Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал

Как я ни гулял вокруг порта, на его территорию проникнуть не смог, патрули, вышки с часовыми, может и есть лазейки, местные должны знать, но я их сторонился, а похоже зря. Мне нужен знающий город, из своих. Подросток, школьник моих лет, его уговорить проще. А причина особо не светиться проста, лицо известное, я его, конечно, чуть измарал, но внимательный взгляд меня опознает, поэтому и шёл к порту глухими улочками. Сейчас мне нужен местный. Поиск много времени не занял, нашёл подходящую группу дошкольников. Эти всё знают и всё расскажут.

– Привет ребята, – подойдя к ним, присел я на корточки и в кривой улыбке скрыл боль от врезавшегося в бок револьвера. Оказалось, курок острый. – Есть тут у вас хорошие парни?

Подставлять неизвестного не хотелось, поэтому я старался нейтрально спрашивать, да и когда узнаю всё о том, кто мне нужен, переведу разговор на другую тему, чтобы забыли, с чего началась беседа. Такая бесхитростная схема отлично работала на детях, я её на своих малых сестрах и братишке давно обкатал. Вот и сейчас она сработала, всё что могли, рассказали, даже объяснили, как найти группу местных школьников. Найти я их действительно нашёл, на берегу, купались, потом пообщался со Степаном, он старший у них, и мы отошли в сторону.

– Значит, хочешь наших пленных освободить? – пытливо посматривая на меня, покусывал тот травинку. – Мы думали, не получится. Немцев много в городе.

– Меня это меньше всего беспокоит, – рассеянно ответил я и, достав наручные часы из кармана, носить их на руке глупо, трофейные, посмотрел, сколько времени. До наступления темноты три часа осталось, нужно поспешать. – Больше меня интересует, где стоит автотранспорт немцев, где содержат пленных, схема улиц с нарисованными маршрутами, для быстрого покидания города. Дальше сами разберёмся. Поможешь?

– Поможем.

– О нет, о своих друзьях-приятелях забудь. Если что пойдёт не так, я не хочу, чтобы ещё они пострадали. Сейчас идёшь к ним и говоришь, что я твой дальний родственник, приехал из деревни. Мол, не сразу узнал. У нас дом обвалился, поедешь к нам помогать, стену подправить. Деревню любую назови в радиусе ста километров.

– Это зачем?

– Легенду тебе на всякий случай прорабатываем. Всё, иди прощайся, скажи, что торопитесь, нужно собраться. Вещи с собой взять. Если кто будет напрашиваться, не бери, тебя одного мне вполне хватит.

– Ясно.

Долго ждать нового знакомца не пришлось. Степан действительно великолепно знал город и тайными незаметными тропами вывел к мастерским у порта, где сбоку находился небольшой гараж, на десяток грузовиков. Наши машины немцы использовали. В основном «Захары», «полуторки» редко, за машину её не считали. Осмотрев окрестности, часовой был один, на воротах, он же и за боксами приглядывал, я проследовал за Стёпой, и тот показал, как незаметно попасть в гараж.

– Мой батька тут работал, пока на фронт не ушёл. Мало кто знает, что этот лист отгибается.

Мы проникли в один из запертых боксов, тут стоял всего один грузовик, два других – места пустые. Тот же «Захар», тентованный. Проверил его, машина на вид в порядке, ходовая тоже, заводить не пробовал, но визуально так и было. Бак, правда, пустой, но бочки с топливом тут были, заправил. Ладно, одна машина есть, с остальными что-нибудь решим, два бокса были открыты, слышались удары по металлу, немецкая речь. Видимо что-то ремонтировали. Дальше пошли к порту, он тут же, пару шагов. Лазеек на территорию было несколько, одной и воспользовались. Показываться нам на виду не стоило, поэтому, когда приблизились к месту, где работали пленные, а тут к складам вплотную подходил кустарник, я стал высматривать парней. Нет, не в этом году в плен попали, измождённые, форма износилась. Никак с прошлого года в плену маются.

– Всё, Стёп, что мог, ты сделал. Спасибо. Теперь выбирайся отсюда, дальше я сам.

– Я помогу.

– Тебе сейчас нужно на виду быть. Устрой драку со множеством свидетелей, главное показать, что тебя тут не было. Уходи. Иначе сам сгинешь и мать за собой утянешь.

Кивнув, тот посмотрел на меня и сказал:

– Я тебя узнал.

Не ожидаясь ответа, он чуть отполз назад и скрылся в кустарнике, я же, достав из кармана схему с улицами города, нашёл, где пожарище, запомнил дорогу и прикинул, что крюк за Юркой делать небольшой придётся. Побегом пленных я планировал замаскировать пропажу местного начальника порта, Стёпа его мне уже показал, не любили его в городе, плохой человек. Вот и отлично. Сейчас его в порту нет, домой уехал, вечер уже, рабочее время закончилось, но где он находится, Стёпа мне тоже показал. Там его и прихвачу.

Когда Стёпка ушёл и мои руки оказались развязанными, я стал действовать. Времени почти не осталось, а столько сделать нужно. Ох и побегаю я. Вздохнув, я осмотрел бойцов, что копошились от меня буквально в двадцати метрах, они разгружали машину и носили мешки в баржу, что стояла на погрузке. Судя по белой пыли, что их покрывала, в мешках мука. Изредка косясь на ближайшего охранника, только он мог меня со своего места засечь, если я потеряю осторожность, для остальных моё убежище было в мёртвой зоне, стал ожидать, когда кто-то из пленных отвлечётся. Когда я наблюдал за портом, то видел, что те отходили к кустарнику по малой нужде, притом охранники пристально следили за ними. Как бы не ломанулись прятаться. Однако в этот раз не повезло, когда разгруженная машина, подвывая мотором, уехала, пленных построили, пересчитали и погнали в сторону дальнего барака, это был сарай, где их держали с зимы, окружённый колючей проволокой и с двумя вышками с часовыми. Не скажу, что дело усложняется, просто время теряю, а оно и так не резиновое.

Конечно же, фразу Степана я слышал и понял, о чём он. Догадаться тут было не сложно. Правда я особо не отреагировал, просто кивнул, принимая к сведению, так как весь был в мыслях и планах по освобождению наших. Причём это было на втором месте по важности, главное увести местного начальника порта. Вот та птица, что мне нужна. Или не уводить? На месте допросить?

Покосившись в сторону барака, куда заводили пленных, я также скользнул к лазу и, покинув пределы порта, побежал к нужному дому. Проникнуть во двор частного особняка, которой тот нагло отжал себе, выгнав прошлых владельцев, один из лучших домов в частном секторе, оказалось несложно, перемахнул через забор из дикого камня, увитого плющом, быстро осмотрелся и, прикрываясь небольшими кустами винограда, держа наган наготове, прокрался к двери. Были слышны голоса, не только на этом участке, но и на соседних. Вечер, все домашними хозяйствами занимаются, я осмотрел небольшой участок за домом, там копалась какая-то женщина, вроде картошку обрабатывала. Точно, картофельные кусты были. Начальника порта не было. Открыв дверь, петли даже не скрипнули, проник внутрь. Наверху было слышно бормотание, вроде радио работает. Проверив первый этаж, я стал подниматься на мансарду, проверяя ступеньки, чтобы не скрипели. Именно там начальник в одних кальсонах и находился, пил из высокого бокала вино, курил сигару и слушал берлинское радио. Это был чистокровный немец, незнамо какими путями занесённый сюда, но устроился тот тут, похоже, надолго. В том смысле, что дом, имущество заимел, уезжать в ближайшее время он явно не собирался.

Разглядывать его я долго не собирался, сразу определил, что тот один, и показался на виду. Пришлось долго бить его по спине, чтобы тот откашлялся. Наконец он, хрипло дыша, с красным налитым кровью лицом, посмотрел на меня, покосившись на револьвер, и спросил:

– Ты кто?

Русского он не знал, всегда с переводчиком из комендатуры ходил. Сделав большие глаза, я замогильным голосом произнёс:

– Я страшный русский партизан. Я ем сырую печень своих врагов, германских солдат. А сердце жарю на костре…

Услышав журчание под креслом, в котором сидел немец, присев, посмотрел на увеличивающуюся лужу и, хмыкнув, сказал обычным голосом:

– Я даже не предполагал, что вы такие доверчивые. Но правильно нас боитесь, так и надо, бойтесь дальше. Ладно, если серьёзно, то мне нужна информация по грузовым судам, что в ближайшее время идут через Керченский пролив. Я всё внятно спросил, разобрали?

– Твой немейский хорош, всего лишь лёгкий акцент. Я понял, – придя в себя, буркнул тот и повозился в мокром кресле.