Адриано

— Синьор Розолини, — произносит мужчина глубоким, звенящим голосом.

Кровь в моих жилах превращается в лед.

Кажется, что дьявол только что расположился рядом с нами…

Но Адриано сохраняет спокойствие.

— Синьор Меццасальма, я полагаю.

— Именно так. — У мужчины сицилийский акцент, который делает его глубокий голос еще более зловещим. — Ну что? Вот и я. Вы разбрасывали по городу хлебные крошки, умоляя меня пойти по вашему следу. Визит к Гильярдо здесь… Поход к Валентино там…

Старик делает паузу и смотрит на меня.

— Кстати, прекрасное платье. У вас безупречный вкус.

По моей коже ползут мурашки, когда он единственным глазом окидывает мое тело.

Не потому, что он смотрит на меня развратно…

Но как будто я являюсь вещью. Предметом.

Он снова поворачивается к Адриано.

— А у вас, синьор Розолини, должно быть, бесконечные ресурсы.

— Почему, потому что я купил ей красивое платье?

— Нет, потому что вы привели с собой столько мужчин, готовых умереть. — Меццасальма небрежным жестом обводит комнату. — Трое у кухни, двое у уборных, пятеро, расставленных через равные промежутки. Не говоря уже о снайпере на крыше на востоке.

Сердце колотится в груди.

Он точно определяет каждого из людей Адриано в ресторане…

И я полагаю, что он прав и в отношении Ларса.

Меццасальма улыбается.

— Швед, не так ли? Тот, с которым твой брат подружился в тюрьме? Скажите, я у него на прицеле? Если да, то ты можешь приказать ему отступить.

— И почему же? — спрашивает Адриано.

— Потому что у меня есть своя команда в оливковых рощах возле вашего дома. Насколько я знаю, мои снайперы держат вашу семью на прицеле.

У меня перехватывает дыхание.

Мои родители!

Алессандра…

По лицу Адриано пробегает легкая тень, но в остальном он держит свои эмоции под контролем.

— Окна пуленепробиваемые.

Старик вытаскивает из куртки пачку сигарет и достает одну. Прикуривая от зажигалки, он говорит.

— Тогда мне придется просто сжечь дом, как это было с Агрелла, не так ли? Мои люди смогут перестрелять их, когда они попытаются сбежать.

Меццасальма делает длинную затяжку, затем выпускает дым.

— Кстати, тот секретный туннель, который использовал Турок, когда взял в заложники вашу невестку? У меня есть люди, которые ждут вашу семью и там.

Я смутно помню, что Алессандра что-то рассказывала мне о тайном проходе.

Но я вижу, что эта новость поражает Адриано, как удар в живот.

— Откуда ты знаешь о Турке? — спрашивает он.

— Я знаю о многих вещах.

— Зачем тогда рассказывать? Зачем выдавать свое преимущество?

— Чтобы ты задумался: если это то, что я готов раскрыть… какие еще карты могут быть у меня в рукаве?

Я кашляю, когда дым от его сигареты доходит до меня.

Его высокомерие — его абсолютная уверенность в себе раздражает меня настолько, что я делаю большую глупость.

— Здесь запрещено курить, — сердито произношу я.

Адриано смотрит на меня с предупреждением в глазах — но уже поздно.

Старик смотрит на меня с весельем.

— Дорогая моя… Я получаю все, что хочу, где бы я ни был… или кто-то умирает. Иногда умирает много людей.

Волосы на моем затылке встают дыбом, когда он смотрит на меня и снова затягивается сигаретой.

Адриано пытается вернуть внимание Меццасальма.

— Зачем ты пришел сюда? Только для того, чтобы угрожать?

Это работает. Старик снова поворачивается к нему.

— Я полагал, что мы ведем переговоры. Ты доставил то, что мне нужно…

Меццасальма жестом указывает на меня, и у меня по позвоночнику пробегает холодок.

— … а теперь я узнаю, что нужно тебе. Так… что это?

— Это не переговоры, — говорит Адриано.

— Все можно купить, если предложение достаточно хорошее. А если это не переговоры, то каков был ваш план? Я полагаю, вы рассчитывали, что я не появлюсь, и что — ваши люди и мои люди вступят в перестрелку? Вы захватываете одного, пытаете его, и он выдает мое местоположение?

— … скучно. Предсказуемо. Пустая трата времени.

— Поэтому я и пришел сюда… чтобы мы могли обойтись без всякой ерунды и заключить сделку.

— Как ты поступил с Агрелла?

— Точно так же, как с Агрелла, только они не смогли выполнить свою часть сделки. Поэтому мне пришлось воспользоваться… пунктом о «досрочном расторжении». — Меццасальма улыбается своей шутке, затем направляет сигарету в сторону Адриано. — Знаешь, я был очень впечатлен тем, как вы сбежали от моих убийц той ночью. Ты серьезный противник. Возможно, мы с тобой заключим сделку.

— Какую сделку? Ты поднимешь меня на вершину Дуомо — настоящего, а не этого места — и скажешь: «Склонись и поклонись мне, и все это будет твоим»? — Адриано качает головой и ухмыляется. — Флоренция уже наша… и ты не дьявол.

Я не так уверена в этом.

Меццасальма ухмыляется.

— И уж точно ты не плотник из Назарета. Но раз уж ты любишь истории, позволь мне рассказать тебе одну, которую ты вряд ли слышал.

— Меня не интересуют истории.

— О, эта тебе понравится. Поверь мне.

Меццасальма тушит сигарету в оливковом масле…

Достает из пачки другую… и медленно прикуривает.

После долгой затяжки он начинает говорить.

— Я родом из маленькой деревушки на Сицилии. Меццасальма — это не моя фамилия, я взял ее позже, потому что мне понравилось, как она звучит.

— Полутруп. — Очень драматично.

— Но знаете ли вы, что salma означает не только «труп», но и является древней единицей измерения земли? Как у англичан с их акрами. Так вот, «меццасальма» — это половина акра земли. Это все, что могут позволить себе самые бедные фермеры на Сицилии… даже недостаточно, чтобы прокормить свои семьи. Так было и с моей. В детстве я никогда не был сыт, когда ложился спать, и не было особых надежд на будущее. Однажды, когда мне было десять лет, я играл один в пустынном поле, когда к нам подъехали двое мужчин на сверкающей черной машине. Я спрятался в кустах и смотрел, как они вытаскивают из багажника человека со связанными за спиной руками. Они поставили его на колени… приставили пистолет к его затылку… и…