Адский поезд для Красного Ангела
Шрифт:
В придорожном кафе возле трассы А13 мы с Элизабет выпили еще по чашке кофе. Несмотря на следы беспокойной ночи под глазами, я не чувствовал ни малейшей усталости, как если бы воля заставляла меня извлекать пользу из каждой прошедшей минуты. В туалете я хлестнул себя по лицу ледяной водой, и уже через полчаса мы снова двинулись в путь. Громада голубого неба прогнала туман, но температура по-прежнему оставалась низкой.
— Знаете, — начала Элизабет, — организм обладает собственной системой защиты от боли; он приспосабливается к ней, и это может ослабить неприятные ощущения. А вот против морального страдания не существует никакого барьера. Я… я совершенно не способна представить, что должна
Я обогнал фуру и поспешно перестроился. Резко выскочивший навстречу автомобиль загудел.
Впереди бурлил Париж, этот кипящий котел со своим загрязненным воздухом, своим нескончаемым серпантином металла и резины…
Я рискнул:
— Не поделитесь ли своими первыми впечатлениями об этом убийстве? Так сказать, по горячим следам…
— Три основных параметра. Во-первых, место. Убийцы любят действовать в пространствах, которые хорошо знают. Опросите прежний персонал, всех живущих поблизости от бойни. Поинтересуйтесь у сотрудников местного комиссариата, не задерживали ли они непрошеных гостей. Кроме того, мне потребуется аэросъемка объекта.
Идя на новый обгон, я заметил, что она вцепилась в ручку дверцы.
— Затем существует такое понятие, как продолжительность. Обыкновенно чем больше садистический акт протяжен во времени — а я полагаю, что в данном случае мы близки к рекорду, — тем сильнее уверенность убийцы в своей безнаказанности. Он чувствует себя неуязвимым, старается не быть замеченным, что делает его опасным. Короче, следует проанализировать все, что связано с самим деянием, — в этом заключается основная часть работы. Знаете, убивать жестоко не так-то просто, а убивать с изобретательностью и изощренностью и того труднее. В этом смысле убийца завязывает особые отношения с жертвой, что может привести его к тому, что он будет непроизвольно оставлять улики. Как вы думаете, зачем он взял на себя труд мыть ее и чистить ей уши?
— А, так вот почему вы разглядывали ее уши… Мне кажется, он убирал выделения, чтобы работать в чистом месте, приятном для него…
— Возможно, он ухаживал за больным, за кем-то близким, потому что тот был не способен самостоятельно себя обслуживать… Может быть, подростком он опекал младшего брата и исполнял роль отсутствующей матери…
На мгновение я отвел глаза от дороги и взглянул на нее:
— Вы ведь очень верующая, да?
— Я молюсь за жертв, но и за убийц тоже. Я заклинаю Господа простить их. Я верю в прекрасное в жизни, в леса и синие озера. Я верю в мир, любовь и доброту. Если под этим вы подразумеваете веру, то да, я верующая.
— Тогда скажите, что случилось, когда вы там, на бойне, вошли в комнату?
От изумления она зарделась.
— Вы… О чем вы говорите? — Голос смущенный, неуверенный.
— Я видел вас. В тот момент, когда вы входили в комнату, что-то произошло. Вы витали где-то в других местах, в тысячах километров от всех нас. Ваши глаза, волосы… Расскажите!
— Вы подумаете, что я… сумасшедшая…
— А кто тогда я со своей историей про собак? Я вас слушаю…
Она прокашлялась.
— Такое со мной впервые за двадцатипятилетнюю карьеру. Приехав на место преступления, я словно увидела себя на заснеженной вершине, так высоко, что я ничего не могла различить, кроме синевы неба. Я оказалась на самом верху, у меня под ногами проплывали облака — пушистые, забавные. И вдруг моему сознанию как будто что-то открылось. Я почувствовала над телом девушки какой-то сгусток энергии, нечто вроде вибрации атомов, что-то горячее, холодное, кипящее, а потом ледяное. Я ощутила одновременно покой жертвы и ярость убийцы. Меня качало на положительных и отрицательных волнах, поток зарядов пощипывал мне щеки и гладил по волосам… Я совершенно не понимаю, что произошло, но уверена, что этому есть научное объяснение… Возможно, при виде сцены преступления
мой мозг генерировал галлюциногенные субстанции защиты, понимаете, вроде околосмертных переживаний. [26]26
Околосмертные переживания (околосмертный опыт; англ. A near-death experience, NDE) — измененное состояние сознания, обусловленное личными переживаниями человека в момент событий, при которых он мог умереть.
Я молча кивнул. Касается ли это и убийцы? Улавливает ли и он присутствия, вибрирующую энергию находящихся в его власти тел? Действует ли он в пользу направляющих его, сопутствующих ему в его мрачном промысле темных сил? Что скрывается за невидимым вихрем поразительной мощи, затащившим меня в жерло туннеля? Почему не было слышно ни малейшего шума, хруста битого стекла под его подошвами? Что он за демон такой? Каким даром он обладает?
Прибыв на место, мы оставили машину в подземном гараже и в задумчивом молчании пешком поднялись к моей квартире.
— Скажите, комиссар, здесь попахивает…
— Да, знаю, треской… запах впитался даже в ковровое покрытие. Дуду Камелиа любительница рыбных котлет… — Мои губы растянулись в подобие улыбки.
Она воскликнула:
— Какая редкость видеть вас улыбающимся!
— Надо признать, нынешняя ситуация не слишком располагает к ликованию. Да и с чего бы мне улыбаться, если я не могу отыскать свою жену!
На стук в дверь моя гвианская соседка не ответила.
— Видно, отправилась в рыбную лавку, — попыталась пошутить Элизабет.
— Тсс! Слышите? — Я на цыпочках подошел к порогу своей квартиры. Сквозь стены доносилась мелкая дробь всхлипываний.
— У вас дома кто-то есть! — прижавшись к моему плечу, прошептала Элизабет.
Я не узнал ее голоса: он внезапно осип, стал каким-то тусклым.
— Отойдите в сторону! — выдохнул я. Достав «глок», я внимательно осмотрел дверной замок. Не взломан. Ни малейшего следа насильственного проникновения, хотя я уверен, что запер дверь на ключ.
Крик надежды раздался из моего жилища:
— Даду? Это ты, Даду? О боже! Ты жив? Не бойся ничего! Иди посмотри на меня!
Не раздумывая, я сунул ключ в замочную скважину и осторожно открыл дверь.
Старая негритянка, скрючившись, лежала на полу, охватив свои толстые, как боксерская груша, щиколотки руками. От слез ее глаза распухли и вылезли из орбит. Я знаком пригласил Элизабет подойти. Дуду Камелиа раздула щеки, и они стали похожи на два миниатюрных воздушных шара.
— Он приходил посмотреть на тебя, Даду, а? Этот злодей, Человек без лица, он приходил? Скажи мне!
— Да, Дуду, приходил. Сегодня ночью…
— Я знала! Я знала!
Элизабет повернулась к двери и внимательно осмотрела замок, как уже только что сделал я.
— Как ты вошла, Дуду? Я запер на ключ!
— Не важно… Ты должен остановить этого дьявола! Останови его, пока он снова не начал!
— Скажи, как это сделать? Расскажи, что ты чувствуешь? Ты сейчас видишь Сюзанну? Где она находится? Черт побери, Дуду, да скажи мне наконец, где моя жена?
Тут я вдруг заметил, что безжалостно трясу ее. Положив ладонь мне на плечо, Элизабет оттащила меня в сторону. Потом она присела подле старой женщины, и та взяла ее за руку:
— Кожа у тебя нежная, как лепесток цветка, мадам, но кровь холодная, как у каймана. Тебе известны великие тайны смерти, Господь наградил тебя даром, как меня, но ты этого еще не знаешь… Прислушайся в своему сознанию, оно приведет тебя туда, куда ты должна идти. Но остерегайся злодея! Будьте осторожны оба!
Она дышала с трудом, ее грудь распирало от болезненной нехватки воздуха.
Я помог ей подняться, и ксилофон ее старых костей, затрещавших, как мертвое дерево, исполнил для меня мрачную мелодию.