Адини. Великая княжна. Книга первая
Шрифт:
– Ты теперь самая младшая, третья дочь императора. В нашем мире Александра прожила всего 19 лет и умерла от туберкулёза во время преждевременных родов. Здесь я такого не допущу. Мы уже изобрели лекарства и схемы лечения этой болезни. А в нашем мире примерно до 1950-х годов заболевшие туберкулёзом были обречены на ранюю смерть. Даже, как видишь, представители царских семей.
Изобрели мы также рентгеновскую установку и флюрографию. Потом покажу тебе снимки твоей грудной клетки с кавернами. Ты сейчас регулярно проходишь курс лечения. Твоему здоровью и жизни уже ничего не угрожает!
Молчавшая до этого Елизавета сказала:
– Константин Семёнович, хотя и имеет звание придворного лейб-медика, но здесь во дворце бывает нечасто, потому что
– Благодарю, Елизавета! Так и сделаем!
– Между прочим, Константин Семенович – муж моей сестры Екатерины! Екатерина Николаевна Карамзина, в замужестве – княгиня Мещерская – хозяйка одного из самых популярных сейчас салонов Петербурга, мы с тобой обязательно будем его посещать.
– А ещё, как только хорошо поправишься, - добавил доктор, - Мы съездим с тобой в Гатчину, где проживает инженер Пылин. В его доме находится наша главная лаборатория по АТ- технологиям. Мы уже успели многое в этом мире воссоздать из нашего, даже компьютер. Однако, мы пока очень отстаём в создании микросхем, поэтому наша радиоэлектронная и компьютерная аппаратура очень громоздка. Компьютер, например, занимает несколько комнат, однако он намного круче, чем персональный компьютер начала 21 века. Я уже говорил, что он может считывать подсознательную информацию из мозга человека, благодаря чему мы уже создали из знаний попаданцев что-то типа Википедии. Мы вот принесли тебе несколько листов распечаток по биографиям некоторых деятелей эпохи, будем доставлять ещё. Чтобы всё это было легально и не вызывало лишних вопросов у непосвящённых, эти листки помечаются как предсказания Оракула. Поэтому можешь не бояться, не прятать эти материалы очень далеко.
– Так ты, Лиза, значит, Карамзина? Где-то уже слышала эту фамилию.
– Да, я Елизавета Николаевна Карамзина, младшая дочь известного историка и писателя. Папенька и маменька уже почили с Богом, а нас осталось три дочери и три сына. Ты в школе изучала повесть Карамзина “Бедная Лиза”?
– Конечно, нам это преподносили как образец эпохи романтизма в русской литературе.
– Сашенька, - отозвался Егоров, - я тебя попрошу быть очень осторожной в своей деятельности, следи за речью и привычками. Старайся подстраиваться под окружающих. Быть набожной, больше молиться, креститься. Я уже говорил, что тебя все знают, как неумеющую почти разговаривать на русском.
– А вот бы меня куда-то на пару недель увезти, в какое-то имение, например. Оттуда я бы вернулась, хорошо разговаривая на русском и это ни у кого бы не вызывало лишних вопросов.
– А давай попросим императора, чтобы он отпустил тебя в Москву?
– Можно попробовать.
Император Всероссийский и императрица, папА и мамАн, навестили меня вдвоем, когда узнали, что я уже почти выздоровела. Я решила вопрос с Лизой Карамзиной и заговорила о поездке в Москву. На это Николай Павлович предложил мне ещё более заманчивый вариант: поездка на недавно построенном Императорском поезде до Екатеринослава, куда уже успели проложить железную дорогу. Со мной бы поехали наследник Александр и сестра Ольга. Мы бы заняли шикарные апартаменты самого императора. Я с радостью согласилась.
Глава 4. Семейное
Глава 4. Семейное
На следующий день мой организм резко пошёл на поправку.
Я, конечно, ещё не могла нормально разговаривать, объяснялась шёпотом. Зато поднялась с постели и первым делом испытала музыкальные инструменты. И рояль, и гитара были настроены превосходно. Во-первых, это были инструменты высшего качества. Во-вторых, не знаю, кто их настраивал, но это был мастер высочайшего класса. Да и подумать, разве для настройки инструментов царских дочерей позвали бы первого попавшегося халтурщика с улицы?Весь день я то бренчала на гитаре в своей спальне, то выходила в гостиную и музицировала на фортепиано. Во время одного из таких импровизированных концертов явилась откуда-то сестрица Ольга, села напротив и недоуменно дослушала мелодию до конца. Я поймала себя на мысли, что играла мелодию романса XX века и для сестрицы эта музыка совершенно незнакома. Вот почему Ольга стала допытываться у меня, что это за мелодия и откуда я её знаю.
– Сама сочинила, пока валялась, - прошептала я и даже не покраснела.
– Найди-ка мне нотную тетрадь, Я хочу записать!
– Ты что не помнишь, где у тебя лежат ноты? В секретере на второй полке!
– После болезни у меня бывают сильные провалы в памяти. Лекари об этом знает и обещает, что скоро всё наладится! Ты теперь тоже знаешь! Однако я не хотела бы, чтобы об этом знал бы кто-то ещё! Особенно папА! А ему донесут моментально! Я надеюсь, что ты не будешь впредь делать недоумённый вид, когда я что-то забуду или буду делать что-то не так. Наоборот, промолчишь и придёшь мне на помощь! Или даже подскажешь что-то, только увидев моё замешательство.
– Утром, когда ты спала, приходила маман. Заходила к тебе, постояла тихонько. Обещала сегодня снова зайти.
– А что ещё нового во дворце? В столице? в стране? В мире?
– Да так, ничего! Я занималась с учителями. А ты себя как чувствуешь? Может, пойдешь сегодня со мной на семейный обед?
– Пойду, пора выходить в люди!
Так я впервые прошлась по коридорам Зимнего дворца. Меня удивило, что на входе в наши с Олей покои стояли двое гвардейцев по стойке «смирно». А ещё удивило довольно оживленное движение по коридорам. Горничные, разная прислуга, придворные дамы и офицеры кланялись нам с Ольгой, когда мы проходили мимо них или шли им навстречу.
Вся царская семья была уже в сборе, за исключением самого императора и нас с Ольгой. Императрица (или моя маман, пора привыкать уже) пришла с камер-фрейлиной Юлией Барановой или в девичестве Адлерберг (это шепнула мне Ольга) , они о чем то тихо разговаривали. Наследник, или, по-местному, цесаревич, Александр беседовал с великой княжной Марией. Увидев нас с Олей, наши старшие брат с сестрой прервали беседу, улыбнулись нам. Маленькие наши братья сидели со своими воспитателями, среди которых выделялся симпатичный пожилой адмирал в ладно сидящем на нем новеньком морском мундире.
А тут подошёл и сам папА, но тоже не сам, а с двумя генералами.
– Министр двора Волконский Пётр Михайлович и министр путей сообщения Клейнмихель Пётр Андреевич. – шепнула Оля мне на ушко. – Папа часто приглашает их за семейный стол.
Я настолько засмотрелась на Петра Андреевича Клейнмихеля, что тот даже смутился и покраснел. Шутка ли: помнила его ещё из той жизни! Со школьной скамьи, когда учили наизусть стихотворение Некрасова “Железная дорога”. Там есть такой эпиграф: мальчик Ваня спрашивает отца-генерала, кто построил эту железную дорогу, на что папаша отвечает: “Граф Пётр Андреевич Клейнмихель!” Некрасов же в стихотворении опровергает слова генерала, доказывает, что дорогу строил народ (“А по бокам то всё косточки русские, сколько их, Ванечка, знаешь ли ты?”). Помню, что потом уже, будучи студенткой консерватории, участвовала в семинаре по марксистско-ленинской философии, где обсуждали роль личности и народных масс в истории, и где, в частности, поминали этот стих Некрасова о Клейнмихеле и народе. Так что Петра Андреевича я приняла почти как родного, не зря он так смутился.