Ацтек

— Мне известно, — заявил он, будучи, несомненно, хорошо подготовленным к этому разговору Малинцин, — что вы веками страдаете от злобных мешикатль и в особенности от ненасытной алчности их нынешнего правителя Мотекусомы. Я уже освободил от этих оков тотонаков и некоторые другие племена, а теперь хочу избавить от постоянной угрозы и вас. Единственное, о чем я прошу, это чтобы как можно больше ваших отважных воинов присоединились к нашему святому и благородному делу — освободительному походу.

— Но мы слышали, — в изумлении отвечали послы, — что ты требуешь, чтобы все народы присягали заморскому правителю, отрекались от старых, искони почитаемых богов и поклонялись только новым богам вашей земли.

Кортес от всего этого просто отмахнулся. Яростный отпор тлашкалтеков внушил ему уважение к ним и побудил держаться с этим народом осторожно, не выставляя до поры непомерных требований.

— Я прошу союза, а не стремлюсь подчинить вас, — сказал он. — Когда эти земли будут полностью очищены от зловредного влияния Мешико, мы с радостью растолкуем вам все блага христианства и преимущества, кои дает народам признание верховной власти нашего короля Карлоса. Тогда вы сами решите, стоит ли вам отказываться от подобного блага. Но сперва — главное. Спросите вашего мудрого и почтенного правителя, согласен ли он оказать нам честь, приняв нашу дружескую помощь для достижения общей цели?

Послы старого Шикотенкатля еще только докладывали ему о предложении белых людей, а мы в Теночтитлане уже знали обо всем от наших «мышей». Мотекусома рвал и метал, он был просто вне себя от ярости, ибо его уверенность обернулась ошибкой. Но главное, наш Чтимый Глашатай был близок к панике, ибо осознавал, какими страшными последствиями эта ошибка может обернуться. Скверно было уже то, что тлашкалтеки не смогли уничтожить или остановить белых захватчиков, обезопасив нас от их возможного вторжения. Не радовало и то, что Тлашкала, пусть ее армия и была разбита, вовсе не лежала беззащитной, ожидая нападения с нашей стороны. Но хуже всего оказалось то, что теперь к нашим границам приближался не один только новый или один только старый враг, но оба этих врага одновременно. Мощь непревзойденного оружия белых людей теперь еще и подкреплялась многочисленными отважными тлашкалтеками, ненавидевшими Мешико и прекрасно знавшими как наши сильные, так и слабые места. Оправившись, Мотекусома принял решение, которое по крайней мере хоть немного отличалось от его обычного «надо подождать». Он призвал своего личного, самого сообразительного гонца и, продиктовав ему послание, приказал бегом мчаться к Кортесу и повторить тому все слово в слово. Послание, разумеется, было пышным, цветистым и многословным, но суть его сводилась к следующему:

— Достопочтенный генерал-капитан Кортес, не полагайся на коварных, лживых тлашкалтеков, которые пойдут на любые ухищрения, лишь сперва бы втереться к тебе в доверие, а потом вероломно тебя предать. Расспросив сведущих людей, ты легко выяснишь, что Тлашкала, подобно острову, окружена странами и людьми, которых ее жители обратили в своих врагов. Заведя дружбу с тлашкалтеками, ты, как и они сами, только стяжаешь ненависть и презрение соседей. Последуй же нашему совету: отринь недостойных тлашкалтеков и прими руку дружбы, протянутую могущественным союзом трех народов — мешикатль, аколхуа и текпанеков. Мы приглашаем тебя посетить с дружественным визитом наш союзный город Чолулу, путь куда к югу от того места, где ты находишься сейчас, будет легок и недолог. Тебя примут там со всеми почестями, подобающими столь высокому гостю, а потом, когда твой отряд отдохнет, препроводят, как ты того и желал, в Теночтитлан. Я же, юй-тлатоани Мотекусома Шокойцин, буду с нетерпением ждать у себя в столице возможности поприветствовать дорогого гостя и заключить его в дружеские объятия.

Вполне возможно, что Мотекусома имел в виду именно то, что сказал, то есть намеревался уступить, чтобы выиграть время и поразмыслить, что предпринять дальше. Не знаю. Ни меня, ни даже старейшин своего Изрекающего Совета он на сей счет в известность не поставил. Но одно я знаю точно. Окажись я сам на месте Кортеса, я бы выслушал подобное предложение со смехом, особенно имея в своем распоряжении такую советницу, как Малинцин. Наверняка она растолковала ему истинный смысл послания: «О внушающий страх, но кажущийся мне глупцом враг! Прогони своих новых союзников, откажись от дополнительных сил, которые тебе удалось собрать, и, как и подобает глупцу, окажи Мотекусоме честь, направившись в его ловушку, откуда тебе уже ни за что не выбраться».

Но, к моему удивлению (тогда я еще не представлял себе всю безграничную смелость этого человека), Кортес отослал гонца назад с согласием и действительно повернул на юг, к Чолуле. Оба правителя миштеков — Владыка Высокого и Владыка Низменного — встретили его как долгожданного и почетного гостя уже на подступах к городу. Их сопровождали пышная свита и целая толпа разодетых горожан, среди которых, однако, не было вооруженных воинов. Владыки тлакуафач и тлачиак, как и обещал Мотекусома, не стали собирать войска и вообще всячески демонстрировали миролюбие.

Однако Кортес, естественно, согласился не со всеми предложениями Мотекусомы. Так, направляясь в Чолулу, он и не подумал избавляться от новоприобретенных союзников. Перед этим старый Шикотенкатль от имени побежденной Тлашкалы заключил с Кортесом договор о взаимной помощи. Он предоставил белым людям провизию, припасы, много красивых женщин для командиров и заслуженных воинов и даже многочисленных служанок, которые должны были составить свиту «госпожи» Первой Травы, или доньи Марины. Так что Кортес прибыл в Чолулу, ведя за собой целую армию тлашкалтеков, три тысячи тотонаков и воинов мелких горных племен, я уж не говорю о сотнях грозных белых солдат с их лошадьми и собаками.

Правители Чолулы, опасливо поглядывавшие на сопровождавшее Кортеса многочисленное войско, после долгих льстивых приветствий робко сообщили ему, разумеется через Малинцин, следующее:

— По приказу Чтимого Глашатая Мотекусомы наш город не укреплен и его не защищают воины. Мы готовы принять такую высокую персону, как ты, согласны разместить у себя со всеми возможными удобствами твои личные войска и твоих слуг, однако разместить в Чолуле еще и целую армию твоих союзников нам просто негде. К тому же извини за напоминание, но тлашкалтеки — наши заклятые враги, и нам было бы не по себе, окажись они в стенах нашего города…

Кортес оказался сговорчивым. Пойдя навстречу просьбе правителей, он оставил большую часть союзных войск за стенами города, где они и встали лагерем, замкнув Чолулу в кольцо, как при осаде.

Зная, что по первому же сигналу ему на выручку поспешат тысячи воинов, Кортес чувствовал себя в полной безопасности, и потому во главе белых воинов, каждый из которых, даже пеший, вышагивал с гордостью вельможи, белый вождь вступил в город. Его приветствовала празднично одетая толпа, солдат осыпали цветами и всех гостей, как и было обещано, окружили вниманием и почетом. Рядовых солдат принимали как благородных воителей, всем предоставили просторные покои, слуг и женщин, чтобы ублажали их ночью. Жителей Чолулы заранее известили о привычках белых людей, поэтому никто, в том числе и приставленные к ним для постельных услуг женщины, не позволял себе высказываться по поводу неприятных запахов, неопрятной манеры гостей есть и пить, их нежелания мыться (даже мыть руки перед обедом или после отправления естественных надобностей), грязной, заскорузлой одежды и тому подобного. Четырнадцать дней белые люди жили жизнью, на которую могли бы надеяться лишь самые доблестные наши воины в лучшем из загробных миров. Испанцев угощали и поили октли, не мешая им вовсю напиваться и безобразничать. Они наслаждались женщинами, а когда уставали, их развлекали музыкой, пением и танцами. Ну а на пятнадцатое утро белые люди поднялись и перебили все население Чолулы от мала до велика.

Мы в Теночтитлане узнали об этом от наших «мышей», наверное, раньше, чем над городом рассеялся пороховой дым. По словам лазутчиков получалось, что бойня была устроена по наущению женщины Малинцин. Однажды ночью она явилась в комнату своего господина во дворце, где он накачивался октли, разогнала всех, с кем он веселился, и сообщила Кортесу о раскрытом ею страшном заговоре. С ее слов выходило, будто бы женщины на рынке, не зная о ее действительном положении и приняв Малинцин за пленницу, желающую обрести свободу, поделились с ней секретом. Оказывается, гостей угощали и ублажали, чтобы усыпить их бдительность, в то время как Мотекусома тайно послал отряд из двадцати тысяч воинов, приказав им окружить Чолулу и быть готовыми по условленному сигналу обрушиться на расположившиеся лагерем снаружи союзные войска и напасть на ничего не подозревающих белых людей. А когда она шла, чтобы рассказать о заговоре, то якобы уже видела, как мешикатль, проникшие в город, стягивались под знамена Мотекусомы на городской площади.

Кортес со своими командирами, пировавшими вместе с ним, выскочил из дворца, и на их крик «Сантьяго!», мигом побросав женщин и кубки и схватившись за оружие, примчались солдаты, расквартированные по всему городу. В полном соответствии со словами Малинцин, площадь была полна народу, причем многие пришли в праздничных нарядах, которые испанцы, возможно, могли принять за боевые облачения.

Собравшиеся на площади люди не успели не только издать боевой клич или подать сигнал к бою, но даже объяснить свое присутствие, ибо белые люди без предупреждения открыли по ним смертоносный огонь. А поскольку толпа была плотной, ни одна пуля, ни одна стрела, ни одна картечина не пролетела мимо цели.