Абхазские сказки
Шрифт:
Кто же из братьев был мужественнее?
ВСАДНИК И ПАХАРЬ
Однажды какой-то всадник, проезжая через село, поровнялся со стариком, который пахал, остановил коня и обратился с приветствием к старику:
— Да делать тебе хорошее!
— Да видеть тебе хорошее! — ответил пахарь.
— Эх, старик, наверное, ты не смог встать утром?
— Я-то встал утром, да проку нет.
— Как твоя двойка? — спросил всадник.
— Моя двойка стала тройкой, — ответил старик.
— Каков твой взор?
— Мой взор стал близок.
Что же
То, что сказал всадник: «Старик, ты, наверное, не сумел встать утром», означало: «Если бы ты вовремя женился, теперь пахали бы твои сыновья».
«Женился-то вовремя, да умерли мои сыновья», — вот что значил ответ пахаря.
«Крепко ли держишься на ногах», — вот что означал вопрос всадника: «Как твоя двойка?»
«Я стал опираться на посох и потому моя двойка стала тройкой», — вот как надо понимать ответ старика.
Спрашивая, «каков твой взор?», всадник хотел узнать, не ослабело ли зрение у старика.
Ответ старика: «Мой взор стал близок» означал: «мое зрение ослабло и поэтому я плохо вижу мир».
СТАРИК И ЮНОША
Идет по дороге сгорбленный старик, идет — на алабашу опирается, головой трясет, под ноги себе смотрит. Повстречался юноша. Вежливо поздоровался он со стариком.
— Да видеть тебе хорошее! — ответил старик.
— Позволь спросить тебя, старик. Почему ты идешь с опущенной головой, что ты ищешь?
— Эх, дад, — ответил старик. — Потерял я молодость, вот и ищу её.
ЛЮБОВЬ И ДРУЖБА
Широко разнеслась по Абхазии слава о лихом, наезднике и храбреце Соулахе из села Рица.
Много говорили и о ловком, отчаянном джигите из аула Чегем, черкесе Шармате.
До Соулаха дошли слухи об этом отважном джигите. Захотелось ему убедиться, верно ли то, что о нем говорят, и, если это правда, стать его другом.
Сел Соулах на коня и со своим молочным братом Мазлоу отправился в гости к Шармату.
Радушно принял их Шармат. Они сразу сдружились, вместе отражали вражеские набеги, вместе охотились, во всем доверяли друг другу.
Шармат стал выезжать вместе с другом в окрестные аулы, навещать родных и знакомых. В ауле Амзара Соулах встретился с красавицей Шаризан. Ни одна девушка еще не покоряла так быстро его сердце. Он стал молчаливым и; грустным, но от всех скрывал свое чувство. Если кто у него спрашивал, почему он грустен, Соулах говорил, что ему нездоровится. Джигит не ел, не пил и, наконец, решил поскорее уехать из этих мест, чтобы не видеть Шаризан. Этим он думал излечить рану своего сердца.
Как-то ранним утром, после бессонной ночи, Соулах попросил Мазлоу оседлать коней.
— Я должен как можно скорее вернуться домой, — сказал он Шармату, который удивился его внезапному отъезду.
— Куда торопишься? Ведь ты собирался гостить у меня целый месяц, — недоумевал Шармат.
— Надо! — отвечал Соулах; — Я совсем позабыл — меня ждет неотложное дело.
— Тебе что-нибудь у меня не понравилось? — забеспокоился Шармат.
— Да нет же, дорогой мой, все
мне нравится, — стал уверять Соулах своего друга.— Не огорчай же меня, оставайся, — упрашивал хозяин. — Без тебя я себе места не найду.
Но Соулах был тверд и настоял на своем.
На прощанье устроили пир, а затем джигиты, во главе с Шарматом, с пением и стрельбой выехали на горную дорогу, ведущую к перевалу.
Пропустив Соулаха как бы случайно вперед, Шармат подъехал к Мазлоу.
— Скажи мне, Мазлоу, — сказал он, нагнувшись к нему. — Отчего уезжает Соулах?
Мазлоу не сразу ответил. Но, поддавшись уговорам, признался Шармату:
— Соулах скрывает причину своего отъезда, но я догадываюсь, что всему виною Шаризан.
Шармат промолчал, а Мазлоу взял с него слово, что тот не выдаст его.
— Жду тебя опять в гости, — сказал на прощанье Шармат Соулаху. — Непременно и скоро.
— Будь спокоен, скоро опять соберусь, — ответил Соулах, не глядя на Шармата.
Прошло всего несколько дней, и вот во двор Соулаха въехала группа всадников. Приветствуя их, Соулах с радостью увидел среди них Шармата. Рядом с ним на коне сидел кто-то, укутанный в бурку, в низко нахлобученной папахе.
— Я разгадал причину твоей грусти, Соулах! — сказал, улыбаясь, Шармат. — И вот я тебе привез Шаризан. Будь с ней счастлив, а нам пожелай удачи: у нас неотложное дело...
Как ни уговаривал друга Соулах погостить или хотя бы отдохнуть, тот ускакал.
После его отъезда начался свадебный пир. Веселились, как могли, пили, ели; пляски сменялись стрельбой, лязгом скрещенных клинков. Несколько дней и ночей длился пир. А в домике для новобрачных девушки старались развлечь песнями чем-то опечаленную невесту.
Наконец на третий день, с наступлением ночи, девушки привели жениха в амхара и, оставив наедине с невестой, удалились.
Шаризан показалась ему еще прекраснее. Тонкая кожаная лента стягивала ее стройную грудь — поясок девственности. Соулах приблизился к ней и мизинцем осторожно коснулся её груди, приподнимая кожаную ленту, которую он хотел разрезать кинжалом. Но Шаризан вскрикнула и обеими руками крепко схватила его руку.
— Прошу, — взмолилась она, — не тронь меня! Лучше убей этим кинжалом!
— Что я слышу! — удивился Соулах. — Ты меня не любишь. Ты не хочешь стать моей, — с горечью, чуть слышно, произнес он. — Ты любишь другого? Скажи мне — или я убью тебя и себя!
— Я люблю Шармата, и он любит меня, — простонала Шаризан. — Он пришел за мной и я думала, что он везет меня к себе. Только тут я узнала...
Наступило молчание, Соулах опустил руку. Потом он склонился, поцеловал кончик платка, опустившегося ей на Лицо, и, тяжело ступая, вышел из амхара.
Велико было удивление гостей, когда Соулах вернулся из амхара. Но он спокойно сказал, что побудет с ними и свадебный пир должен длиться до тех пор, пока не явится новый гость. При этом Соулах попросил своих друзей немедля отправиться в Чегем и привезти Шармата.