Адмирал Л. М. ГаллерЖизнь и флотоводческая деятельность
Шрифт:
Уже после трагического конца этой операции, в которой были потеряны «Спартак» и «Автроил», а их экипажи пленены («Азард» по ряду причин участия в ней не принял), Галлер с возможной тщательностью разобрал действия ее участников. Он хотел понять случившееся. Многое его поразило. Как, например, можно было идти к Ревелю, не разведав достоверно виков — бухт к востоку от Ревеля? Ведь было известно, что английские корабли действуют в Нарвском заливе, следовательно, могут находиться и в этих бухтах. Таким образом, опасность отсечения эсминцев от «Олега» не исключалась. Преимущество же английских крейсеров типа С, построенных в 1916–1918 годах (водоизмещение 4120 т, скорость 29 узлов, пять дальнобойных 130-миллиметровых орудий и восемь торпедных аппаратов), перед эсминцами и даже перед «Олегом» было несомненным. Наконец, как можно было поручить руководство отрядом Ф. Ф. Раскольникову! Известный деятель революции, член Реввоенсовета не имел не только опыта руководства боевыми действиями на море группы кораблей, но и командования одним кораблем. Правда, перед выходом, видимо реально оценив свои возможности как командира отряда, Раскольников просил Троцкого послать его в качестве комиссара, командование же поручить специалисту — офицеру с достаточным опытом. Но Троцкий ответил, что «не видит причины, почему бы не взять ему (Раскольникову. — С. З.) на себя командование всей операцией, взяв в помощь себе опытного специалиста» [98] . Не помог в этой
98
ЦГАВМФ, ф. 342, оп. 2, д. 169, л. 12.
Потерю эсминцев, гибель товарищей из их команд тяжело переживали в Кронштадте и Петрограде. Позже стало известно и об измене части офицеров, перешедших на сторону белоэстонцев и оставшихся служить на эсминцах. Под новыми именами — «Вамбола» и «Ленник» захваченные корабли включили в состав белоэстонского флота… Особая комиссия Реввоенсовета Республики, прибывшая в Петроград для расследования случившегося, справедливо отметила, что план операции не отвечал данным, имеющимся в руках его составителей, был сильно ухудшен действиями начальника отряда Раскольникова [99] .
99
См.: Мордвинов Р. Н. Курсом «Авроры». С. 305.
24 января 1919 года А. П. Зеленой сменил С. В. Зарубаева в должности начальника Морских сил Балтморя. Уже в конце января он вызвал к себе Галлера на «Кречет», на котором продолжал находиться штаб наморси. Зеленой предложил принять командование крейсером «Баян»: «За зиму, Лев Михайлович, тщательно обследуйте состояние корабля, возможности быстрого ремонта и введения в строй. Обещаю вам — если „Баяну“ не суждено будет выйти в море с началом кампании, получите другой корабль. Согласны?»
Предложение было знаком доверия нового наморси. 3 февраля Галлер стал командиром «Баяна», стоявшего у причала Ново-Адмиралтейского завода. Он обошел крейсер, осмотрел покрытые густым слоем смазки замки орудий в башнях и казематах, на верхней палубе и надстройках, законсервированные машины и механизмы, пустые гулкие погреба. Все вроде бы в порядке, оставшиеся семьдесят военморов (из шестисот по полному штату!) старались поддерживать на корабле должную чистоту, следить за состоянием корпуса и помещений — на большее не было возможности. Как-никак, а водоизмещение крейсера почти восемь тысяч тонн. Да еще эти же военморы демонтировали 152-миллиметровые орудия. Реввоенсовет Балтфлота приказал передать все восемь орудий этого калибра Онежской флотилии Э. С. Панцержанского для вооружения плавбатарей. Галлер не мог не подумать, что «Баяну» не выйти в море весной. Орудий, взамен снятых, не получить — Обуховский завод не работает, запасы Артиллерийского управления исчерпаны, все, что имелось, пошло на вооружение судов речных флотилий. Потому и приходится снимать орудия с «Баяна». Но он — командир и должен содержать свой корабль в порядке, а в положенные сроки привести в готовность к выходу в море. Хоть и остались на нем лишь главный калибр, противоминная и зенитная артиллерия. Преодолевая неудовольствие военморов — командного состава и рядовых, он организовал занятия по изучению корабля, тренировал управляющих огнем в стрельбах на учебном приборе. Даже приказал расконсервировать орудия — одно 203-миллиметровое и одно 75-миллиметровое, ввел тренировки по заряжанию и наводке. Не забыл и учений по борьбе за живучесть: играл водяные и пожарные тревоги. Его не смущали снисходительные смешки за спиной и как-то услышанное: «Выслуживается!» Галлер не желал отбывать номер и получать жалованье ни за что.
Прежде всего — долг! Он подписал обещание служить в РККФ и будет выполнять все, что положено, пусть кому-то это и не нравится.
Так шли дни и недели тяжкой зимы девятнадцатого года. 7-я армия под давлением превосходящих сил белоэстонцев и прибывших им на помощь новых отрядов белофиннов оставила Нарву и закрепилась не правом берегу реки Нарова. Прочно стал лед, и выходы в море кораблей ДОТ прекратились. Ушли в Ревель и корабли англичан и белоэстонцев. Снова Морские силы Балтморя получили передышку — возможность готовиться к предстоящей кампании летом 1919 года. На сухопутных фронтах, однако, бои продолжались. В феврале белофинские войска перешли границы Петроградской губернии. Готовились к наступлению из Эстонии и Латвии белогвардейские армии генералов Юденича и Родзянко. По замыслу Антанты удар на Петроград и наступление войск Деникина на юге должны были отвлечь силы Красной Армии с Восточного фронта, помочь наступлению главных сил белых — армий адмирала Колчака. Вряд ли Галлер много думал о положении на фронтах Советской Республики в целом, хотя дела в Карелии, на северных и западных границах Петроградской губернии должны были его волновать. Ему хватало забот, связанных с кораблем, его сохранностью в безопасностью — диверсии не исключались. А ведь даже небольшой пожар, начавшийся в каком-нибудь отдаленном помещении, представлял грозную опасность. Возгорание нескоро заметили бы на почти безлюдном корабле.
Терзали и свои печали, личные. В конце января скончался отец. После рождества Михаил Федорович слег и уже не вставал, лежал в своем кабинете под ворохом пледов, пытался читать при мерцающем свете свечи. За два дня до его кончины Лев Михайлович был дома. Отец положил легкую руку ему на голову, погладил, как в детстве: «Левушка, хочу лежать рядом с мамой. Пожалуйста… И пусть будет пастор. Береги сестер… Кончится война — съезди в Польшу, найди могилу Вернера. Привези прах, захорони на Смоленском. А тебе, дай бог, честно служить России…» Сказал и замолчал, больше за вечер не вымолвил ни слова, точно на сказанное ушли все силы. Прощаясь, Лев Михайлович поцеловал его в высокий лоб. Сквозь поредевшие седые волосы розовела кожа. В передней молча обнял сестер — Аню, Антонину, Женю. С болью в который раз отметил: худеют, бледнеют. Наверное, все, что он приносит из своего отнюдь не обильного корабельного пайка, отдают отцу. Сами же довольствуются осьмушкой…
И опять засыпанное глубоким снегом Смоленское кладбище, гроб из неструганых досок. Рядом с деревянным крестом на могиле матери чернеет свежая яма. Подумал: теперь можно разом поставить кресты и отцу и матери. А то все было не собраться. Все дела, дела…
В конце марта Галлера вновь пригласили на «Кречет». А. В. Домбровский, начальник штаба Балтфлота, передал от имени Зеленого предложение принять командование «Андреем Первозванным». Льву Михайловичу изменила всегдашняя выдержка — покраснел лицом, сильнее застучало сердце. Господи, командовать одним из двух находящихся в строю линкоров, может ли такое быть?! Но через минуту, уже овладев собой, поблагодарил за честь, попросил передать наморси согласие. Потом была долгая беседа с А. В. Барановым, членом Реввоенсовета Балтфлота, бывшим гальванером с учебного судна «Аргунь». «Как к Советской власти относитесь? Намерены ли служить ей верно?» — спросил он. «Советская власть народом признана, она — народ, — ответил Галлер. — Вас ведь не удивляет, что с большевиками многие ученые, инженеры-интеллигенты, хотя многие, не знаю кого больше, против или нейтралитет держат. Офицеры флота тоже ведь интеллигенция. Военная. Не так-то много среди нас из титулованного дворянства. Отец мой покойный — генерал, военный инженер. Дед же врач, много лет в военном госпитале служил, получил титулярного советника — стал дворянином. Так вот, среди офицеров тоже многие честно служат новой России, Алексей Васильевич. Я — из них, и уверяю, не исключение.
Кстати, служат честно и титулованные, вы же знаете… Мне кажется, дело не в происхождении, а в убеждениях…»Похоже, Баранов не ожидал такого пространного ответа, но удовлетворен им был. Верно ведь говорит. И в самом деле, барон Косинский в Морской академии, барон Зальца начальник оперативного отдела в штабе наморси, барон Майдель в дивизии траления… Служат-то служат, но что дальше будет, еще посмотрим. Правда, о Галлере хорошо говорит большевик с дореволюционным стажем Николай Яковлевич Кроненберг, с марта комисcap Кронштадтской базы, служил с ним на «Славе». Но белая кость есть белая кость…
Конечно, в те дни 1919 года не было ни у Баранова, ни у кого-то другого статистических данных о том, сколько бывших офицеров служат в Красной Армии и Красном Флоте. Подсчет произвели много позже. Оказалось, что в Красной Армии в 1919 году в командном составе бывшие офицеры и генералы составляли 53 процента [100] . На флоте, надо думать, этот процент был много выше: кораблями и соединениями, за редким исключением, командовали бывшие офицеры. Из них комплектовались и специалисты — артиллеристы и минеры, механики и связисты. Иначе было и невозможно; командный состав для кораблей и береговых крупнокалиберных батарей готовится годами. Больших знаний требует и работа в штабах, преподавание в Морской академии и морских училищах… За семь лет, с 1910 по 1917 год, Морской корпус выпустил всего-то около тысячи двухсот мичманов. Да еще около пятисот мичманов за годы войны подготовили Гардемаринские классы [101] . Немало офицеров погибло в годы мировой войны. В Красном Флоте же на Балтике к концу 1919 года числилось более 20 тысяч военморов [102] . Из них примерно около тысячи составляли бывшие офицеры и адмиралы, занимавшие большинство командных должностей на кораблях и в штабах.
100
См.: Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. М., 1983. С. 106.
101
См.: Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX века. М., 1986. С. 217.
102
См.: Гражданская война и военная интервенция в СССР. С. 52.
Сложно было в то время служить в командном составе. Зачастую команда требовала от военморов-командиров разных степеней участия в погрузках угля, чистке котлов, прекращала деятельность кают-компаний, заставляла чистить картошку и мыть посуду. Это, как правило, не было сведением личных счетов или желанием наказать за что-то. Матросы полагали такой подход принципиально правильным. Все эти перегибы нужно было перетерпеть, сохраняя достоинство. Так и поступали те, кто желал служить Родине, обороняя ее морские рубежи. Но в Красном Флоте находились и такие бывшие офицеры, которые служили формально, пренебрегали своими обязанностями. В те дни наморси С. В. Зарубаев писал в МГШ Е. А. Беренсу: «..хуже с офицерством, я на офицерство зол — обнаглело, изленилось, гораздо больше приносит мне неприятностей, чем все остальные…» [103]
103
Гражданская война 1918–1921 гг. М., 1928–1930. Т. 2. Ч. 1. С. 149.
Преодолев личные обиды, пройдя нелегкую проверку в горниле гражданской войны, лучшие из офицеров потом воссоздавали флот, готовили новые командные кадры. Среди них был и Лев Михайлович Галлер, назначенный 2 апреля 1919 года командиром линкора «Андрей Первозванный». Приказ по Морским силам Балтморя подписали наморси Зеленой и член Реввоенсовета Баранов.
Не раз обойдя свой корабль, вникнув с помощью специалистов в техническое состояние машин, котлов и механизмов, готовность артиллерии, Галлер понял, как велика ответственность и как трудна предстоящая ему работа. Его особенно беспокоило положение с котлами. Двадцать пять котлов системы «Бельвилль», дающих пар на две паровые машины тройного расширения, давно подлежали ремонту. Но из месяца в месяц ремонт откладывался, и сейчас большая часть котлов оказалась не в строю, а действующие были ненадежны. Старший механик Слятский и его помощник Федотов, отвечавшие за котельные отделения, доложили, что нынче в приличном состоянии лишь шесть котлов. В остальных нужно менять трубки, кое-где перекладывать поды, а огнеупорного кирпича нет. В Кронштадте все склады перевернули — ни кирпича, ни трубок. Итак, котлы. Практически котлы не в строю, а линкор в составе ДОТ… За машины Галлер не беспокоился, тут все было более или менее в порядке. В исправности находилась и артиллерия. Вот только стреляли в последний раз больше года назад, а военморы в значительной мере сменились, с осени появилось много новобранцев. В башнях главного калибра расчеты, которые он проверял, при подаче снарядов и зарядов, действовали неуверенно, явно боялись техники: шарахались от досылателей и замков. Значит, нужно тренировать и тренировать. Готовить придется и управляющих огнем. И серьезно. Потому что бой с английскими кораблями вполне вероятен. Впрочем, если понадобится, он сам возьмет управление огнем артиллерии главного и среднего — 305- и 203-миллиметрового калибров на себя. На «Андрее Первозванном» его новому командиру все знакомо, привычно.
Наверное, Галлер подумал, что он везучий человек, когда узнал, кто комиссаром на линкоре. Сколько слышал жалоб и сетований при командирских разговорах (с глазу на глаз, конечно) о въедливых и неразумных комиссарах, подозрительных до чертиков… Нелегко, тут надо признать, объяснять чуть ли не все свои действия на мостике человеку, обладающему правом не только их контролировать, но и отменить в любую минуту. А комиссар корабля — Николай Николаевич Зуев, тот самый, что был рядом в Моонзундском сражении, комиссар и председатель судового комитета «Славы»! Сколько помнил Галлер неторопливых бесед с ним в семнадцатом… И понимали друг друга, всегда находили общий язык. Рад был назначению Галлера и комиссар: с этим командиром ему хлопот, пожалуй, не будет, человек честный. Может быть, и не все понимает, как надо, но не с двойным дном. Доверять можно.
Ведь это так важно — доверять друг другу!
Вероятно, об одном и том же подумали командир и комиссар, когда в конце рабочего дня, после скудного ужина, сели в салоне. Улыбнулись, посмотрели друг на друга: «Стареем!», вспомнили вроде бы недавнее — Моонзунд, Гельсингфорс, переход сквозь льды в Кронштадт и Петроград. Нет, уже давнее, время идет, другое время. И комиссар говорит со значением, что и они тоже другие: «Теперь, Лев Михайлович, вы уже не гражданин, а товарищ командир. Ведь так?» Галлер подтверждает. Он и в самом деле чувствует себя частью нового флота. Да и альтернативы Советской России не видит. Но вопросы к Зуеву у него есть. Давно, с Моонзунда, не было возможности откровенно поговорить с партийцем. И Зуев объясняет причины волнений призывников-военморов в Петрограде осенью 1918 года. Рассказывает о тяжелом положении деревни, разоренной долгой войной, лишенной товаров, которые поступали из города. Народ устал, пользуясь этим, мужика обманывают левые эсеры — их разбили в Москве и Ярославле в восемнадцатом, но они продолжают бороться против Советской власти. «В ноябре 1918 года почему им удалось в Петрограде повести за собой мобилизованных на флот, вывести их из экипажа к Мариинскому театру, устроить митинг с призывами против Советской власти? — Зуев, не дожидаясь ответа собеседника, сам же поясняет; — Эсеры сыграли на нежелании воевать, на продразверстке — мол, большевики грабят мужика. А ты (Волнуясь, Зуев перешел на „ты“.) скажи — где хлеб-то взять, как иначе его добыть? Армию, флот, город кормить нужно».