горсточку ладана!!" (ПССГ, т. III, с. 161). Фельетон написан в виде сценки, изображающей спор Талантина с литераторами "новой школы", Лентяевым, Неучинским, Фиялкиным, Борькиным, в которых распознаются карикатуры на Дельвига, Баратынского, Б. Федорова. Грибоедов действительно встречался с ними во время своего отпуска 1824–1825 гг., как об этом свидетельствует, в частности, И. И. Козлов, в дневнике которого записано 3 мая 1825 г.: "Вечером Лев Пушкин, Дельвиг, Грибоедов, человек умнейший, каких мало" ("Старина и новизна", 1906, кн. XI, с. 47).

Откликом на фельетон "Литературные призраки" явилась эпиграмма в журнале А. Ф. Воейкова "Новости литературы" (1825, сентябрь; под инициалами Н. Н.):

"Что за поэты вы? — Талантин говорит.

— Вот дайте мне еще лет двадцать поучиться

И сотней языков чужих обогатиться,

Тогда вас, верно, всех мой гений заглушит,

Стогласный, стоязычный;

Тогда в странах различных

Во всех концах земли уведают о нем!

Авось, мы до беды такой не доживем.

Откликнулся на фельетон эпиграммой и Вяземский:

Булгарин, убедись, что брань его не жалит,

Переменил теперь и тактику, и речь:

Чтоб Грибоедова упечь,

Он Грибоедова в своем журнале хвалит.

Врагов своих не мог он фонарем прижечь,

То хоть надеется, что, подслужась, обсалит.

("Русская эпиграмма второй половины XVII – начала XX века", Л., 1975, с. 282).

Впрочем, Болгарии сумел примириться с автором "Горя от ума", опубликовав отрывки из комедии (7–10 явления первого действия и третье действие, с цензурными исправлениями и купюрами) в своем альманахе "Русская Талия" (вышел из печати 15 декабря 1824 г.). Отношения их были закреплены участием Булгарина в грибоедовских делах во время заключения драматурга в здании Главного штаба (1826 г.) в ходе процесса над декабристами. Сохранилось десять записок Грибоедова к Булгарину, переданных из-под ареста. Однако участие Булгарина в деле Грибоедова продолжалось лишь на первом этапе расследования, когда Следственный комитет после первых допросов драматурга представил на высочайшее утверждение заключение о его невиновности. Заключение это императором не было утверждено, и Булгарин в апреле 1826 г. обрывает переписку с Грибоедовым. Но уже в июне 1826 г. Грибоедов живет на даче у Булгарина, о чем свидетельствует в своих воспоминаниях В. Н. Григорьев: "В 1826 году летом я случайно познакомился в Петербурге с Грибоедовым, автором известной комедии "Горе от ума". Я встретил его на даче у Булгарина, к которому иногда хаживал по литературным делам вследствие его же приглашения. Грибоедов... выпущен был на волю и от нечего делать поселился тогда на даче у Булгарина, который нанимал тогда каждое лето, вместо дачи, деревянный дом с садом на Выборгской стороне, на самом берегу Малой Невки, почти супротив Аптекарского сада" (журн. "Современник", 1925, кн. I, с. 134–135). К 1826 г. относится второе произведение Булгарина, прототипом героя которого послужил Грибоедов. В напечатанном в "Северной пчеле" (20 марта) "восточном апологе" "Человек и мысль" речь шла о турецком мудреце Абдале, по наветам недоброжелателей заключенном в тюрьму, но в скором времени освобожденном. В той же газете в редакторских статьях и фельетонах постоянно цитировались строки из "Горя от ума" (в том числе я те, которые еще не были пропущены в печать) – порой в целях торговой рекламы – например, "Фамусов в комедии "Горе от ума" говорит:

Куда как чуден создан свет!

Пофилософствуй — ум вскружится:

То бережешься, то обед:

Ешь три часа, и в три дни не сварится!

Но где горе, тут и утешение. Роскошные жители берегов Сены, афиняне новых времен, которые сделали столько открытий по части гастрономии, изобрели разные средства к облегчению горя Фамусова..." (далее следовала реклама "алкалических пищеварительных лепешек" – газ. "Северная пчела", 1827, 26 февраля).

В 1828 г. во время приезда Грибоедова в Петербург вестником Туркманчайского мира Булгарин принимает на себя обязанности ментора Грибоедова по хозяйственным делам. Позднее в письме к А. X. Бенкендорфу Булгарин писал: "Когда Грибоедов приехал в Петербург с Туркманчайским трактатом и получил от щедрот императора 4000 червонных, то тотчас отдал мне деньги на сохранение. Князь <В. Ф.> Одоевский (служащий в иностранной цензуре), пришед в квартиру Грибоедова, удивился, застав меня считающего деньги хозяина квартиры. Я посоветовал другу моему составить капиталец, и он отдал мне 36 000 рублей для сохранения. Между тем, прежде нежели разменяли червонцы и положили деньги в ломбард, Грибоедов имел нужду одеться, жить и уплатить кое–какие должки, взял у меня 5000 рублей, с тем чтоб возвратить при получении жалованья до отъезда в Москву или после" (Н. К. Пиксанов. Столкновение Булгарина с матерью Грибоедова. — PC, 1905, Ќ 12, с. 710–718). Перед отъездом из Петербурга Грибоедов передал Булгарину список "Горя от ума", надписав на титуле: "Горе мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов" (этот, так называемый Булгаринский, список хранится ныне в ГПБ), — по–видимому, надеясь на предприимчивость журналиста, некогда уже проведшего через цензуру отрывки из комедии и обещавшего напечатать ее целиком. Впоследствии эта надпись трактовалась Булгариным как свидетельство о передаче материальных прав на грибоедовскую комедию, что вызвало его тяжбу с матерью драматурга, его сестрой и женой. По этому поводу он объяснялся с властями: см. его письмо М. А. Дондукову–Корсакову от 1 марта 1832 г. ("Библиографические записки", 1859, М., т. II, Ќ 20, стлб. 621 – 622).

22 Жандр рекомендовал Смирнову статью "Реляция происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии" (см. с. 303-329 наст. изд.).

23 Имеется в виду К. К. Родофиникин. Каподистрии в это время не было в России.

К. К. Родофиникин, директор Азиатского департамента министерства иностранных дел – непосредственный начальник Грибоедова, считал, в соответствии с официальной точкой зрения, будто среднеазиатские проблемы решаются в Европе (Шостакович, с. 170–171).

Он настойчиво требовал полного получения от Персии контрибуции, не считаясь (вопреки указаниям Грибоедова) с реальными возможностями разоренной войной страны. Это послужило одной из причин разгрома русского посольства в 1829 г.

24 А. В. Всеволожский – близкий друг Грибоедова. В 1823 г. они вместе проектировали создание коммерческого общества по торговле с Персией (ПССГ, т. III, с. 150–151; Н. Кальма. Коммерческие замыслы Грибоедова. ЛН, т. 19–21, с. 143–176). Всеволожский также оказывал помощь арестованному Грибоедову в 1826 г. (Сочинения, с. 588).

25 Автором эпиграмм является С. А. Соболевский (см.: "Русская эпиграмма XVIII–XIX вв.". Л., 1958, с. 183).

26 В письме к Бегичеву 4 января 1825 г. Грибоедов писал: "...соперником у меня – Милорадович, глуп, хвастлив, идол Шаховского, который ему подличает" (ПССГ, т. III, с. 165).

27 Портрет Телешовой, воспроизведенный в "Русской Талии", исполнен Е. Гейтманом в 1824 г.: она изображена в роли Луизы в балете "Дезертер".

28 Смирнов пользовался книгами из библиотеки Крашенинникова, перешедшей к нему от А. Ф. Смирдина в 1847 г. (Ник. Смирнов–Сокольский. Книжная лавка А. Ф. Смирдина. М., 1957, с. 52–54).

29 Рецензия Загоскина написана на комедию "Молодые супруги" ("Северный наблюдатель", 1817, № 15, с. 54–56. Далее следуют стихи Ф. Кокошкина из его перевода "Мизантропа") и послужила поводом для написания Грибоедовым стихотворения "Лубочный театр".

30 О Союзе Благоденствия Смирнов пишет по слухам, отождествляя его с Северным и Южным тайными обществами.

31 Об обстоятельствах ссылки Катенина см.: П. А. Каратыгин. Записки. Л., 1970, с. 101–104.

32 Здесь излагается (в общих чертах) сюжет рассказа В. Ф. Одоевского "Привидение", напечатанный впервые в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду" (1838, № 40).

33 В письме к В. Ф. Одоевскому (3 декабря 1858 г.) Смирнов писал, что у него хранятся два портрета Грибоедова, на одном из которых поэт изображен в 20–летнем возрасте (PC, 1904, № 8, с. 426).

34 Слова Жандра о "полном участии Грибоедова в заговоре 14 декабря" являются весомым свидетельством (учитывая их дружеские отношения) принадлежности Грибоедова к Тайному обществу. Напомним, что на следствии о приеме Грибоедова Рылеевым в Северное общество, со слов последнего, показали члены Коренной думы С. Трубецкой и Е. Оболенской. Что же касается фразы о "ста прапорщиках", то, как считает М. В. Нечкина, "можно предположить, что этот афоризм – осколок киевского свидания: Грибоедов оказался противником военно–революционного белоцерковского плана" (Нечкина, с. 533). Впрочем, афоризм этот может быть и апокрифом (см.: С. А. Фомичев. Автор "Горя от ума" и читатели комедии. – ГТБТ, с. 19–21).