Абонент недоступен
Шрифт:
– Моя.
– Вот и не нуди.
Гордеев помотал головой.
– Не, ребята, с вами точно не соскучишься.
– Вообще-то эта программа предназначена для реставрации старых граммофонных пластинок, – сказал Алик. – Меня один меломан из Питера попросил отреставрировать с костей несколько редких записей Вертинского.
– С костей?
– Ну да, с костей. Они, эти записи, у него на рентгеновских пластинах. Знаешь такие?
– Как не знать! – воскликнул Гордеев. – Граммофонная субкультура.
– Я послушал эти кости – полный отстой, – продолжал Алик. – Пришлось писать специальную программу. Тем более меломан этот деньги предлагал по тем
– Да ну! – не унимался Гордеев. – Это ж каким таким макаром?
– Дело в том, что на самом деле не происходит окончательного стирания. Единственное, где реставрация невозможна, это там, где по пленке прошлись хорошей дозой радиоактивного излучения.
– Но почему же тогда на Петровке разводят руками, когда дело касается подобных вещей? – спросил Гордеев. – Там же вроде тоже не дураки сидят.
– Потому что на Петровке не пользуются самопальным софтом, – заключил Алик.
– Да они и не догадываются, что наши программеры чего-то действительно стоят, – добавил Денис. – На Петровке подавляющее большинство спецов вбило себе в головы, что все лучшее – там, за бугром, а у нас только всякие хакеры да фрикеры бездомные.
– Смотрите, – сказал Гордеев, показывая на монитор, – полоска уже голубая.
– Точно! – кивнул Алик. – Сейчас наведем пасеку.
– Чего наведем? – нахмурился адвокат.
– Пасеку, – спокойно ответил Алик. – Резкость то есть. От слова «пасти».
Алик вывел на клавиатуре многоходовый пассаж, и на экране высветилась зеленая синусоида, графически соответствующая записанному звуку.
– Ну давай, запускай, – торопил Гордеев.
– Все уже запущено, – сказал Алик. – Слушать там нечего, мы все равно ни одного слова не разберем.
Брови Гордеева прыгнули вверх.
– Не понял?
– Машина все уже прослушала за нас. Сейчас она нам выдаст полный текст расшифровки.
– Сразу текст? – снова удивился Гордеев.
– А что? Не подходит? – насмешливо прокряхтел Денис.
– Наоборот! То, что нужно. Я-то ухо уже навострил на хреновый звук, а тут на тебе – сразу текст. Сервис, тудых-растудых, – радостно закончил Гордеев.
На экране проступили буквенные символы.
Гордеев стал читать вслух:
– Я, Максим Иванович Смага, находясь в здравом уме и трезвой памяти, перед тем как по собственной воле уйти в мир иной, хочу сделать заявление, которое записываю на магнитофонную кассету… Я нахожусь в ужасном положении… Меня тяготит невыносимый груз… Это страшно… Я никогда так ничего не боялся, как боюсь сейчас… Я боюсь за себя и еще больше боюсь за свою страну… Меня держит на наркотической привязи один страшный человек. Его зовут Михаил Федотов…
Гордеев, прервав чтение, посмотрел на Дениса. Денис понимающе кивнул.
– В июле этого года, – продолжал читать адвокат, – в Москве произошло одно убийство – убийство бизнесмена Волкова. Это был взрыв автомобиля. И этот взрыв был подготовлен и произведен лично мной, но за всем этим стоял Михаил Федотов.
– Вот сволота! – не удержался Денис.
Далее текст сплошь состоял из обрывочных фраз: «бывшие чиновники КГБ…», «мятежные генералы…», «военный переворот…», «чрезвычайное положение…», «контроль над средствами массовой информации…», «тотальный запрет на использование в личных целях современной вычислительной техники…»
– Что за чушь? – Гордеев шарил глазами
по экрану дисплея, будто надеясь найти что-то еще. Однако мозаика словосочетаний никак не хотела складываться в единую картину. – Денис, ты что-нибудь здесь понимаешь?– Я понимаю только одно: каким бы интересным это чтиво ни было, это совсем не бесспорный документ, доказывающий, что Проскурец не виновен.
– Это я и без тебя вижу, – вздохнул Гордеев. – Однако от этой точки мы можем танцевать в деле освобождения клиента из тюрьмы.
– Юра, хлебать твоему клиенту баланду до тех пор, пока не отыщется Федотов. А это, насколько я теперь понимаю, сделать непросто. Такие люди просто так не легализуются, когда им в спину дышат овчарки.
– Да… – сказал Гордеев. – Что же делать?
– Думать, Юра, думать. Шевелить мозгами. Цепляться за любую мелочь. Алик, это весь текст?
– Да, весь. Остальное просто не подлежит реставрации. Желудочный сок растворил магнитный слой без остатка.
– Хорошо, будем считать, что это послание навело нас на мысль о проверке всех телефонных компаний, как частных, так и не частных, на наличие вшивых элементов, – скороговоркой произнес Денис. – Этим вопросом займутся соответствующие организации. А я, в свою очередь, подключу дядю.
– Мне думается, что силовые ведомства в первую очередь заинтересуются не самим Федотовым, а теми паханами, что толкают его в спину, – сказал Гордеев.
– Это понятно. Рано или поздно Федотов должен заметаться, когда поймет, что его вот-вот накроют вместе со всеми паханами разом, и оттого он просто обязан совершить ряд ошибочных действий. Это азбука криминалистической психологии, – заключил Денис.
– Алик, возвращай мне мой мобильник, – бросил Гордеев.
– Зачем он тебе? – спросил Денис. – Тебя же Федотов наверняка в первую голову и запеленгует.
– Если так, то это именно то, что нам нужно. Будем ловить его на живца. Подбросим ему немного дезухи и посмотрим, что из этого получится.
Часть третья
ИСПОРЧЕННЫЙ ТЕЛЕФОН
В темном тупике одной из московских улиц с потушенными фарами стоит джип «мицубиси». В салоне Михаил Федотов внимательно прислушивался к шумам, доносящимся из динамиков его хитроумной магнитолы. Минул уже третий день, как он не может ничего узнать о передвижениях адвоката Гордеева. По шумам, которые Михаил слышал на канале, где обычно висит абонент Гордеев, Михаил безошибочно определил, что телефон работает в модемном режиме. Модемный пеленг в его шпионской системе радиоперехвата не был предусмотрен. Это было досадным промахом. Третий день Михаил не знал, что делать, хотя и сделал все, что возможно: Гордеева взяли в собственной квартире с увесистой пачкой запрещенного наркотического вещества. Но вдруг откуда ни возьмись появился этот вездесущий Грязнов Денис, учинил драку и увел Гордеева прямо из-под носа стражей закона. Всю эту до дрожи неприятную для Михаила сцену он наблюдал из своего джипа, припарковавшись неподалеку.
Теперь каждый день его донимало начальство, выспрашивая о том, как продвигается «дело Гордеева – Проскурца». Вот и сейчас заверещал сотовый телефон, и Михаил приложил к уху холодный пластик, из которого донесся густой, властный баритон, будто из преисподней:
– Михаил?
– Валерий Павлович… – начал Михаил.
– Сколько раз тебе повторять, чтобы никаких Валериев Павловичей, особенно по телефону, – повысив тон, произнес потусторонний собеседник.
– Есть, товарищ генерал-полковник.