Адвокат под гипнозом

– У каждого из нас была своя тема, – продолжал тем временем собеседник. – Только Агента интересовали исключительно убийства, слежки и погони. Он, кажется, даже говорил о том, что высший пилотаж – совершить убийство так, чтобы все думали на несчастный случай. С вашим отцом произошла странная история. Наводит на размышления, знаете ли…

Кристина вдруг почувствовала, что необыкновенно устала от этого разговора, просто вычерпала себя до дна. Она даже не стала прощаться. Просто дала отбой. А когда звонок повторился, засунула трубку под подушку и лежала на ней до тех пор, пока настойчивый трезвон не прекратился…

Дни превратились в бесконечную ленту, тянущуюся калейдоскопом уже просмотренных картин. Хлопала входная дверь, раздавались телефонные звонки, из щели под дверью в кухне тянуло сигаретным дымом. Ника приходила, уходила, рассказывала бесконечные анекдоты про психологов и сама над ними смеялась. К зеркалу Кристина больше не приближалась, боясь увидеть в нем свое отражение. С фотографии в рамке улыбалось симпатичное девичье лицо, принадлежащее какой-то другой девушке, а вовсе не той, которая часами лежала теперь на кровати в своей комнате и рассматривала трещину на потолке. Иногда она переводила взгляд на циферблат часов, наблюдая, как секундная стрелка бежит по кругу. Один круг, второй, третий… Это доводило до неистовства. День сменял вечер, а потом ночь. Опять приходило утро, а за ним новый день. И так без конца. После лета должна была наступить слякотная осень, потом холодная вьюжная зима и, наконец, суматошная весна с лужами, непроходимой грязью и авитаминозом. Неужели люди не замечают никчемности жизни? Каждый день и год повторяется одно и то же. Неужели они не устают от этого? Вот если бы стрелки побежали вспять, а зимой на снегу расцвели мимозы! Вместо положенных морщин на лицах стариков заиграл бы румянец, а волосы завились в роскошные локоны! Но такого не будет. Никогда. Все в жизни повторяется с одуряющим постоянством. Ко всему можно привыкнуть. От всего можно устать. Ее лично уже больше ничто не волнует. Ей все не мило.

Кристина встала, надела футболку, джинсы и потащилась на улицу, где не была уже пару недель. Был ясный вечер, и глаза, отвыкшие от дневного света, болели. Ей хотелось, чтобы наступила ночь, исчезла наконец суета погожего вечера. Она шла по улице, удивляясь, как весело резвятся дети на площадке, как беззаботно целуются парочки на скамейках, как оживленно болтают между собой старушки. «Они все умрут, – думала она, удивляясь, словно видя мир в первый раз. – И знают об этом. Как они могут казаться такими счастливыми? Кто-то уйдет раньше. Кто-то позже. Но это случится с каждым. Обязательно».

Она дошла до шоссе, где совсем недавно погиб ее отец. Машины шли на скорости, стремясь за город, на выходные. Тут и там раздавались нетерпеливые гудки. Никому не было дела до девушки, одиноко стоявшей на тротуаре, всего в десятке метров от подземного перехода. У нее на плече была сумка, словно она тоже собралась в дальнее путешествие.

Кристина завороженно смотрела на вращающиеся колеса, встречала взглядом одну машину, провожала ее глазами до тех пор, пока она не скрывалась за поворотом, а потом находила новый объект для наблюдения. Так же как и в случае со стрелками на часах, бесконечный поток начинал утомлять. Во рту пересохло. Страшно болела голова. Значит, так будут пролетать ее дни, безликие, как эти автомобили, исчезая за поворотом, словно их и не было? Так зачем же она жила, училась, получала профессию? Только для того, чтобы, поработав немного, уйти на пенсию и умереть? Нет, она не согласна.

И девушка с сумкой, подумав секунду, шагнула на проезжую часть…

Глава 14

Телефонный звонок, казалось, проникал прямо в мозг. Елизавета повернулась на бок, но противный трезвон не прекращался. Кому-то, похоже, не было никакого дела до того, что начиналось субботнее утро. Рука потянулась к трубке.

– Ал-ло! – проговорила она, еле преодолевая границу между сном и реальностью.

– Адвокат Дубровская? – послышался на другом конце провода напряженный мужской голос. – Это вы?

– Она самая. А что нужно?

– Кристина Каменева – ваша клиентка?

– Ну, да… Была. Но я не понимаю, что вы от меня хотите?

– Приезжайте в первую городскую больницу. Записывайте адрес.

– Но позвольте, по какому праву вы будите меня спозаранку и требуете куда-то ехать? Я – не «Скорая помощь», а всего лишь адвокат, – вяло сопротивлялась Елизавета, шаря по прикроватной тумбочке в поисках ручки и листка бумаги.

Но на мужчину в телефонной трубке ее защитительная речь, произнесенная сонным недовольным голосом, похоже, не произвела никакого впечатления.

– Ваша клиентка попала под машину. Похоже, суицид. В ее вещах мы нашли только вашу визитку. Не будем же мы спрашивать у трупа, как найти его близких и родных?

Сон как рукой сняло. Дубровская подскочила на кровати, словно под спиной оказалась пружина.

– А что, есть труп?

– Обязательно будет, если вы не приедете.

– Но при чем тут суицид? Она что, пыталась покончить с собой?

– Госпожа Дубровская, вы задаете слишком много вопросов, – с укоризной заметил мужчина. – С наркоманами может случиться все, что угодно. Странно, что вы удивляетесь.

– Кристина – не наркоманка… – начала она, но мужчина уже дал отбой.

Елизавета тупо рассматривала черный корпус телефона, словно дожидаясь, что тот сам даст ответ на волнующие ее вопросы. Но экран погас, и девушка, тяжело вздохнув, покинула уютную кровать. Шлепая босыми ногами по полу, она потащилась в ванную. Машины, суицид, наркомания – слишком много для чудесного летнего утра, наполненного ярким солнечным светом и пением птиц.

– Поздравляю! – догнал ее у порога сонный голос мужа. – Адвокаты теперь работают по выходным…

…Больничные стены, отделанные белым кафелем, навевали холод и тоску. Воздух, вливавшийся через открытые настежь окна, был не в состоянии заглушить своеобразный запах, причудливую смесь медикаментов и хлорки. Откуда бы ни прилетал сюда ветерок – из соснового парка, где группками гуляли больные, или с набережной, – он терял здесь свежесть и аромат, поглощенный безжизненными стенами и каменным полом.

Елизавету встретил небольшой человечек в мятом белом халате. Смотря на него, трудно было представить, что густой бас, который с утра ей отдавал распоряжения по телефону, принадлежит ему. Доктор был мал ростом, лыс и неумеренно энергичен. Он едва не бежал по коридору, ловко прокладывая себе путь между пациентами на костылях, больничными каталками, медсестрами и студентами. Дубровская еле успевала за ним, спотыкаясь на каждом шагу и едва не теряя туфли. Должно быть, со стороны они являли собой забавное зрелище.

В конце коридора санитары завозили в лифт каталку, на которой, судя по очертаниям, лежало мертвое тело, прикрытое белой простыней. Доктор поспешил туда и придержал двери лифта, пока скорбная процессия не разместилась в кабине. Елизавета же замедлила шаг, а потом и вовсе вжалась в стену, полная ужаса. Неужели за то время, пока она одевалась, приводила себя в порядок и мчалась в больницу на всех парах, произошло страшное, и Кристина умерла? Двери закрылись, и груз повезли вниз. Мелькали цифры на индикаторе. Третий этаж, второй, первый… «Морг!» – мелькнуло в ее сознании короткое, страшное слово. Она по-прежнему стояла у стенки.

– Черт возьми! Вы себя нормально чувствуете? – осведомился доктор, довольно бесцеремонно отделяя ее от больничного кафеля.

– Кристина, она… – начала Дубровская, но у нее не хватило сил.

– Она в реанимации. Без сознания, но жива. Ну же, поторопитесь… Не думал я, что адвокаты бывают такие нежные.

Елизавета поковыляла за ним уже на автомате…

Лица Кристины почти не было видно из-за множества трубочек и приспособлений, поддерживающих в ней жизнь. На экране монитора высвечивалась кривая, похожая на зубчатую молнию. Раздавалось мерное дыхание автомата, качающего воздух. Все это выглядело настолько дико и неправдоподобно, что напоминало Дубровской сцену из очередной мыльной оперы, в которой главный герой обязательно должен пройти через кому и последующую амнезию, чтобы потом через сто серий встретить свое счастье. Но перед Елизаветой был не актер, загримированный под неудачника, а молодая девушка, которую она видела живой и здоровой. Теперь же ее лицо представляло собой громадный отек, отливающий синим и багряным оттенком. А красивые белокурые волосы небрежно торчали из-под толщи бинтов.