Адмирал Империи – 56

– А отдать девяносто процентов системы без боя – это что? – парировала Агриппина Ивановна. – Ваш стратегический гений?

– Лучше контролировать часть, чем потерять все! – не сдавался Арсений Павлович.

– Философия проигравших как она есть! – отрезала Хромцова, презрительно отмахнувшись от своего коллеги.

Я покачал головой. Они могли спорить так часами, а у нас было меньше десяти.

– Эх, Александр Иванович, – Борисевич понизил голос до заговорщического шепота, хотя в пустом коридоре нас никто не мог подслушать. – Я вас немного знаю. Вы из тех, кто всегда находит выход. Помните Херсонес? Все думали – конец, капут, финита ля комедия, а вы – раз! – и вытащили нас прямо из пасти самого Коннора Дэвиса.

– Это было проще, – признался я, вспоминая ту операцию. – Там был ясный враг и ясная цель: схватить вас троих и удрать, пока тот не спохватился. А здесь…

– А здесь враг на подходе, а мы как лебедь, рак и щука из старой басни, – закончил губернатор, вздохнув так тяжело, что, казалось, выдохнул половину атмосферы планеты. – Найдите решение, голубчик. Найдите быстро. Пока эти, – он кивнул на спорящих дивизионных адмиралов, – не передрались окончательно. Или пока первый министр Граус не решил все за нас. Что, честно говоря, произойдет быстрее.

Я молча кивнул, погружаясь в собственные размышления. Что-то во всей этой ситуации было не так. Фундаментально не так. Не в стиле императора Ивана принимать настолько нелогичные решения. Мальчик за то время, как я его знаю, всегда демонстрировал удивительную для своего возраста рассудительность. Да и сейчас его вопросы во время моего доклада были точными и по существу. Так почему?

Стоп. А что если решение принимал не он?

Эта мысль ударила меня как протонная торпеда. Конечно! Иван – ребенок, пусть и не по годам развитый. У него в этой ситуации вполне могли быть советники. Вопрос – кто именно посоветовал ему принять такое катастрофическое решение практически о бездействии?

Я мысленно начал перебирать возможных кандидатов, методично анализируя каждого и повернувшись к ковыляющему рядом новоиспеченному губернатору.

Борисевич? Исключено категорически. Генерал был прямолинеен как рельс на магнитной подушке, хитрость и интриги – не его стихия. Он мог часами рассказывать солдатские байки, пить как лошадь и материться как боцман, но плести интриги? Скорее адмирал Дессе станет пацифистом. К тому же его реакция была абсолютно искренней – такое удивление не подделаешь.

Таисия? Моя давняя… как ее назвать? Подруга? Больше, чем подруга? Женщина, с которой нас связывают сложные отношения, балансирующие где-то между дружбой и чем-то большим? В любом случае, княжна всеми руками поддержала бы мое назначение. Я слишком хорошо ее знаю – Тася прямолинейна в своих симпатиях и антипатиях. Если бы она могла повлиять на решение брата, я бы сейчас примерял лавры главнокомандующего. К тому же я видел ее лицо, когда император огласил свое решение – челюсть княжны отвисла так, что туда можно было загнать эскадрилью истребителей. Нет, она была шокирована не меньше меня.

Кто еще входит в ближний круг императора? Новый начальник охраны? Нет, это чистый служака, политика – не его сфера. Министры и сановники? Большинство из них остались в столице или погибли во время переворота.

Оставался один кандидат. Густав Адольфович Гинце.

Профессор, который за последние недели изменился до неузнаваемости. Человек, внезапно ставший советником императора и исполняющим обязанности министра финансов. Человек, тратящий миллионы на мраморные дворцы в разгар войны.

Я знал старика уже несколько лет. Густав Адольфович был блестящим ученым, немного рассеянным, немного скуповатым, но верным товарищем. Человек, который мог забыть поесть, увлекшись расчетами, но никогда не забывал прийти на помощь. Его изобретения десятки раз спасали мою шкуру и мой корабль. Модификатор щитов, который позволил «Одинокому» выдержать залп целой эскадры. Усилитель двигателей, благодаря которому крейсер считался самым скоростным в Черноморском космофлоте. Наконец, технология «хамелеон»…

Но после того, как он вживил себе нейрочип собственной же разработки…

Изменения были разительными. Словно подменили человека. Из милого чудака-профессора, который мог полчаса искать очки на собственной голове, Гинце превратился в хладнокровного стратега и политикана. Его решения стали математически выверенными, речь – отточенной как лезвие, а в глазах появился холодный расчет. Раньше он мог спорить со мной о красоте математических формул, теперь говорил только об их эффективности.

Густав Адольфович утверждал, что чип просто «оптимизирует мыслительные процессы», убирает «ненужный шум» и позволяет «принимать решения на основе чистой логики». Может быть это и так. Я видел похожий эффект на полковнике Дорохове.

Кузьма Кузьмич после тяжелого ранения был… скажем так, не в лучшей форме. Бедняга заикался, туго соображал, с трудом связывал слова. Помню, как он пытался отдать приказ об атаке: «П-п-пехота, в-в-вперед! Нет, с-с-стой! То есть, в-в-вперед, но ос-с-сторожно!» Бойцы его любили, но команды приходилось дублировать через заместителя.

А после установки чипа? Полковника как подменили! Четкая речь, молниеносные решения, безупречная логика. Прекрасно, конечно, я все душой за Кузьму Кузьмича рад, но что-то в этом было… неестественное. Как будто человека заменили очень качественным роботом.

И теперь этот «оптимизированный» Гинце, который имплантировал в себя такой же чип, был ближайшим советником императора. Человек, который раньше не мог договориться с поставщиком о скидке на нужную аппаратуру, теперь ворочал миллионами империалов и строил дворцы до неба. И, судя по всему, именно его советам Иван Константинович и следовал.

Мы подошли к развилке коридоров. Направо – путь к посадочной площадке, налево – административное крыло.

– Так что, на площадку? – спросил Борисевич, явно надеясь, что я одумаюсь и полечу с остальными.

– Сначала хочу проверить одну догадку, – ответил я.

В этот момент адмиралы тоже достигли развилки. Спор не утихал ни на секунду.

– …абсолютно безответственный подход! – гремел Пегов.

– Безответственный? – Хромцова вскинулась как кошка, которой наступили на хвост. – Это вы называете мой тридцатилетний опыт безответственным?