Адмирал Макаров

Многие экспедиции снаряжались и отправлялись в северные ледовитые моря с задачей открыть новые морские пути и неизвестные земли, попытаться проникнуть к скрытому бесконечными льдами загадочному Северному полюсу. Но редкая из этих экспедиций возвращалась благополучно.

В XVIII веке громадное научное значение имела лишь русская Великая северная экспедиция, в результате которой были обследованы и нанесены на карту необозримые пространства сибирского побережья Ледовитого океана, открыты и описаны новые земли и острова.

В конце первой половины XIX века особенно ретиво за разрешение полярной загадки взялись англичане. Но мрачная эпопея Франклина, трагически погибшего со всеми своими спутниками, произвела в Европе настолько сильное впечатление, что интерес к исследованию полярных стран пропал надолго.

Только в начале XX столетия экспедиция мужественного норвежского ученого и полярного исследователя Фритьофа Нансена к Северному полюсу (1893–1896 гг.) снова повсеместно привлекает внимание к изучению полярных стран. Арктикой заинтересовываются не только моряки, но и ученые, инженеры.

Неудивительно, что и Макаров, всегда живо отзывавшийся на все, что имело отношение к морю, заинтересовался проектом Нансена еще в 1892 году, когда организовывалась его экспедиция.

Арктическая проблема пробудила у Макарова мысли прежде всего практического порядка: «сможет ли человек, пользуясь современными средствами, достичь в исследовании Арктики серьезных успехов?» Вот вопрос, который задал себе Макаров. Он не был согласен с Нансеном, что достичь полюса удобнее всего, дрейфуя на вмерзшем в лед корабле. Макаров стал изыскивать другой способ, более действенный и верный. Но, отвлекаемый постоянно другими делами, на время вынужден был отложить решение заинтересовавшей его проблемы. Свой проект — как победить мощные полярные льды — он до времени не опубликовывал. Лишь Ф. Ф. Врангеля Макаров посвятил в свою идею.

«Мысль о возможности исследования Ледовитого океана при посредстве ледоколов, — писал Макаров, — зародилась во мне еще в 1892 году перед отправлением Нансена в Ледовитый океан. Я еще в то время говорил о ней Ф. Ф. Врангелю, но так как тогда я не имел времени заняться этим вопросом, то отложил все дело, хотя и продолжал им интересоваться».

Разговор происходил зимою 1892 года, когда заседания в Географическом обществе, где обсуждался смелый проект Нансена. Разговорились о видах на успех предприятия. Макаров, отвергая проект как весьма проблематичный, был заметно возбужден. Вдруг он остановился и, понизив голос, убежденно сказал своему спутнику: «Я знаю, как можно достигнуть Северного полюса, но прошу вас об этом пока никому не говорить: надо построить ледокол такой силы, чтобы он мог ломать полярные льды. В восточной части Ледовитого океана нет льдов ледникового происхождения, а следовательно ломать такой лед можно, нужно только построить ледокол достаточной силы. Это потребует миллионов, но это выполнимо». [76]

76

Ф. Ф. Врангель.Отрывки из биографии Степана Осиповича Макарова. «Морской Сборник», 1913, № 2.

Так родилась идея мощного ледокола — покорителя Арктики. С той поры мысль о ледоколе неотступно преследовала Макарова. Он пользовался всяким случаем, чтобы обогатить свои познания о природе и жизни арктических стран, собирал сведения о полярных льдах, его свойствах и особенностях, детально изучал литературу об Арктике и описания полярных путешествий, производил опыты, знакомился с конструкцией ледоколов.

Макаров предвидел огромные затруднения в осуществлении своей идеи. Предстояла борьба не только с полярными льдами, но и с людьми, с рутинными взглядами на вещи. Помимо этого, сооружение ледокола потребует огромных средств, придется израсходовать миллионы рублей. Как быть? Выступить ни с того, ни с сего с предложением построить огромный полярный ледокол, это значило бы идти на риск, провалить все дело. Нужен был какой-нибудь веский предлог для оправдания больших затрат. И Макаров решил, что самым подходящим предлогом сможет оказаться сама экспедиция Нансена. Если от Нансена в течение трех лет не последует никаких вестей, это даст Макарову самый подходящий предлог выступить с предложением идти на выручку или розыски следов пропавшего путешественника. Тогда он и предложит свой проект. Но расчет этот не оправдался. Нансен благополучно вернулся после трехлетнего дрейфа. «Возвращение Нансена и «Фрама», — замечает Макаров, — лишило меня того предлога, который мог дать возможность собрать средства к постройке ледокола, и мне пришлось придумать другой мотив, на этот раз чисто коммерческий». Речь шла об открытии правильного грузового пароходного сообщения в летний период с сибирскими реками Обью и Енисеем, а также — балтийских портов с Петербургом в зимнее время.

Макаров решил действовать. Но первое его выступление потерпело полную неудачу. Он подал 13 января 1897 года морскому министру Тыртову записку, в которой высказывал следующие соображения: «Полагаю, что при помощи ледокола можно открыть правильные товарные рейсы с рекой Енисей… Также считаю возможным с ледоколом пройти к Северному полюсу и составить карты всех неописанных еще мест Северного Ледовитого океана… Содержание большого ледокола на Ледовитом океане может иметь и стратегическое значение, дав возможность нам при нужде передвинуть флот в Тихий океан кратчайшим и безопаснейшим в военном отношении путем…» [77]

77

Центральный государственный военно-морской архив, фонд Макарова, дело 417.

Даже последний аргумент, казалось бы должный особенно заинтересовать морского министра, не произвел впечатления на Тыртова. «Морское министерство никоим образом не может оказать содействие адмиралу ни денежными средствами, ни тем более готовыми судами, которыми русский военный флот вовсе не так богат, чтобы жертвовать их для ученых, к тому же проблематических задач», — так отвечал Тыртов Макарову.

Неудача ничуть не ослабила энергии Макарова. Он добился разрешения прочесть доклад-лекцию в конференц-зале Академии наук академикам, профессорам и инженерам на тему о постройке мощного ледокола для плавания к устьям Оби и Енисея и в Финском заливе. Чтобы не испортить дела, Макаров вовсе не коснулся своей сокровенной идеи о достижении полюса, но зато много говорил о метеорологических, магнитных и других научных исследованиях, которые сможет осуществить ледокол во время плавания, чем расположил ученых и, прежде всего, присутствовавшего на докладе профессора Д. И. Менделеева.

Лекция Макарова имела успех. Почувствовав некоторую почву под ногами, он решил действовать смелее, искать поддержки в широких слоях общества. 30 мая 1898 года в Мраморном дворце состоялось экстренное заседание Географического общества, где Макаров повторил свою лекцию. Большой зал дворца был полон, хотя и пускали туда по особым пропускам. Послушать адмирала явились ученые, инженеры, офицеры, писатели, моряки военного и торгового флотов, представители печати, «пожаловали» также и некоторые члены императорской фамилии и многие высокопоставленные лица. Макаров основательно подготовился к выступлению. Для большей убедительности своих положений он иллюстрировал лекцию картами, чертежами, картинами и моделями ледоколов. К себе в помощники он привлек Ф. Ф. Врангеля, который должен был во вступительном слове к лекции Макарова ознакомить аудиторию с историей полярных исследований и природой Ледовитого океана. Сам же Макаров взялся рассказать о том, «что сделала техника по подобному делу и действительно ли ее успехи дают теперь возможность пробраться в северные широты не при посредстве одних только собак и прежних способов, а напролом, при помощи сильных машин, которыми человечество располагает для своих нужд».

«К Северному полюсу — напролом!» Такова была тема лекции Макарова. «Дело ледоколов, — начал он, — то есть таких пароходов, которые ломают лед, есть дело новое. Однако, то, что мысль новая, не может еще служить доказательством, что эта мысль неверная. Нужно считаться с цифрами, взвесить все, что дала техника в этом отношении, и тогда только решить вопрос — действительно ли льды Ледовитого океана могут быть взламываемы или же техника не доросла еще до этого?»

Далее докладчик отметил, что «дело ледоколов» зародилось у нас в России. Позже другие нации опередили нас, но может быть мы опять сумеем опередить их, если примемся за дело.

«Дело ледоколов зародилось у нас в России». Это замечание Макарова заслуживает особенного внимания.

Первый человек, которому пришла мысль активно бороться со льдом силой самих судов, был Петр Первый. Еще во время Выборгской операции 1710 года, по его приказанию, суда, «пустяся всеми парусами, лед разбили, а разбив стали на якорь» [78] .

Макаров напомнил в своей лекции о кронштадтском купце Бритневе, поддерживавшем вплоть до глубокой осени пароходные рейсы между Кронштадтом и Ораниенбаумом. В 1864 году, желая продлить навигацию еще на несколько дней, Бритнев построил пароход с отлогим срезанным носом в расчете на то, чтобы он мог с полного хода взбираться носовой частью на льдину и продавливать ее своею тяжестью. Этот пароход сделал то, что невозможно было сделать никакими иными средствами: пароходное сообщение между Кронштадтом и материком было продлено на несколько недель. Опыт оказался настолько удачным, что изобретательный Бритнев по специально разработанным им чертежам через год заказал еще более усовершенствованный ледокольчик. В течение десятков лет пароходики делали свое дело. Идея Бритнева не привлекла тогда внимания и не была применена к судам более мощного тоннажа.

78

А. Лурье.С. О. Макаров. Воениздат, 1940, стр 180.

Как это неоднократно случалось уже в истории русской техники, отечественным изобретением, не получившим в царской России признания, воспользовались иностранцы. В 1871 году по всей Европе установилась чрезвычайно суровая зима. Не замерзавшие ранее порты покрылись ледяной коркой. В Гамбурге мороз в одну ночь сковал порт настолько сильно, что стоявшие у причалов пароходы вмерзли в лед. Это застало всех врасплох. Торговые компании понесли огромные убытки. Тут-то гамбургские моряки поддерживавшие рейсы с Кронштадтом, вспомнили о ледокольчиках Бритнева. Чтобы избежать повторения последствий суровой зимы на будущее время, немецкие инженеры в ту же зиму отправились в Кронштадт, чтобы на месте изучить конструкцию ледокольчиков Бритнева. Последний не только не сделал из своего изобретения секрета, но передал предприимчивым немецким инженерам чертежи ледокола. И вскоре же по типу бритневских самодельных ледоколов в Гамбурге сооружается более мощный ледокольный пароход, на который возлагается обязанность поддерживать навигацию в Гамбургском порту в течение всего года. Польза ледокола оказывается настолько очевидной, что вскоре там же сооружается второй, еще более сильный ледокол.