Адмирал Ее Величества России

Турецкий пароход «Таиф» имел бы, при желании энергично действовать, полную возможность занять во время боя позицию, позволявшую ему безнаказанно обстреливать часть наших судов продольным огнем.

План атаки, составленный Павлом Степановичем, по своей простоте, ясности и обдуманности вполне удовлетворял выше приведенным условиям.

В ночь с 16 на 17 ноября наша эскадра находилась в 22 милях от Синопа, в ночь с 17 на 18 число она приблизилась на 10 миль. Отсюда, собственно, должно было начаться движение для атаки Синопского рейда. Владея морем, Нахимов имел полную возможность двинуться на Синопский рейд с юго-восточного, южного и юго-западного направлений. Павел Степанович решил приблизиться с юго-восточного направления.

Такое направление кроме условий ветра было особенно выгодно в том отношении, что наша эскадра почти до постановки на якорь подвергалась ввиду дугообразного расположения турецких судов огню лишь 62 орудий (западного фаса); при движении в южном направлении она подвергалась бы огню 127 орудий и в юго-западном направлении – огню 154 орудий восточного фаса судов. Что же касается участия в дальнем обстреливании береговых батарей, то при всех трех направлениях оно было почти одинаково.

Нахимов назначил подход эскадры в двух колоннах, развертывание, самое быстрое, по передним кораблям в обе стороны. Для противодействия турецким пароходам адмирал отделил два бывших в его распоряжении фрегата, «Кагул» и «Кулевчи», как суда, более подвижные и несшие менее сильную, но вполне достаточную для борьбы с пароходами артиллерию. Он решил держать во время боя эти фрегаты под парусами.

В самом бою начальнику эскадры трудно держать ее в своих руках: здесь начинаются уже самостоятельные действия командиров судов. Поэтому Нахимов поставил флагманские корабли в голове колонн; этим достигалось и известное нравственное воздействие на эскадру, и, кроме того, Павел Степанович оставлял в своих руках решение весьма важного вопроса о месте постановки эскадры на якорь.

Разбирая внимательно весь план действий адмирала Нахимова, нельзя не отдать ему справедливости, что все им было обдумано, все соображено, и успех дела был подготовлен до мельчайших подробностей.

В 10 часов утра 17 ноября, воспользовавшись несколько прояснившейся погодой, адмирал собрал на корабле «Императрица Мария» второго флагмана и всех командиров и ознакомил их со своими предположениями. В 11 часов на эскадре читался уже приказ Нахимова для атаки турецкого флота, стоявшего на Синопском рейде. Адмирал, передавая диспозицию, по которой суда должны для боя стать на якорь, прежде всего подтверждал в приказе свое непременное требование становиться в возможно близком от неприятеля расстоянии, однако не менее как на 10-саженной глубине.

Дав далее необходимые технические указания, Нахимов перешел к изложению своих боевых требований. Он приказывал немедленно прекращать огонь по судам, которые спустят флаги, и переносить его на суда, еще сопротивляющиеся, и на береговые батареи, которые, по словам Нахимова, несомненно, будут продолжать действовать, даже если бы с турецким флотом дело и было покончено. Огонь приказывалось открывать по второму адмиральскому выстрелу, если со стороны неприятеля не будет оказано никакого сопротивления; в противном случае каждое судно открывает огонь, соображаясь с обстоятельствами.

Приказав, по возможности, не разрушать консульские дома, адмирал в заключение высказал мысль, что все предварительные наставления могут при переменившихся обстоятельствах затруднить знающего свое дело командира, а потому, заканчивал Нахимов, «я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнить свой долг. Государь император и Россия ожидают славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать ожидания».

В то время как эскадра Нахимова проводила канун сражения в подготовке к бою, генерал-адъютант Корнилов спешил из Севастополя с тремя пароходами на помощь Павлу Степановичу. Судьба, однако, как увидим ниже, не дала ему возможности разделить славные лавры Нахимова. Досадное волнение и противные ветры замедлили приход пароходов к Синопу.

Прошел канун Синопского боя. Неторопливо, спокойно и без всякой суеты обдумал адмирал свой несложный по исполнению, но решительный по результатам план действий. Он вел или к полной победе, или к геройской гибели наших судов; другого выхода не предвиделось ни в мыслях адмирала, ни в той краткости, простоте и определенности, которые отличали его приказания, ни, наконец, в сердцах и воле всей команды, до последнего матроса включительно.

Сорокадневное беспрерывное пребывание на страже русских интересов в бурном море, бесплодные труды и лишения, понесенные в это продолжительное плавание, а главное, набиравшееся капля за каплей горькое чувство оскорбления и вероломных поступков, сознательно понимаемое офицерами и инстинктивно воспринимаемое всей сильной духом серой массой, были тому ручательством.

Кратко и определенно передал адмирал свои приказания о предстоящем бое командирам судов. В скромной каюте корабля «Императрица Мария» не было произнесено ни громких фраз, ни бьющих по нервам перлов эффектного красноречия – не в этом заключалась нравственная мощь Павла Степановича; знаток сердца человеческого, он двигал своих сподвижников на дела неимоверные одним скромным: «Надо сделать», или: «Я решил атаковать» – и мог быть уверенным в исполнении его краткого приказа всей мощью тех тысяч людей [95] , которые многолетними совместными трудами слились со своим обожаемым адмиралом в одно тело и в одну душу.

95

Всего на судах, участвовавших в Синопском сражении, кроме пароходов, находилось строевых офицеров и нижних чинов 5576 человек и нестроевых 371 человек. Николаевский центр. архив, опись 66, дело № 2, связка 1. (Прим. автора)

Несуетливо, в порядке обыденных занятий, готовили капитаны свои суда и команды к предстоящему назавтра бою, пока зашедшее солнце и спуск флагов, долженствовавших вновь подняться в ореоле блестящей победы, не прекратили будничной деятельности эскадры.

При свежем брамсельном ветре суда Нахимова спокойно провели ночь в 10 1/2 милях к северо-востоку от Синопского перешейка.

Негостеприимно встретило нашу эскадру утро 18 ноября. Дождь, сильная пасмурность и самый неблагоприятный для успеха дела юго-восточный дувший шквалами ветер приветствовали будущих победителей Синопа. При этом ветре овладение неприятельскими судами представлялось крайне затруднительным; они могли легко выбрасываться на берег, что с нашей стороны вызывало необходимость их полного уничтожения. С утра жизнь на эскадре началась своим обычным порядком.

Ожидание боя не нарушало ее мирного течения; на всех судах закипали котлы с матросскими щами, обычно суетилась прислуга кают-кампаний, и лишь редкие сигналы с «Императрицы Марии» напоминали о предстоящем деле.

Приказав судам держаться при движении один от другого в расстоянии 150 саженей и приготовиться стать на якорь со шпрингами, а фрегату «Кулевчи» держаться левее колонны Новосильского, адмирал Нахимов в 9 часов утра поднял сигнал к спуску гребных судов, а в половине десятого, отслужив на судах молебен, эскадра в двух колоннах, имея в голове «Императрицу Марию» под флагом Нахимова и «Париж» под флагом Новосильского, неслась, постепенно прибавляя ход, к Синопскому рейду с гордо развевающимися на брам-стеньгах национальными флагами. Около 10 часов утра адмирал поднял сигнал «Приготовиться к бою», но на судах все было уже готово, и спокойные духом черноморцы в 11 часов по обыкновению сели за обед.

Через полчаса обед был окончен, на судах ударили тревогу; мгновенно все были на своих местах, и орудия в деках заряжены каждое двумя ядрами. На салингах стояли офицеры для наблюдения за неприятелем и за правильным направлением огня своих судов. Дождь перестал, туман отнесло от берега, как бы вся природа оживилась, и в двух с половиной милях от стройно несшейся эскадры открылся Синопский рейд со стоящими на нем турецкими судами.

Страшная суета, поднявшаяся среди неприятеля, должна была еще более подкрепить нашу уверенность в победе. Торопливые сигналы, снующие во всех направлениях шлюпки, разводимые пароходами пары и беспорядочные группы турецких солдат, бежавших к береговым батареям, представляли ту знакомую картину зачатка поражения эскадры Османа-паши еще до начала самого дела, которая по достоинству должна была быть оценена опытным взором черноморского моряка.