Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики
Шрифт:
Далее логично спросить – в чем смысл наказания, если гомо-сапиенса не исправить? Конечно, не в принуждении к договору. Ответное насилие – интересный феномен. У него есть причина, оно – следствие необходимости. И у него есть цель – восстановление справедливости, предотвращение зла. Отсюда и смысл. Это, во-первых, воспитание, включая прощение, если проступок был ошибкой и есть честное раскаяние, во-вторых, изоляция, удаление наказанного за пределы свободного общества, и, в-третьих, его уничтожение. Последнее применимо к тому, кто заведомо недоговороспособен, кто имеет стойкую репутацию лжеца, чья психология или уровень мозгов не позволяют ему стать участником договора, а его изоляция невозможна или нецелесообразна.
Но почему? Разве последнее – не явно чрезмерное насилие? Потому что, как я упомянул выше, отказывающийся от договора отказывается и от права на справедливое отношение к себе. Наказание, таким образом, выводит
Так мы перешли ко второй части задачи. В отсутствие договора на сцену выходит героическая мораль. Она прямо требует борьбы, включая как ответ на насилие, так и активное противодействие будущему, возможному и вероятному насилию. В частности, если человек не сделал ничего, чтобы предотвратить зло, его бездействие налагает на него ответственность в той мере, в какой обратное было в его силах, включая способность и узнать о зле, и передать это знание дальше. Таким образом, кстати, на всех не желающих задуматься об этике, живущих лишь своими заботами, как этика, так и героическая мораль сообща возлагают ответственность за то зло, что творится в обществе с их молчаливого согласия. Ведь согласитесь, наши беседы не так уж трудны!
Вы скажете – а если враг слишком силен и нет возможности бороться? Да, в истории были периоды столь ужасные, что сделать было нельзя вообще ничего – даже неучастие в зле было равносильно подвигу. Ныне, однако, все не так плохо – у каждого есть немного сил, чтобы делать хоть что-то. За преувеличением сил врага, за преуменьшением собственных, за ссылками на отсутствие ресурсов обычно кроется страх, желание снять с себя ответственность, уклониться от борьбы. История показывает однако, что часто враг казавшийся всемогущим, скажем власть, сыпется как карточный домик потому что сгнил изнутри. Ясная цель и вера в победу – все, что необходимо и достаточно для привлечения сторонников и начала борьбы. Сила врага – это слишком часто следствие собственной слабости, собственного неверия и нежелания действовать.
Как же бороться? Прежде всего, учитывая слепоту героической морали, нам надо вернуть в нашу картину этику. Этика подсказывает цели и, в какой-то мере, средства борьбы. Поскольку путь к свободе лежит только через договор, целью становится создание условий для него. Принудить к договору нельзя, а значит надо сделать так, чтобы люди добровольно захотели договориться. Тут мы опять сталкиваемся с парадоксом – как можно силой привить желание свободы? Наиболее логичный ответ – улучшить людей, воспитать и просветить. Правда делать это придется насильственно, подсказывая и направляя их мысли в нужную сторону. Это хоть и принуждение, но не столько к договору, сколько к отказу от насилия.
Выбор конкретных средств – творческая задача. Можно пытаться действовать убеждением – публиковать статьи, агитировать знакомых или ограничиться воспитанием собственных детей. Однако системную дрессировку, включающую всеобщее образование, СМИ, продажное искусство, социальные и гуманитарные науки, победить таким образом трудно. Улучшение человека требует такого же системного подхода, а значит целью борьбы рано или поздно становится изменение системы, что невозможно без захвата власти.
Вы скажете – но разве это не противозаконно? Да, любая борьба за свободу «противозаконна» – а если еще нет, ее легко сделают таковой при желании. Но ведь законы подобного общества не имеют моральной силы, правильно? Следование им, как и их нарушение, опирается на собственную моральную интуицию.
Указанная задача технически хорошо изучена, поскольку гомо-сапиенс занимается этим всю свою историю. Для нас важно, какие коррективы вносит в нее этика. Очевидно, важно не допустить чрезмерного, неоправданного насилия. Поэтому приоритет остается за наименее насильственными действиями, из которых главные – все та же пропаганда и агитация, и конечно поддержка любого правого дела, помощь людям борющимся за правду. Этика дает в руки борцам сознание правоты, правильности целей и средств, ставит их на высокую моральную позицию, которая сама по себе является мощным оружием. Она помогает сформулировать привлекательные социальные концепции, проекты, позволяет доминировать в пространстве публичной дискуссии, в общественном сознании. Как установили ученые, если в обществе накапливается критическая масса убежденных людей – всего около 10% – остальные бездумно перенимают
их убеждения. В этом и заключается первая цель – привлечь достаточно разумных людей, набрать критическую массу и занять моральные высоты общества. Тогда следующими шагами может быть мирная политическая борьба в сочетании с массовыми ненасильственными акциями – гражданским неповиновением, демонстрациями и митингами, стачками и бойкотом, обструкцией и саботажем (если последний не затрагивает непричастных).Однако, если насилие в обществе достигает высокой степени, методы сопротивления неизбежно становятся все более жесткими и даже жестокими, и чем репрессивнее система, тем более жестокие методы оправданы. Как мы помним, этика не против адекватного ответного насилия, важно лишь определить «адекватность» и области ее применения.
Наиболее очевидной границей является запрет на гласность. Свобода мнений – базовое условия договора. Если люди могут выразить несогласие – есть основа для диалога. Причем в общественной дискуссии не должно быть закрытых тем, включая призывы к насилию. Если же власть затыкает рты, преследует за мысли – активное, в том числе физическое насилие становится единственным выходом, и его целью является как раз свобода слова. Однако, ясность этой границы, как и любой моральной границы – кажущаяся. Не существует безграничной свободы слова, как не существует и абсолютного безгласия. На практике всегда имеется спектр возможностей. У зла обычно преимущество – ему доступны информационные ресурсы, которых нет и не может быть у борцов за свободу. Соответственно, по мере того, как фактическая свобода слова выхолащивается, а ресурсы борцов тают, оправданы становятся все более жесткие методы борьбы.
Одним из них может быть…
[ЗАПРЕЩЕНО ЦЕНЗУРОЙ: УК РФ, Статья 205.2 принятая в нарушение Российского Законодательства (Конституция РФ, Статьи 29.1, 29.5.) и Международного Права (UN Declaration of Human Rights, Article 19; Covenant on Civil and Political Rights, Article 19.2)]
33б Соразмерность, ложь, компромисс
В диапазоне от просвещения до террора адекватными могут оказаться любые методы. Допустим, при наличии формальных свобод экономическое насилие превращает их в фикции. Информационные и прочие ресурсы остаются в руках олигархии и эту ситуацию нельзя исправить ни трудом, ни убеждением, ни голосованием на выборах. Что делать? Искать более действенные методы. Является ли таковым физическое насилие? Очевидно да. Тот же подход, я думаю, уместен в случае финансового контроля. Особенностью современного этапа развития общества является тотальный контроль – власть полностью контролирует все сферы жизни человека. Таким образом, борцы оказываются уязвимы много больше, чем раньше. В частности, экономическая независимость необходимая для борьбы практически невозможна. Это делает допустимым «противозаконную» добычу средств, что может показаться неправильно с обывательской точки зрения. Однако почему ограбить или еще как-то принудить к финансовому содействию банкира-ростовщика, спекулянта или игрока на бирже, не говоря о представителях власти и силовых структур поощряющих и защищающих паразитизм, неправильно?
Но как узнать что именно приемлемо, что адекватно? К сожалению, формальных методов у героической морали нет, а требование этики об адекватности в значительной степени нейтрализуется отсутствием договора. Так что вполне вероятно, адекватное насилие может выглядеть несоразмерным, ибо соразмерность имеет смысл в условиях реального или потенциального договора – это, например, случайные проступки и ошибки, умеренная внешняя опасность. Но если нет ни договора, ни надежды на него, если речь зашла о выживании, ответ может быть любым вплоть до многократно превосходящего – здесь полный приоритет героической морали. При этом важно не упустить момент, когда угроза ослабла и появилась перспектива договора – тогда требование адекватности ответного насилия приобретает обязательность.
Повторю эту мысль – соразмерность насилия есть требование этики, которая не только руководит обществом вне чрезвычайной ситуации, но и актуальна при возможности договора внутри ее. Найти границу этики и героической морали – задача нетривиальная. Поэтому при всех вариациях средств, активное сопротивление должно быть морально оправданным, как впрочем и применение насилия вообще. Это значит любая акция, включая наказание, месть и даже отпор внешней агрессии, нуждается в обосновании обьясняющим цель и соразмерность ответа – например, список конкретных вин/злоупотреблений, анализ средств. Разумеется, не являются таким оправданием обещания будущих благ и тем более утопические сказки о «светлом будущем», как делали уничтожая СССР демократизаторы или Российскую Империю – большевики. Произвольное, необоснованное, не ответное насилие – прямое воплощение зла. Вы спросите – а как же свобода, наше общее благо? Разве не ради нее вся борьба? Да, но вспомните о средствах. Свобода не подходит в качестве оправдания насилия в силу ее парадоксальности – превратить свободу в цель можно только путем договора.