Адриано

— Я даю тебе слово, как и Дарио, — заверяет меня Никколо.

— Ты не заставишь их уехать, если?..

Мой голос дрожит. Я не могу заставить себя сказать «если со мной что-то случится».

Никколо прекрасно понимает, что я имею в виду.

— Они будут жить здесь как почетные гости до конца своих дней.

— ... хорошо.

Это все, что мне нужно знать.

Перед отъездом я завтракаю с матерью и отцом.

Пока мы едим, я стараюсь не думать о словах «в последний раз».

Мама понимает, что что-то не так... но не знает, что именно.

Когда она спрашивает, я отвечаю, что мне нужно съездить во Флоренцию, чтобы уладить кое-какие дела с Адриано, и что, когда все закончится, мы вернемся.

Я говорю ей, чтобы она хорошо провела время, пока меня не будет, и что Алессандра позаботится о ней.

Отец не смотрит на меня. Казалось, что он находится где-то между гневом и горем.

Наконец, когда мне пора уходить, он обхватывает меня руками и сжимает в медвежьих объятиях.

Сначала я обнимаю его в ответ... а потом понимаю, что он не останавливается.

— Ты должен отпустить меня, папа, — шепчу я.

Когда он наконец смотрит на меня, его глаза красные от слез.

— Пожалуйста... не надо...

Я грустно улыбаюсь.

— Я должна.

Я нежно целую его в щеку и выхожу из кухни.

Адриано, Дарио, Алессандра и Никколо ждут меня у входной двери.

— Если хочешь, можешь отказаться, — говорит Дарио.

Я качаю головой.

— Просто позаботься о безопасности моих родителей.

— В первую очередь я должен обеспечить безопасность своей жены, но после нее я поставлю жизнь твоих родителей выше своей собственной. Даю слово.

Я улыбаюсь.

— Спасибо.

Алессандра берет меня за плечи и смотрит мне в глаза.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? Никто не будет думать о тебе хуже, если ты передумаешь.

— Я бы хотела, — тихо говорю я.

Она грустно улыбается, едва сдерживая слезы. Затем крепко обнимает меня.

— Будь осторожна, — шепчет она мне на ухо.

Никколо пожимает мне руку.

— «In bocca al lupo».

Это старая итальянская фраза, означающая «удачи» — буквально, — «в пасти волка». Что-то вроде «ни пуха, ни пера».

Я отвечаю привычным образом: «Crepi».

Надеюсь, волк сдохнет.

У нас, итальянцев, если вы не заметили, есть доля фатального пессимизма.

Никколо мрачно улыбается...

А потом Адриано берет меня за руку, и мы выходим к ожидающей нас машине.

Мы с ним только вдвоем. Он молчит, пока мы едем обратно по главной дороге.

— Мне не нравится, что ты это делаешь, — наконец говорит он.

— Ну, мне тоже не нравится, что ты это делаешь. Но мы должны это сделать, верно?

— Не ты.

— Если это не сделаю я, это придется сделать моему отцу, а он, скорее всего, умрет. К тому же ты слышал Никколо прошлой ночью. Либо ты сражаешься с ними здесь, либо там. А я, например, не хочу, чтобы бой проходил рядом с моими родителями.

— Значит, ты делаешь это только ради них? — спрашивает Адриано с оттенком горечи в голосе.

— Вот ты идиот, — сердито говорю я. — Конечно, нет.

Как только я это произношу, меня охватывает страх.

Я ожидаю, что его вулканический темперамент сейчас взорвется.

Но он просто выглядит подавленным.

Затем тихо говорит.

— Я знаю.

Я беру его правую руку и сжимаю ее.

Он тяжело вздыхает.

— Лучше бы я никогда не говорил про «вместе, несмотря ни на что».

— Почему?

— Потому что я не понимал, какая ты на самом деле сумасшедшая сука.

Я громко смеюсь, а он улыбается.

— Думаю, я приму это как комплимент, — говорю я.

Он подносит мою руку к губам и целует мои пальцы — сильно. Как будто сдерживает огромную страсть.

Затем он смотрит на меня — прямо в мою душу.

— Спасибо, — просто благодарит он.

Я улыбаюсь.

— Не за что.

Глава 72

Бьянка

Я ожидаю, что у меня будет платье для этого вечера.

Чего я не ожидаю, так это того, как оно у меня появится.

— Кто твой любимый дизайнер? — спрашивает он без всякого повода, когда мы уже подъезжаем к Флоренции. — Оскар де ла Рента?

— А?

— Ты упоминала о нем в тот вечер.

— Ах, да — «Дьявол носит Prada». Он потрясающий, но я бы не сказала, что он мой любимый.

— А кто же тогда твой любимый?

— Сейчас или во все времена?

— Они разные?

— Да. Я имею в виду, что Александр Маккуин потрясающий — но он мне нравится больше за идею того, что сделал, чем за то, как выглядит его одежда, если в этом есть какой-то смысл. Его платья — это действительно искусство, которое можно носить. Я люблю Givenchy за то, как он одевал Одри Хепберн. Она — одна из величайших икон стиля всех времен. Я люблю Вивьен Вествуд за ее чувство панка. Мне нравится работа Тома Форда в Gucci.

— Похоже, ты любишь всех, — резко говорит Адриано, — так что давай сузим круг. Если бы тебе пришлось выбрать одно платье от одного дизайнера, кто бы это был?

— Мммм… Валентино, я думаю.

— Не мой брат, — говорит Адриано, приподнимая одну бровь.

— Нет, — смеюсь я, — определенно, не он. Валентино Гаравани. У него удивительные вещи красного цвета, а это мой любимый цвет.

— Значит, Валентино, — говорит он, вводя это имя в навигационную систему на приборной панели автомобиля.

Я смотрю на него.

— Адриано, мы же не собираемся покупать платье от Валентино.

— Собираемся.

— Это безумие — оно слишком дорогое!

— Во-первых, нет, это не так. А во-вторых, позволь мне об этом побеспокоиться.

— Нет…

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и говорит тем голосом, который использует, когда абсолютно не терпит возражений.

— ДА.

Я слышала, как он говорил так только со своими братьями.

Услышав его в отношении меня…