Адаптация совести

— Здравствуйте, — глухо сказал Тублин. Узнать его голос тоже было невозможно, словно позвонил совсем другой человек. — Вы уже все знаете?

— Да, наслышан.

— Можете торжествовать: вы оказались гораздо умнее, чем мы все.

— Я же вас предупреждал… Торжествовать я не буду, хотя бы из уважения к собственным усилиям по его задержанию.

— Откуда мы могли подумать, что он все рассчитал? Нас было восемь человек: генерал Гордеев, я, пятеро оперативников и наш врач. Всего восемь человек. Нам казалось, что у него нет ни единого шанса.

— Как это произошло?

— Он привел нас к старинной молочне, находящейся неподалеку от дворца, а затем обошел здание быстрым шагом. Один из наших оперативников был скован с ним наручниками, и мы спокойно шли следом. Двое наших сотрудников шли впереди них. Оперативник, который был скован с Баратовым, — опытный сотрудник, профессиональный спортсмен. Они зашли за угол, и раздался какой-то стук. Мы бросились туда и увидели задвигающуюся железную дверь. Двое сотрудников стояли рядом, в полуметре от них, и ничего не поняли. Там был какой-то заросший вход, мимо которого они прошли. Он неожиданно поднял руку и достал что-то из углубления над этой дверью, резко ударил своего конвоира и толкнул его в проход, бросаясь следом. И сразу за ними закрылась эта дверь. Все произошло в какие-то доли секунды, никто ничего не успел понять. Мы попытались взломать дверь — ничего не получилось. Даже стреляли в нее. Потом нашли сотрудников музея и обнаружили ход, который вел из дворца к молочне и дальше к павильону, который называется Храм Дружбы. Повсюду сновали люди, но Баратова нигде не было. У дверей, с другой стороны, лежал наш оперативник без сознания. Баратов нанес ему удар каким-то тяжелым предметом. Потом я вспомнил ваши слова об исчезнувшем кастете и понял, чем именно он орудовал. Оперативник, который был скован с ним, не успел среагировать. А ключи от наручников были у него в кармане. Это было нарушением. Баратов снял наручники, забрал оружие, документы, телефон, куртку несчастного и исчез.

— Он готовился заранее… Я же говорил Гордееву о пропавшем кастете! Нужно было о нем помнить.

— Теперь уже поздно говорить об этом. По тревоге подняты все городские спецслужбы, взяты под особый контроль аэропорты, речные и морские вокзалы, железнодорожные станции, автобусные остановки. Сейчас мы связались с военными, будем ставить двойное кольцо вокруг города.

— Все это бесполезно, — мрачно сказал Дронго, — он обычно рассчитывает свои действия по минутам. Вы его все равно не найдете.

— Не знаю. Даже думать об этом не хочу. Нам пришлось доложить о случившемся в Москву. Вечером мы будем на докладе у директора ФСБ. Боюсь, что нас отстранят от расследования. Возможно, это мой последний звонок вам. Если до семи вечера мы ничего не обнаружим, то оба должны будем возвращаться в Москву, оставив здесь наших оперативников.

— Гордеев знает, что вы мне позвонили?

— Нет. Ему стало плохо с сердцем, вызвали врачей. Сейчас ему сделали укол. Он все еще не может прийти в себя.

— Баратов нарочно вызывал меня, зная, что вы будете прослушивать наши разговоры. И все его как бы вынужденные шаги были на самом деле продуманными ходами, к которым вы его и подталкивали. Он делал это нарочно, чтобы вы захотели вывезти его в Пермь, а потом и в Павловск. Все было рассчитано до мелочей.

— Мы должны были понять его план еще до того, как вылетели в Санкт-Петербург, — согласился Тублин. — Я решил вам позвонить, чтобы спросить вашего совета. Где его искать?

— Только не в Санкт-Петербурге, — вздохнул Дронго. — Насколько я могу судить о его характере, он уже выехал из города. Добрался на электричке до вокзала и там пересел на первый попавшийся поезд, пока вы исследовали лаз. Очевидно, это был тайный проход, сделанный архитектором Камероном для хозяина дворца.

— Не знаю, кто его сделал, но этот проход тянулся прямо из дворца, из спальной комнаты. Баратов прошел обратным путем, вышел прямо в музее и растворился среди посетителей.

— Все верно. Камерон строил дворец для нелюбимого наследника, который все время опасался покушений.

— Вы могли бы сказать нам об этом вчера.

— Я пытался вас предупредить, но вы не хотели меня слушать.

Тублин молчал, сознавая, что уже ничего нельзя исправить.

— Сколько времени у вас ушло на осмотр места происшествия? Когда вы открыли эту дверь? Вы можете точно вспомнить? — спросил Дронго.

— На все поиски ушло чуть больше часа. Может, полтора часа. Мы были уверены, что он прячется за дверью, предлагали ему сдаться… Потом нашли выход с другой стороны — или вход, смотря откуда двигаться. Но мы были уверены, что он не рискнет появиться в музее, а прячется у молочни. Поэтому продвигались вперед очень осторожно. Но его нигде не было.

— Он мог спрятать где-нибудь и нужную ему одежду, — предположил Дронго. — Сразу переоделся и вышел в музей. Из Павловска до центра города примерно минут тридцать на электричке. Там можно пересеть на любой поезд, идущий в центр страны. Если вы начали вводить свой «план перехват» через полтора часа после его побега, то уже опоздали. Снимайте ваше оцепление и возвращайте людей, его уже нет в городе.

— Это не в моей власти, — признался Тублин.

— Тогда ищите.

— Где?

— Понятия не имею.

— Как вы думаете, он может прийти к вам?

— Я буду последним человеком, к которому он захочет прийти.

— Но он очень мстительный и последовательный человек. Может, захочет вам отомстить…

— Почему вы думаете так за него? Он уже более чем отомстил, выставив всех нас дураками, в том числе и меня. Ведь это фактически через разговоры со мной он заставил вас принимать ошибочные решения, которые привели к его побегу. Так что, по большому счету, он отомстил.

— Значит, у вас он не появится?

— Нет. Разумеется, нет.

— Может, он захочет вернуться в Пермь?

— Где его знает каждая собака? Никогда в жизни. Я думаю, что он на некоторое время заляжет на дно, где-нибудь в тихом провинциальном городке. Есть, правда, одно обстоятельство…

— Какое?

— Он уже давно не совершал своих нападений. Я думаю, ему трудно будет сдержаться после стольких дней воздержания. Он будет искать старых знакомых…

— То есть опять убивать?

— Боюсь, что да.

— Вы серьезно говорите или издеваетесь?

— К сожалению, более чем серьезно. Скажите, господин Тублин, вы женаты?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Сколько лет?

— Больше двадцати.

— Я могу узнать, с какой регулярностью вы практикуете секс со своей супругой? Только не обижайтесь, я спрашиваю не из праздного любопытства.

— Я не обязан вам отвечать.

— Хорошо. Предположим, один раз в неделю. Или один раз в месяц, пусть даже в два или три месяца. Но все равно чувствуете подобные позывы. А он ведь моложе вас. И не может получать удовольствия другим способом, кроме насилия и убийства. Как вы считаете, он долго продержится?

— Если он убьет еще хотя бы одну женщину, нас просто разжалуют и выгонят из органов, — признался Тублин.

— Тогда сразу ищите себе новую работу, — безжалостно заявил Дронго. — Вы не сможете поставить охранника рядом с каждой женщиной по всей стране. И учтите, что он может действовать и в соседних странах, где уже бывал, — например, в Казахстане и Украине.

— Тогда мне остается только застрелиться, — в сердцах сказал Тублин.

— Это дезертирство, — возразил Дронго, — нужно снова начинать поиски Баратова. Понимаю, что будет нелегко. Но человека всегда можно найти. Всегда остаются конкретные следы его передвижения. Будет много работы, очень много волнений, переездов, обычной рутины — но по-другому найти его невозможно. Кстати, вы уже проверяли телефон вашего охранника? Он может позвонить, используя этот аппарат.