Ада Даллас
Шрифт:
Я следил, как розовый шар, подпрыгивая, катался среди танцующих. Затем, между девятью и десятью часами, я, не веря своим глазам, с тихим ужасом наблюдал за прибытием в сопровождении жен или просто приятельниц Луиса Лемора, имеющего большую власть у "Старых кадровиков" и заработавшего свои деньги на публичных домах Джеймса Дж. Конкэннона, который прошел путь от скупщика краденых авточастей до лучшего в городе специалиста по заключению подрядов на строительство административных зданий, Чарлза Лемонда, во время запрета торговца спиртным, а теперь президента пивоваренной фирмы, Эрни Мориса, владельца ночного клуба и фактического хозяина Французского квартала,
Зачем она это сделала? Зачем пригласила их? Это же настоящее самоубийство. Нет, это не она. Их позвал Сильвестр Марин. Но зачем? Для чего? Что она ему сделала?
Размышляя над этой загадкой, я следил за прибытием после десяти вечера представителей новоорлеанского высшего света: главного врача больницы святой Анны Стерлинга Смита с супругой, четы Блэр де Нэгри, Уэбстера Рейли с женой, юриста акционерного общества Бенджамина Льюина с супругой, четы Герман фон Паулюс, миссис Дороти Грант, полковника Ричарда Бартлета и его гостей – генерала Готфрида фон Ольтенбурга, которого он в 1945 году взял в плен и благополучно провел через денацификацию, и баронессы фон Ольтенбург, президента новоорлеанского банка Уильяма ди Фрассо с супругой и многих других.
Ада вся сияла, когда они появлялись, а я понимал, что это произошло слишком поздно. Для чего Сильвестр погубил ее? Мне было физически больно, словно я видел, как ребенку дали отравленную конфету и тот ее с удовольствием ест. Для чего?
Ада уже кончила принимать и теперь добросовестно обходила зал. Таким образом она очутилась возле меня. Я хотел было спросить: "Бога ради, что случилось?", но воздержался. Что толку от этого сейчас? И только сказал:
– Уж больно разношерстные у тебя гости.
– Я знаю. – На лице Ады мелькнуло беспокойство. – Сильвестр сказал, что нужно пригласить всех, иначе мы наживем врагов. Как ты думаешь, это здорово помешает?
– Нет, – солгал я.
– С виду все как будто неплохо? – прошептала она.
– Превосходно.
– Я так рада.
Я взглянул на ее лицо, сияющее, доверчивое, благодарное, и подумал: что же такое случилось с ней, если все ее упрямство и жестокость исчезли? Хотя, конечно, я знал. Это был все тот же новоорлеанский комплекс. Тот, кто жил в этом городе долго и кому этот город был дорог, встречаясь с глазу на глаз с высшим светом Нового Орлеана, не мог устоять, тотчас же впадал в шок и не отвечал за свои поступки. Я был свидетелем тому, как два перебравшиеся с Севера миллионера разорились, стараясь быть принятыми в свете. Видел, как другие – с совершенно безупречными верительными грамотами – с разбитым сердцем уезжали из этого города, в то время как третьи совершали фантастические поступки, стараясь проникнуть в это общество. Ада не была одинока. Она разочаровала меня, но ее желание казалось вполне естественным, и пусть на веки вечные будет проклят Сильвестр Марин за то, что он ей причинил.
Сам он прибыл после одиннадцати. В темно-синем фраке, который казался более элегантным, нежели у любого из гостей, он подошел к Аде. Я как раз стоял с ней.
– Как идут дела? – спросил он, как можно холоднее ответив на мой поклон.
– По-моему, ничего, – улыбнулась Ада.
Совершенно неожиданно на нас надвинулась Хильда фон Паулюс.
– Сильвестр! Как хорошо, что вы здесь! А я уж совсем отказалась от мысли увидеть вас.
Он улыбнулся,
мне показалось, с иронией.– Как поживаете, Хильда?
– Заходите, поболтаем, – сказала она и уплыла.
– Я вижу, у вас именитые гости, – обратился Сильвестр к Аде.
– Они пришли, – сияя, подтвердила она. – Я так вам благодарна.
– Чепуха, – так же насмешливо улыбнулся он.
Совершенно верно. Интересно, почему он все-таки решил нанести ей удар?
Я, не извинившись, оставил их и отошел к буфету. Через несколько минут я увидел, как Сильвестр кланялся, представляясь генералу и баронессе фон Ольтенбург. У них, наверное, много общего, подумал я.
Танцующие заняли весь зал, и в одном углу Будэн с супругой чуть не столкнулись с четой де Нэгри. Но возле буфета, где я стоял, между двумя группами пролегла нейтральная полоса. Слева шептались и громко смеялись Карло Чеджиано, Эрни Морис, Джимми Лорейн и Дж. Дж. Конкэннон. А справа, сбившись в кружок, улыбались, обмениваясь заговорщическими взглядами и беседуя чуть ли не шепотом, доктор и миссис Стерлинг Смит, супруги Уэбстер Рейли, миссис Дороти Грант и еще три пары. Дважды взлетал, обрываясь, женский смех, после чего наступала тревожная пауза.
Я заметил, как, над чем-то рассмеявшись, они разом прекратили свой смех, когда миссис Стерлинг Смит увидела проходившую мимо под руку с Томми Далласом Аду и послала ей широкую улыбку, которая явно была предостережением для остальных.
– Дорогая! – Она сделала шаг вперед к Аде. – Какой чудесный вечер! Мы получили такое наслаждение!
– Очень рада, – сдержанно отозвалась Ада, но щеки ее порозовели от удовольствия.
– Губернатор, ваша жена просто прелесть! Я заявляю, что первая леди не имеет права быть такой красивой. Нам всем завидно.
– Ну что вы, что вы! – возразил губернатор. – Благодарю вас, вы очень любезны.
Другие члены этого кружка, обменявшись улыбками, тоже стали расточать комплименты. Раскрасневшись от счастья, Ада пошла танцевать с Томми. Когда я танцевал с ней, она прошептала:
– Баронесса! Подумай, настоящая баронесса у меня в гостях!
После перерыва и дополнительных возлияний шампанского и ромового пунша, в котором рома было больше, чем нужно, разделявшая гостей пропасть стала исчезать: конгрессмен Будэн танцевал с миссис Смит, миссис Дороти Грант оживленно беседовала с Карло Чеджиано.
– Я всегда мечтала встретить настоящего гангстера, – услышал я ее слова через несколько минут.
Затем Томми заставили под оркестр спеть "Ты и я", гости бурно аплодировали и требовали повторения.
Томми заплатил музыкантам дополнительно, и они играли до трех. Гости расходились довольные. Они заверяли, что вечер прошел чудесно.
ТОММИ ДАЛЛАС
Наконец-то все кончилось. Я устал адски, но она сделала все, как ей хотелось. По крайней мере, мне так казалось. Непонятно было только, зачем Сильвестр собрал весь этот сброд. Некоторые из гостей мало чем отличались от гангстеров. И все же она была счастлива.
После бала, одетая в какой-то шелк цвета сливы, она уселась на краю кровати в том большом белом доме на Сент-Чарлз-авеню, который был ничуть не меньше моей официальной резиденции, и сказала:
– По-моему, вечер прошел превосходно.
– По-моему, тоже, малышка.
– Знаешь, мы одержали победу! – Голос ее звенел от удовольствия. – Теперь я буду принята в свете.
– Послушай, малышка, а разве до сих пор ты не была принята? Ведь ты жена губернатора?
– В Новом Орлеане это не имеет значения. Но теперь все в порядке.