Абиссинец

– Помните, Александр Павлович, у нас один ялик с бомбой унесло в море. Так вот, сомали-рыбаки нашли его на острове, что в десяти верстах от нас – просто его туда пригнало и он застрял в прибрежных камнях. Любопытный сомаль полез в ящик со взрывчаткой, грохнуло так, что все разорвало в мелкие клочки. Но нет худа без добра, теперь они считают вас сильным колдуном, вещи которого трогать нельзя.

– Да, теперь так и не узнаем, что случилось с запалом, но все же это лучше, чем, если бы ялик прибило к какому-нибудь пароходу и его попытались достать или отцепить. Вижу, что вы уже приготовились к прибытию гостей, так вот – еще пожалует броненосец «Чесма» с великим князем Александром Михайловичем на борту. Князь еще молод и горяч, так что вы не влезайте в его авантюры, а то ведь он на львов, тигров, белых медведей и слонов сразу захочет охотиться. Я по мере сил постараюсь сдерживать его авантюризм, но и вас, как опытного человека, попрошу сделать то же самое. Кстати, что вы собираетесь делать после подписания мира?

Но, к сожалению, и здесь меня ждал облом – не захотел есаул стать эфиопским графом… Я выразил сожаление (а это действительно так) и попросил его подумать. Сказал, что Бякову я и предлагать не буду – помню, как он очередью из пулемета положил сдававшихся кочевников. Может, кто из простых казаков захочет остаться и стать абиссинским дворянином – баляге и получить первый офицерский чин у негуса.

Потом нас пригласили к раздаче трофейных денег. Столько золотых монет я не видел ни разу: старший урядник Сероштан объявил, что на один пай достается тысяча восемьсот золотых монет. Многие ахнули, пооткрывали рты, но Нечипоренко сказал, что только за пятнадцать тысяч винтовок по пять золотых за штуку нам заплачено по прейскуранту интенданта негуса семьдесят пять тысяч монет, да еще за пушки на кораблях столько же, еще за большой корабль тысяча монет как за крепость, за другие поменьше. В общем, они все поделили, не забыли семью погибшего и раненого казака, который все еще в госпитале. Потом всем стали вручать кошели и узелки, мне тоже передали здоровенный кожаный мешок, в который и были упакованы мои монеты за пять атаманских долей. Я еле поднял его и положил в пустой ящик, туда же пошли доли Артамонова, Титова и других, оставшихся в Асмэре.

Потом я сказал, что негус их благодарит за службу и еще награждает особо тех, кто участвовал в штурме кораблей. Все получат по ордену Звезды Эфиопии, есаул Нечипоренко теперь командор этого ордена и ему положена большой знак 3-й степени на шейной ленте, прочие офицеры и получают офицерские знаки 4-й степени. Фейерверкеру Новикову, как занимающему офицерскую должность старшего артиллериста, хотя и непосредственно в штурме не участвовавшему, но снарядившему бомбы, также положен офицерский знак ордена. Взяв награды, увидел еще дополнительную коробочку и открыл – там были мои бриллиантовые мечи к Звезде Эфиопии (а я ведь не взял сам орден, растяпа). Вручил знаки и грамоты Нечипоренко, который сам стал раздавать их подчиненным. Напомнил о гостях и, если до вечера они не появятся, то, значит, будут завтра, поэтому встречать их с эфиопскими наградами, раз мы на службе у негуса до заключения мира.

Старший урядник, ведавший подсчетом трофейных паев, сказал, что «на чихирь обчеству» осталась некая сумма от не делившейся нацело, поэтому, чтобы удача нас не покинула, он просит атамана и есаула сегодня повечерять с казаками. Я согласился, но только чтобы в меру, и попросил фельдшера Семирягу развести половину оставшегося спирта, так как из Александрии я чего-нибудь «обчеству» привезу. На вопрос, как я доплыву до Александрии, сказал, что буду участвовать в мирных переговорах и, возможно, войне конец – уже объявлено перемирие, так что в итальянцев не стрелять, если они сами первые огня не открывают. А как поплыву, это пусть гости наши решают, что к негусу едет.

Казаки купили у стрелков-абиссинцев барана и приготовили на ужин шашлык, опять кричали «Ура атаману» и пели песни, потом выставили караулы и легли спать. Новиков распорядился, чтобы его артиллеристы, расположившиеся на пароходе, ночью освещали прожектором вход в бухту, но случилось как в поговорке: «шею вымыли, а бабушка не приехала», будем ждать ее завтра с утра.

Глава 12. «Пушки с берега палят, кораблю пристать велят…»

Утром гостей не было, съездил в порт к Новикову. Он уже собезьянничал новые знаки различия и пришил себе по кубарю на воротник, а его фейерверкеры – треугольнички. Казаки пока обошлись без новых знаков различия, поскольку пришивать их на рубаху без ворота некуда. Но кресты и медали еще вчера все прикололи. Вот только Нечипоренко некуда было шейный орден повесить – не на голую же шею… Заметил, что рангоут лежащего на боку крейсера «Dogali» спилили, чтобы не мешал шлюпкам плавать по акватории порта – и так крейсер перегородил довольно большой участок, то есть, когда начнем пользоваться портом, надо его либо поднимать, либо взрывать или резать и растаскивать на металл, но там же боезапас?! Спросил нового прапорщика-баляге, есть ли у нас заряды для салюта, а то ведь будут давать «салют наций» как при заходе в иностранный порт, а нам отвечать придется. Новиков ответил, что боеприпасы (даже обычные полузаряды с кораблей, не говоря уж об унитарных зарядах к орудию Барановского) ему тратить не хочется, так что, если есть возможность, нельзя ли обойтись без никчемной пальбы?

Вот забыл, а лоцман у нас есть?

Поехал к домику начальника порта, он вышел встречать меня за ворота, уважительно поклонился, я ответил ему легким поклоном, назвав по имени (у Новикова узнал, что зовут его Мехмет-ага). Пожилой Мехмет-ага прямо лучился от счастья, что такой большой начальник, как я, уделил ему внимание, стал приглашать в дом на чашечку кофе. Я отказался, сославшись на то, что мы ждем русский военный корабль.

– Не тот ли, ваша княжеская милость, – указал Мехмет в противоположном направлении от того, откуда мы ждали пароход Доброфлота.

Потом, видимо, спохватившись, что я в очках вижу хуже него, приволок огромный допотопный бинокль и вручил мне. И правда, достаточно далеко, но все же не на горизонте, шел прямо на нас большой парусный корабль.

– Нет, уважаемый Мехмет-ага, мы ждем пароход с другого направления. Но, поскольку русских военных кораблей здесь явно не было, – не подскажет ли уважаемый начальник порта, где нам взять лоцмана.

Оказалось, что он и есть лоцман, и порт тоже был на нем, а начальник вообще здесь показался два раза – когда приехал и когда уехал, а Мехмет к нему в Асмэру регулярно возил таможенные пошлины и прочие платежи за стоянку в порту. Я опять посмотрел на корабль и увидел, что он лег в дрейф, а от борта отделилась шлюпка. Отдал бинокль хозяину и спросил, что их там заинтересовало (я все думал итальянских моряков, которые убежали в том направлении) Может, они на берегу подавали сигналы, чтобы их спасли? Мехмет ответил, что там и есть, собственно, город Массауа, но корабельная стоянка здесь лучше, глубже – вот даже пароход к молу может подойти под разгрузку, а в городе – только малые парусные суда швартуются к причалу. Когда наступает Хадж [93] – они перевозят на ту сторону Красного моря столько паломников из Африки, что это дает им возможность работать перевозчиками неделю и безбедно жить целый год. Оказывается, Мехмет сам совершил Хадж, и он тоже является хаджи.

93

Хадж – паломничество в Мекку, святое место мусульман, совершившие его добавляет к имени слово «хаджи».

Хадж – один из четырех столпов ислама и его должен стремиться совершить каждый мусульманин, заработав на путешествие деньги исключительно честным путем (даже в долг брать нельзя).

– Хорошо, уважаемый Мехмет-хаджи, будь сегодня дома, ты можешь понадобиться.

– Ваша княжеская милость, они приняли шлюпку на борт и идут сюда малым ходом под машиной, через двадцать минут будут на внешнем рейде.

Теперь я тоже увидел, что корабль убрал паруса и над ним появился дымок, он шел прямо на нас. Крикнув Новикову, чтобы готовили баркас, поскакал в крепость. Со мной поехали Стрельцов и двенадцать гребцов на весла. Успели вовремя: с военного корабля спускали шлюпку, с нашей стороны к кораблю двинулся баркас с лоцманом. Кроме нас со Стрельцовым, на низком шлюпочном причале остались ждать Новиков и еще двое казаков при шашках и револьверах, но без винтовок. Заметил, что артиллеристы на мостике парохода выкатили пулемет и развернули на палубе одно из орудий Барановского на приближающийся корабль и шлюпку. Шлюпка и баркас встретились, а потом баркас продолжил ход к кораблю, а шлюпка пошла к нам. На носу шлюпки стоял матрос и промерял глубину, а на корме сидел офицер и записывал результаты, время от времени направляя на берег ярко блестевший медью прибор. Подойдя к нам и выполнив команду рулевого «суши весла» (слава богу, русские!), шлюпка ловко пришвартовалась, и из нее выпрыгнул на помост молодой офицер. Подойдя к нам, он отдал приветствие и представился: корпуса флотских штурманов поручик Конюшков Иван Иванович [94] , старший штурман клипера «Джигит».

94

Конюшков Иван Иванович, личность реальная, оставившая свой след в гидрографической науке, будущий генерал-майор корпуса флотских штурманов. Его именем назван залив на Дальнем Востоке. В 1891–92 гг. служил старшим штурманом на парусно-винтовом клипере (крейсере 2-го ранга) «Джигит».

Я ответил на приветствие, назвал имя и чин, представившись действительным статским советником в отставке, ныне генерал-лейтенантом войск императора Менелика II и владетельным князем Тигре и Аруси, затем представил сопровождающих меня офицеров, увидел, что Новикову понравилось быть прапорщиком и старшим артиллеристом моего отряда. Поручик, узнав, что за место назначено для якорной стоянки «Джигита», извинился, что ему нужно быть на клипере и руководить постановкой на якорь. Я попросил его передать командиру, что у нас все по-простому и можно обойтись без «салюта наций», кроме того, мы не хотим тратить попусту заряды для орудий, они нам могут пригодиться, а баз снабжения у нас здесь нет.

Потом шлюпка еще раз прошла по месту предполагаемой стоянки, промеряя глубины, и вернулась на клипер. После этого, малым ходом, промеряя еще раз глубину фарватера, клипер вошел в бухту и точно встал на то место, которое было определено для якорной стоянки.

На этот раз на берег пожаловал капитан крейсера 2-го ранга, как по-новому наказывался старенький «Джигит» с его парусным вооружением и орудиями в бортовых портах. А как капитан представился, так меня чуть «кондратий» [95] не хватил – вот он, легенда «Цусимы» Новикова-Прибоя и будущий младший флагман и контрадмирал, а ныне кап-два [96] Дмитрий Густавович фон Фелькерзам, собственной персоной. Это гроб с его телом будет носиться по волнам Цусимы, влекомый причудливым воображением баталера (каптера) матроса Затертого [97] , то есть Новикова, взявшего потом звучную приставку «Прибой» (модно тогда было коверкать свою фамилию, не просто Лебедев, а Лебедев-Кумач, а то и вовсе от нее отказаться, став Горьким или Бедным). Но это все в будущем, о котором человек с приятным интеллигентным лицом и не догадывается, мечтая просто «посадить орла» [98] на эполеты, выйдя в отставку и тихо жить на мызе Папенхоф Курляндской губернии, рассказывая домашним в сотый раз какую-нибудь историю из путешествий и плаваний, а те должны в сто первый раз удивляться и ахать, какой папенька или дедушка герой был в молодости. Вот так-то лучше было бы, чем, если бы этот симпатичный дядька скандинавской наружности лежал бы в корабельном холодильнике внутри затонувшего «Осляби».

95

То есть инсульт от волнения и нервных переживаний (простонародное название).

96

Капитан 2-го ранга (флотск.). В то время офицерских чинов на флоте было всего 4: мичман, лейтенант, капитан 2-го ранга, капитан 1-го ранга, вот некоторые и ходили в лейтенантах до 35–40 лет, а потом в отставку, получив чин кап-два на прощание, и то, если служил хорошо.

97

В это время матрос Новиков писал под этим псевдонимом статьи о тяжелой жизни матросов, цусимский бой он не видел, так как по боевому расписанию был санитаром в корабельном лазарете, а писал по матросским байкам, да пользуясь дневником инженера и эсера Костенко (талантливого советского кораблестроителя впоследствии), в то время как хозяин дневника (опубликовавшего его потом под названием «На „Орле“ в Цусиме») сидел на политической зоне.

98

То есть стать контр-адмиралом.

Дмитрий Густавович, как профессиональный моряк, живо интересовался, как нам удалось захватить итальянские корабли, а один из крейсеров и вовсе утопить. И я уже в сто первый раз повторял одно и то же, может, брошюрку издать «Как горстке казаков и стрелков-абиссинцев с ручными бомбами Степанова-Панпушко удалось захватить в плен небольшую эскадру». Спросил по поводу «Чесмы» – оказалась все же у них была задержка в Константинополе, чего-то там туркам не понравилось (понятно, что, – русские броненосцы, строившиеся специально для боя в проливах [99] , стали шастать через них и смотреть цели для своих 12-дюймовок). А консул и военный агент пока так и ждут «Чесму» в Порт-Саиде, по крайней мере ситуация двухдневной давности выглядела так, «Джигит» в это время стоял в Адене и был ближе всего к нам, поэтому «из-под шпица» [100] пришла телеграмма не идти сразу домой, в Кронштадт, а зайти к нам в гости и дождаться прихода броненосца. Подошла еще одна шлюпка с офицерами, поручил дорогих гостей заботам Нечипоренко и Стрельцова, и, сославшись на служебные дела, поехал на телеграф. Телеграмм мне не было, отбил телеграмму Лизе открыть мне счет в Швейцарском банке, можно с ее поручительством и доверенностью лично на нее, если не получается открыть счет на меня, пусть оформит его на свое имя. И второе – можно ли положить на этот счет металлическое золото в слитках, но без клейм. Банк лучше выбрать надежный, с представительствами во Франции (лучше портовые города) и в России – Москва или Петербург. Попросил направить ответ в Асмэру.

99

Броненосцы, подобные «Чесме» имели носовой залп прямо по курсу в четыре 12-дюймовки, что в 2 раза превышало таковой у любого британского или турецкого броненосца. Правда, потом выяснилось, что нагрузки такого залпа набор корпуса не выдерживает, поэтому его пришлось дополнительно укреплять, ценой перегруза броненосца.

100

То есть шпиля Адмиралтейства.