Ад на земле III

– Я бы хотела, чтобы это случилось с тобой, Изабелла, – отчеканила я. – Чтобы ты поняла, что я чув…

– МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧТО ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Из ее глаз хлынули слезы злости.

Кристофер молча трясся от ярости. Мне казалось он хочет напасть на меня, но его смущает пистолет в моей руке.

– Я ненавижу себя, из-за тебя! Каждый день, я готова наказывать себя за то, что произвела на свет такое чудовище как ты.

Я чувствовала, что должна покончить со всем этим. Я чувствовала, что еще немного, и я стану жалеть себя.

– Я еще и твоя дочь, и во мне есть часть тебя. Твоя человечность.

– В ТЕБЕ НЕТ НИЧЕГО ОТ МЕНЯ!

– Что ж. Я думаю, теперь ты знаешь, что делать, – хладнокровно сказала я.

Конечно, я всерьез не думала, что она что-то предпримет, но я ошиблась – эта женщина настоящая машина убийца. Я никак не успела отреагировать, когда Изабелла в одно мгновение схватила со стола нож для резки бумаги, и вогнала по самую рукоятку Кристоферу в горло. Он вскрикнул, брызнула бровь, испещрив капельками идеальное лицо Изабелль.

Я бросилась к Кристоферу, упавшему на колени, и лихорадочно зажимающему рану на шее, из которой хлестала кровь. На секунду перед моими глазами все поплыло – я вспомнила ночь смерти моих родителей, и их крики заполнили все пространство, окружающее меня.

– Ты обещала, - истерическим голосом прошипела Изабелль, наставив на меня нож. Я вздрогнула, очнувшись:

– Ты убила его, Изабелла. Мы должны вызвать полицию.

– Мы никого не станем вызывать, – оповестила женщина ледяным голосом. Она полностью контролировала себя, и я задалась вопросом – было ли это ее первым убийством. Изабелль высокомерно смотрела на меня сверху вниз, словно королева мира. – Тебя скоро не станет. Теперь ты понимаешь, что я готова на все, чтобы избавить мир от тебя?

Я медленно поднялась. Мои джинсы на коленях пропитались кровью Кристофера Грина. На моих руках была кровь. Меня начало подташнивать, но я по-прежнему держала себя в руках.

Я видела Изабелль словно впервые. Она высокая, и очень красивая. И мы удивительно похожи – у нас светлые волосы, только у меня короткие, и торчат во все стороны, а у нее – уложены в красивую прическу. У нас обеих зеленые, словно изумруды глаза, и пухлые губы. Наверное, в ее возрасте, я выглядела бы в точности как она. Но этому никогда не быть.

– Да, я понимаю, мама.

Глаза Изабелль расширились от ненависти. Сосуды полопались, и я подумала, что, наверное, она сейчас соображает, как лучше меня убить. Я же думала о том, как мне разобраться в происходящем. Нет, я говорю не о своей смерти. Несмотря на то, что моя душа ко мне вернулась, все не стало на свои места – моя жизнь осталась в прошлом. Я думала сейчас о том, во что превращается мир. Люди фанатично стараются добиться желаемого и идут по головам, и даже способны на убийство. Чтобы доказать свою правоту, доказать, что я монстр, моя мать сама стала монстром.

– Идем, Аура, мы сделаем то, что должны были сделать двадцать лет назад, – голос Изабелль звучал почти нормально. Почти по-матерински. Со мной так говорила мама, когда пыталась убедить, что вынуждена меня наказать за очередную шалость, иначе, я не усвою урок. И я понимала, что она должна это сделать. Я понимала свою маму. Но я не понимала Изабелль, и никогда не пойму. Я была обычным ребенком. Никто не мог знать, какой я сделаю выбор, они сами меня подтолкнули. Люди, боясь, что я стану чудовищем, сами дали мне яд, превративший меня в него. Лишь для того, чтобы больше не думать и не бояться.

Я бросила пистолет рядом с телом Кристофера Грина, и медленно, шаг за шагом, пошла вслед за Изабелль. Мы вышли из кабинета, и устремились вдоль по коридору.

Сердце в моей груди сжималось так, что дрожало все тело.

– Теперь ты понимаешь, что от судьбы не сбежать, Аура? – спросила Изабелль. Она не боялась меня. Думаю, по-настоящему она никогда не боялась меня. Даже несмотря на то, что она отреклась от меня, она внутри ощущала, что я ее дочь, и что никакая мать не должна бояться собственного ребенка.

От судьбы не убежать…

Да, я это хорошо понимаю. Но кто решает мою судьбу? Кто именно ответственен за мои желания, мысли поступки? Я сама. Рэн говорил, что он никогда не мог повлиять на мою судьбу, потому что я не совсем человек. Но я думаю, что, если бы он мог, тогда он никогда бы не пришел ко мне, и я бы не узнала, что где-то в этом мире будет парень, который наконец-то позволит мне понять, что есть и любовь в этом мире. Кроме боли, и кроме страданий и страхов быть пойманным и казненным в этом мире есть моя любовь к Рэну. Поэтому я рада, что он не мог ничего предотвратить – что он пришел, и я его полюбила. Теперь, когда я буду умирать, когда я начну испытывать боль, я буду вспоминать его лицо.

Я должна умереть.

Странно, что Изабелль, считающая, меня дьявольским отродьем, ни на секунду не усомнилась в искренности моего желания. Разве она не должна была подозревать, что я могу солгать, или что я не захочу уходить из этого мира, пока он окончательно не опустится в Ад?

Казалось, Изабелль сейчас пребывала в состоянии эйфории – не уверена, беспокоилась ли она о том, что я иду за ней, сейчас. Ее плечи были расслаблены, а на губах, я уверена - усмешка. Она счастлива, что все, наконец, закончится. Двадцать лет, тяжких переживаний, подойдут к концу.

Мы вернулись в подвалы, и я подумала – а не собирается ли она меня пытать. Этого не случится. Я не стану выносить пытки ради такого смехотворного предлога. Оказалось, нет, пыток не будет. Изабелль хотела сжечь меня заживо. Она вошла в комнату, оббитую железом, без окон. Запах здесь был отвратительный. Это место, похоже на гигантскую печь для мусоросжигания.

Вот, кем она меня считает. Мусором.

Подойдя к углу комнаты, она взяла стоящую там канистру с бензином, и брызнула на меня. Я стояла не шелохнувшись. В моей голове почему-то прозвучали слова Рэна:

– Я люблю тебя. Почему ты мне не веришь?

Я верю. Я верю, что он меня любит.

Бензин пропитался сквозь мою одежду, ударил в нос. Я вздрогнула, и сжала кулаки. Изабелль осторожно обходила меня вокруг, при этом что-то бормоча. Наверное, молитву. Я же не ведьма. Почему именно сожжение?

– Ты каешься в своих грехах? – вдруг спросила она, выпрямляясь. Ее лицо было полностью умиротворенным, словно она священник. Она что, думает, что я стану ей исповедаться? Чего Изабелль не ожидала, так это того, что я стану ей перечить: