А.Н.О.М.А.Л.И.Я. Дилогия

– В каком смысле? – Я рискнул прикинуться тупым.

– В прямом! – Юмор улетучился из голосовых связок полковника.

– Вы имеете в виду, заняты ли мы… Делаем ли мы…

– Трахаетесь ли вы! – брызгая от раздражения слюной, крикнул Мураховский. Он сделал шаг ко мне и, похоже, намеревался ткнуть меня кулаком по почкам, но Бур остановил его.

– Не трогай, – сказал он. – Дай ему ответить, как мужчине.

Это вот «как мужчине» пролилось на меня, как спирт на спичку, и я сделал глупость.

– Нет, не трахаемся. Мы не кролики какие‑нибудь. И у меня есть любимая женщина.

– Вот как? – протянул полковник. – Любимая женщина? Мураховский, возьми‑ка на заметку. У него есть любимая женщина. Надо найти… И ты, – снова обратился он ко мне, – наверное, хочешь, чтобы у нее все было в порядке?

– Вы не посмеете, – сказал я тихо.

– Посмеем, – просто ответил Бур, и я понял, что он говорит правду. – Так что ее жизнь и, скажем так, здоровье тоже в твоих руках. Сам посуди, три человека. Ты, Анфиса и еще твоя любимая. И дышать эти три человека будут ровно столько, сколько ты будешь слушать меня. И повиноваться.

– Но зачем вам это? Разве я вам для этого нужен? Чтобы трахаться, как вы говорите, с Анфисой?

– Нет, не для этого. Ты не настолько дурак, да, чтобы не заметить, что мы чего‑то от тебя хотим. Заметил? И правильно. Не для этого. Но! Так уж я устроен. Слов на ветер не бросаю. Сказал «плодитесь и размножайтесь» – значит, плодитесь и размножайтесь. Не будешь плодиться, вырву у тебя печенку своими руками. Не веришь?

«Он абсолютно безумен», – подумал я, лихорадочно вычисляя правильный ответ. На заре юности в цифровой России мне приходилось сталкиваться пару раз с бандитами, и я помнил, что на такие вопросы надо отвечать как‑то по‑особенному, иначе любой ответ сочтут за вызов, прицепятся к словам, и пиши пропало. «Да пошли вы все!» – подумал я в конце концов и сказал то, что думал:

– Верю.

– Вот и молодец, – против ожидания просто ответил полковник. (Хоть тут повезло.) – Напоминаю, у тебя две недели. Но начать на Анфисином фронте ты должен сегодня. А мы проверим. А теперь твое основное задание. Все, что ты сейчас услышишь, говорится тебе и только тебе. Что с тобой будет, если кому проговоришься, надеюсь, напоминать не надо.

– Не надо, – проговорил я, стискивая пальцы.

– Хорошо, – сказал полковник и дал знак ученому в белом халате.

– Все дело в особенности устройства психики тихих детей, – начал крысоподобный человек. – А мы склонны считать, что наши подопытные являются тихими. Хотя у них и наблюдаются некоторые признаки девиантного от тихих поведения.

– А ему – можно дать по почкам? – спросил вдруг Мураховский. – Чтобы короче говорил?

– Мураховский, – угрожающе просипел Бур, и человечек с толстыми щеками замолк и послушно отступил на два шага назад.

– Так вот, – нервно оглянувшись на Мураховского, продолжил ученый, – эти дети обладают экстраординарными способностями. Но проявлять их могут только по своей воле и желанию. Исключительно по своей воле и желанию. Их нельзя заставить. Любая попытка нажима делает из них обычного ребенка‑кретина, ничем не отличающегося от любого другого отработанного человеческого материала. Поэтому работать с ними нужно очень тонко. Иногда они проявляют ту силу, которую мы называем Антивоздействием, так как она противостоит тому, что было сделано во время Переворота Воздействием, природа которого…

– Короче, дружище! – Полковник сузил зрачки, и ученый забегал по Кругляшу, как крыса в поисках выхода.

– Так вот… так вот… – затараторил он. – Мы сами не поймем, когда они хотят работать, а когда нет. Зато нами точно установлено, что в присутствии некоторых людей они работают охотнее. Эти люди, как правило, так называемые недоделки. Вот как вы, например. Это когда у человека наблюдается снижение психических качеств в сторону тихого характера, но при этом во всем остальном он остается нормальным.

«То есть дерганым», – подумал я.

– Мы провели с вами небольшой опыт, который подтвердил наши ожидания. Вы даете результат. Очень хороший, я бы сказал, редкий. Следовательно, нужно продвигаться дальше. Постепенно, шаг за шагом, мы с вами будем двигаться от эксперимента к эксперименту, пока не достигнем окончательного результата.

– А что значит «окончательный результат»? – не выдержал я.

Человек в халате бросил затравленный взгляд на полковника. Лицо полковника не отразило ничего.

– Для каждого из детей он свой, – продолжил, запнувшись, ученый, – но в целом результат определяется достижением тотального Антивоздействия. Как минимум по самым важным из направлений.

– А какие из направлений самые важные? – спросил я.

– Увидишь, – сказал полковник. – Сейчас приведут детей. Ты будешь работать с Мишей. И запомни, мы не можем заставить ребенка, но мы можем заставить тебя. Поэтому слушай, что тебе говорят. А с ребенком будь нежнее, чем со своим собственным, когда ты его забирал из роддома.

– У меня нет ребенка, – пробурчал я и, странное дело, нашел в себе силы покраснеть.

– Тогда ПРЕДСТАВЬ, что ты забираешь из роддома своего первенца. Заводи! – сказал он Мураховскому.

14

На этот раз в эксперименте, как выразился человек в халате, участвовали только мальчишки. Гриша, Миша и Петя. Все они выглядели несколько подавленными, в особенности сын Дивайса. Я связал это с происшествием, случившимся с его матерью во время обеда.

Мальчиков сопровождала Смирнова‑Инстаграм. Она все время беспокойно посматривала в ту сторону Кругляша, где, по ее мнению, находилась избушка, в которой она оставила своего ребеночка. Ее, насколько я помнил, звали Жанна, очень неподходящее имя для такой ласковой, спокойной и простой женщины, к тому же «совершающей движение в сторону снижения психических качеств», то есть тяготеющей к образу жизни тихих. Я хорошо помнил, как они с мужем изменились за последние месяцы: перестали заказывать барахло с цифровых свалок, сменили фамилию, отказавшись от приставки Инстаграм, заинтересовались газетами из Тихой Москвы. Вероятно, это их и подвело. Кто‑то донес, и вот они здесь. Вполне возможно, что они нужны полковнику для того же, для чего и я. То есть наоборот. Я показался полезным полковнику в том деле, для которого привезли сюда их. Или ее. Сам Смирнов по‑прежнему отворачивался, завидев меня.

Дети поздоровались со мной, причем Петя кивнул, а Миша и Гриша громко сказали: «Здравствуйте, дядя Ваня». Потом они расселись вокруг стола и, разыграв очередность с помощью «камня, ножниц и бумаги», начали партию в шашки.

Ученый тем временем подбежал к цилиндру из нержавейки и обеспокоенно заглянул в него.

– Свежачок? – страдальчески усмехнулся Мураховский.

Затем неприятный человек с плохими зубами подбежал к полковнику и стал что‑то негромко говорить ему на ухо. Ему практически не приходилось наклоняться. Полковник был такого роста, что, даже сидя в кресле, был не намного ниже ученого, стоявшего рядом.