Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Адский поезд для Красного Ангела
Шрифт:

— Что пвоизошло, господин полицейский? — спросил врач, акцент которого сильно напоминал выговор Дуду Камелиа. У него тоже была досадная манера заменять «р» на «в».

— Мне бы хотелось знать, имеется ли у вас картотека пропавших животных?

— Разумеется, общегосударственная картотека, ведущая учет потерянных, брошенных или пропавших животных. Как вы можете догадаться, она берет в расчет только клейменых собак.

— Можете ли вы запросить ее?

Он присел у компьютера, «макинтоша» последней модели с надкушенным яблоком на крышке.

Глядя на его губы и лоб размером с футбольное поле, можно было

предположить, что у него огромные толстые пальцы. Но они оказались точеными, словно чуткий инструмент юной швеи, и легко летали над клавишами.

— О чем вы хотите заявить?

Легкий ветерок раскачивал кроны кипарисов, и их зеленая масса колыхалась за массивными стеклами. Я присел к экрану:

— Покажите мне собак и кошек, пропавших в округе между первым мая и сегодняшним днем.

— Собак или кошек? Мне надо выбрать!

— Собак…

— Собак… В Верноне… В радиусе, скажем, тридцати километров… Тридцать километров, подходит?

— Вполне.

Компьютер пошуршал пару секунд, прежде чем выдать вердикт, подключилась оперативная память.

— Сто двадцать пропавших собак.

— Вы можете сгруппировать их по городам и рассортировать в порядке убывания?

— Подождите… F8… Пожалуйста…

Ничего очевидного. Максимум по четыре пропавших собаки на город или деревню… в самое разное время. Никаких совпадений. Ничего.

— А если попробовать с кошками?

— Уже…

Результат еще хуже. Никуда не годится… И все же что-то подталкивало меня, и я продолжал настаивать:

— А можете повторить запрос по собакам, но с расширением радиуса до шестидесяти километров?

— Конечно… — ответил врач. — Но в таком случае мы уже попадаем на Париж и рискуем получить целую уйму… Могу ли я высказать свое соображение, многоуважаемый господин полицейский?

Неужели этого парня когда-то, в прошлой жизни, избили полицейские, если он до такой степени боится? Или, может, он видит в них высших существ вроде усатых богов, прибывших на Землю в корзине салата фризе?

Я воскликнул:

— Да конечно, давайте!

Он вернулся на предыдущую страницу:

— Я не знаю, что именно вы ищете, но место интенсивного исчезновения собак видно — как нос на лице! А я могу вам сказать, что у меня нос заметный!

У меня подпрыгнуло сердце.

— Покажите!

Он ткнул пальцем в четыре разные точки на экране:

— Четыре деревни или городка, на расстоянии не более пяти километров один от другого, километрах в двадцати отсюда на юг.

Такое захолустье, что я и названий-то не знал. Он продолжал, угли его глаз разгорались.

— И… исчезло четырнадцать собак! В период… с одиннадцатого июня по второе июля, то есть меньше чем за месяц! Четырнадцать собак меньше чем за месяц в радиусе десяти километров. Многовато, не так ли?

Большой нос и должен обладать исключительным нюхом! Я заметил:

— Из вас бы вышел отменный фараон!

Он вспыхнул:

— Подождите! Похоже, у меня для вас есть кое-что получше… Совпадение пород пропавших собак!

На экране появился список: лабрадор… лабрадор… коккер… лабрадор… Собаки хорошего размера, ласковые и покладистые, обладающие простым характером и легко поддающиеся дрессировке.

Глядя на экран, я спросил:

— Вам известно, что стало с этими собаками? Нашли ли кого-нибудь из них?

— Понимаете, господин многоуважаемый полицейский, люди обращаются к нам, только когда теряют своих собак. Зато когда находят, непременно забывают сообщить об этом. У нас нет никаких сведений о

том, что с ними стало. Эта общегосударственная картотека превращается в помойку, потому что ее никогда не чистят.

— И последний вопрос, потому что вы, похоже, знаете здешние места как свои пять пальцев. Есть ли поблизости какие-то лаборатории, ставящие опыты на животных? Может, кто-то занимается отловом собак для проведения своих экспериментов?

— Нет, не в курсе. Кроме HLS, ближайшая косметическая лаборатория находится в Сен-Дени. А HLS работает только с заводчиками биглей. К тому же ловщики животных не охотятся на подобных собак, разве что если у них есть заказ. Обычно их больше интересуют бродячие дворняги, эти мешки с блохами, исчезновение которых скорей устраивает жителей, нежели беспокоит…

— Спасибо, мсье Н’Ген. Можно сказать, вы оказали мне огромную помощь. Могу ли я получить адреса владельцев, обратившихся в картотеку?

Он сменил тон:

— Не возьмете ли кошечку в знак признательности? Мне до конца недели предстоит провести восемь усыплений. Для меня это почти как убить собственную душу.

— Увы, доктор… Я редко бываю дома…

Он заговорщицки подмигнул:

— А для жены?

* * *

Я медленно катил в сторону Эгльвиля, стараясь выбирать проселочные дороги, чтобы сполна насладиться цветущей зеленью деревни. Я остановился на опушке небольшой вязовой рощицы, чтобы помочиться. За моей спиной, до совершенно прямой линии горизонта, напоминая кладбище с соломенными надгробиями, выстроились стога золотистого сена.

Вот откуда был собачий вой, преследующий Дуду Камелиа. Он шел отсюда, из заброшенных на плоской равнине деревень. Я ощущал, что расследование продвигается, но в совершенно неведомом направлении, словно космический зонд, исследующий Вселенную, никогда не зная, куда он движется и что на самом деле ищет.

Я думал о нем, о Человеке без лица, о котором говорила Дуду Камелиа. Это он вернулся на место учиненного защитниками животных погрома, чтобы собрать орудия смерти, анестетики, перевязочные материалы. Я догадывался о его притязаниях, его желании точным и рассчитанным ударом скальпеля причинять горе и страдание. Я буквально видел, как он вынюхивает свою жертву, преследует ее на расстоянии, подстерегает, чтобы однажды вечером наброситься на нее, подобно тому как бросается на запутавшегося в паутине комара черная вдова.

Я думал о той связанной женщине в грязном подвале, измученной, морально истерзанной стрелами ужаса. Бывают моменты, когда становится невозможно ощущать страдания другого человека; их можно вообразить, почувствовать, как они пробегают вдоль позвоночника, содрогнуться и зарыться с головой под одеяло. Но невозможно поставить себя на его место. Никогда…

Разрабатывая «собачий след» и не слишком представляя, куда он может меня привести, я рассчитывал получить преимущество над убийцей. Я сошел с тропы, которую он для меня наметил, и пошел кратчайшим путем, позволяющим обогнать его. Я вспоминал фразы, неизменно звучащие в каждой лекции Элизабет Вильямс: «Преступник никогда не передвигается один. Куда бы он ни шел, повсюду его сопровождают некие элементы, оставляя несмываемый след его присутствия. На месте преступления происходит обмен между преступником и составляющими пространство невидимыми элементами; убийца оставляет что-то от себя и уносит с собой крохотную частицу места, где он находился, и ничего не может с этим поделать. Именно на этом обмене нам следует строить расследование».

Поделиться с друзьями: