Адаптация совести

Он давно присмотрел этот подземный ход и эту резко задвигающуюся, незаметную дверь. Кастет он спрятал в выемку над ней задолго до своего ареста. В подземном ходе он спрятал одежду и обувь в целлофановом пакете. Оставалось только молниеносно схватить кастет и нажать на рычаг, приводящий в движение дверь. На одно мгновение внимание всех охранников было отвлечено, в следующий момент он нанес удар в голову своему напарнику, с которым был скован наручниками.

Оглушенный конвоир упал в открывшийся проем двери; следом за ним туда упал и Баратов, услышав, как закрывается за ними дверь. Оставшиеся с другой стороны оперативники пытались выломать ее, даже стреляли, но все было бесполезно. Баратов достал ключи из кармана оперативника, освободился от наручников, взял пистолет, документы, телефон, даже снял с него куртку. Быстро прошел до места, где лежал пакет с одеждой, и переоделся. Затем так же быстро прошел до конца хода и вынырнул в спальной у камина.

Никто, кроме какого-то мальчика, не обратил на него внимания. Баратов улыбнулся ему и затерялся в толпе. Через двадцать минут он уже подходил к вокзалу. В вагоне элетрички было не так много народу, как он рассчитывал. Баратов сел в углу, наклонив голову, чтобы его приняли за спящего. Дронго был прав: он взял билет на поезд в Минск, но сошел в Орше, чтобы переехать в Витебск, где у него была куплена однокомнатная квартира, в которой он иногда появлялся. Здесь он и отсиживался следующие несколько дней, стараясь не выходить из дома.

По российским телеканалам промелькнуло сообщение, что во время следственного эксперимента из-под стражи сбежал опасный преступник Вениамин Борисович Баратов. Даже показали его фотографию. В свое время Баратов купил себе паспорт на другое имя, но с внешностью могли возникнуть проблемы. Вечером этого дня он побрил себе голову. Начал отпускать усы, купил смешные очки. Теперь, глядя на себя в зеркало, он был противен самому себе. Его бывшие сотрудники не смогли бы узнать в этом пожилом мужчине с седеющими усами и выбритой головой того шегольски одетого и симпатичного мужчину, каким был их директор. А мешковатый костюм скрывал его подтянутую спортивную фигуру. Он не узнавал сам себя, с отвращением трогая свои отрастающие усы и бритую голову.

Баратов понимал, что его будут искать. Они попытаются вычислить, куда он мог уехать, и рано или поздно приедут за ним в Витебск — в этом он не сомневался. Он еще много лет назад открыл счет в украинском банке на чужое имя по купленному паспорту и переводил туда деньги из разных городов, где бывал во время своих командировок. Так что деньги у него были. Теперь надо было переехать в Среднюю Азию и обосноваться, например, в Узбекистане или Киргизии, где его трудно было бы найти.

Но он помнил, что в его списке, который он составлял еще в прошлом году, были две женщины, которые ему нравились и с которыми он сумел познакомиться. Перенесенные испытания, арест, заключение, одиночная камера, интенсивные допросы, фантастический побег, постоянный стресс из-за опасения, что его найдут, сделали свое дело. Он чувствовал невероятное возбуждение и понимал, что не сможет сдержать себя и позвонит одной из своих знакомых. Да, он невероятно рисковал: женщина могла узнать в сбежавшем из-под ареста Вениамине Баратове того самого издателя Вадима, с которым она была знакома и который так неожиданно исчез, даже не позвонив. Но, с другой стороны, голос у него оставался прежним, а она могла не особо вглядываться в лицо маньяка по телевизору. Могла просто и не видеть этой передачи.

Он долго колебался, кому именно позвонить. Одна его знакомая жила в Волгограде, другая — в Москве. Нужно было выбирать между этими городами. В Москве его телефонного звонка могла ждать Алена Кобец, а в Волгограде — Ирина Торопова. Но отец Алены был важным чиновником в прокуратуре и наверняка знал о сбежавшем Баратове, даже если сама молодая женщина не обратила внимания на это сообщение. Кроме того, появляться в столице было очень рискованно, даже с измененной внешностью. Значит, Волгоград.

Ночью ему снилась молодая особа, в которой угадывались черты различных женщин, когда-либо встречавшихся на его пути. Среди них была и Катя.

Поднявшись рано утром, он терпеливо подождал до половины девятого, когда пригородные поезда и электрички бывают максимально заполнены. И затем выехал из Витебска в Минск. Прибыв в столицу, он некоторое время ходил по вокзалу, дожидаясь прибытия московского поезда, следующего на Варшаву; только затем подошел к телефону, чтобы набрать знакомый номер. И услышал голос Ирины Тороповой.

— Доброе утро, Ирина. Вы меня узнали? Это Вадим.

— Здравствуйте, — сдержанно сказала она, — конечно, узнала. Я думала, вы уже не позвоните. Куда вы пропали? — Она спрашивала без кокетства и без излишней скромности. Он понял, что она ничего не знает о сбежавшем преступнике Вениамине Баратове.

— Я улетал в Индию, — соврал он, — был в длительной командировке.

— Неужели на такой долгий срок?

— Мы налаживаем с ними совместный бизнес.

Индия нужна была, чтобы объяснить его побритую голову и изможденный вид. Он может объяснить эти перемены во внешности тропической болезнью.

— Какой бизнес? Хотите издавать индийских писателей? — рассмеялась Ирина.

— Нет. Мы будем покупать у них высококачественную кожу для переплетов наших книг, — придумал на ходу Баратов. — Они готовы продавать нам кожу, красители, картон, бумагу — словом, все, что нужно издательству.

— Теперь понятно. А где вы сейчас находитесь?

— Проездом в Варшаву, — снова соврал он. — Разве у вас не высветился мой минский номер?

— Какой-то номер высветился, но я не поняла.

— Я звоню из Минска, с вокзала. Сегодня буду в Варшаве, а уже через два дня — в вашем городе. Правда, я побоюсь показаться вам на глаза.

— Почему?

— На меня лучше не смотреть. Ужасно выгляжу. Я там подцепил какую-то тропическую болезнь, и меня обрили наголо, как каторжника.

— Сейчас это модно, — успокоила его Ирина.

— Вы думаете? Тогда вы меня успокоили. Я отпустил усы и стал похож на режиссера Бондарчука.

— Тоже неплохо, — рассмеялась она. — Говорят, что он секс-символ своего поколения.

— Из меня такой символ не получится, — признался Баратов.

— Все равно приезжайте, — пригласила Ирина, — я вас познакомлю с моей мамой.

«Только этого мне не хватало!» — подумал Баратов.

— С мамой буду знакомиться, когда отрастут волосы. А с вами я готов рискнуть и увидеться — если, конечно, вы меня не испугаетесь.

— Не испугаюсь, — очень серьезно ответила она, — вы же знаете, что все самое страшное в моей жизни уже случилось. Я теперь ничего не боюсь.

Он помнил. Пять лет назад в катастрофе погиб ее близкий друг, который незадолго до этого сделал ей предложение. Она тяжело перенесла эту потерю. А через год скоропостижно умер отец, которого она очень любила. Может, поэтому она сказала, что все страшное в ее жизни уже произошло. На секунду он почувствовал некое подобие угрызений совести. Ведь она даже не подозревает, что самое страшное в ее жизни еще впереди…

— Я все помню, — мягко сказал Баратов. — Давайте не будем об этом вспоминать. Как ваша школа? Вы говорили, что в ней должен быть ремонт.

Ирина была учителем истории в средней школе.

— Опять отложили, — сообщила она. — Говорят, что на этот год в бюджет заложили слишком мало средств. А тут еще кризис грянул… Наверное, в будущем году что-то придумают.

— Надеюсь, что придумают. — Он почувствовал, что сделал ей приятное, вспомнив о ее школе. Она влюблена в свою профессию и в своих ребят. Баратов был настоящим психологом и знал, как нравиться женщинам.