Адвокат вольного города 12
Шрифт:
— Мы, собственно, и есть Энфилд. И модель SMLE наша собственная разработка, защищённая патентный законодательством Соединённого Королевства.
— Ага. И чё вы нам выкатываете?
— Что за вульгарная терминология?
— Знаменитая Алтайская юриспруденция. Давайте по существу!
— Вы без нашего согласия модифицировали нашу винтовку, — англичанин достал папку с делом, но даже не открыл, шпарил по памяти. — Мы провели экспертизу образцов, которые приобрели в Шымкенте.
— Блин, далеко…
Я прикинул, что мы продавали только ограниченные партии товаров, в порядке эксперимента, а они добрались до предгорий
— То есть, Вы признаёте? — попытался подловить меня Ронстайн.
— Ничего мы не признаём, не имеем такой привычки. И что?
— Мы обвиняем Вас в том, что Вы без разрешения нас, как правообладателя, внесли модификации в наше оружие. В частности, был переработан затвор, усилен ствол, увеличен магазин.
— Сплошные плюсы, — перебил его я, потому что приблизительно представлял, что он расскажет. — Даже если предположить, теоретически, что это мы, у нас нет законодательства, которое бы мы в каганате нарушили, как его нет по всей Степи. У нас, степняков — обычаи, где про оружие ни слова.
— Но Российская империя подписала конвенцию по патентным правам.
— А мы никоим образом не входим в состав Российский империи.
— И тем не менее, наши права нарушены!
— Ну спрашивайте, чего хотите? Только при условии, что закон на вашей стороне не стоит.
— Нет, наши права нарушены, — эмоционально взмахнул руками англичанин.
— Троечник, «нет закона — нет нарушения». Ты диплом на виски выменял, брателло?
— Не пытайтесь меня задеть, представитель.
— А Вы не повторяйтесь, — поддел я англичанина. — Представим, что мы подпишем соглашение по применимому праву и подсудности. Теоретически. Как говорил один… скажем, так, полицейский «Какие ваши доказательства?».
— У нас есть заключение экспертизы, — уверенно ответил Ронстайн.
— Погодите. Цитирую большими буквами наш процессуальный кодекс — каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается, как на основания своих требований и возражений.
— Ну, я и говорю, — англичанин раскрыл дело и взмахнул одним из его разворотов. — Заключение. Его подписали, между прочим, два доктора технических наук.
— А доктора подписались, что оружие модифицировали прямо мои парни с Патронного завода? Или что, представленное на экспертизу… Которая, кстати, статуса судебной не имеет, оружие было модифицировано. Есть документ, подтверждающий, что ваши права нарушили мы, а не неизвестные науке и суду безликие степняковские слесаря?
— Да они максимум коня могут подковать, ваши степняки.
— А ты не гони на моих степняков, болезный. Ты как юрист возрази. Доказательства того, что это всё сделали мы, наша сторона?
— У нас есть копия доклада министерства обороны с выкопировкой донесения сэра Дьюснэпа. Он лично видел противоправный процесс на заводе и результат модификации.
— Стоп, — судья, до этого мирно возившийся в деле о краже постельного белья (так было написано на его обложке), хлопнул о стол. — Истец, у Вас есть свидетель? Или это пустая болтовня?
— Да, но мы хотим, чтобы его представил ответчик.
— Схе… В смысле? Почему ответчик? — нахмурил брови Митрофанов.
— Ну, — англичанин стрелял в меня глазками, наивно рассчитывая, что за него отвечу я. — Потому что сэр капитан Дьюснэп удерживается стороной ответчика. А если точнее, он военнопленный в городе
Николай.— А этот ваш Дьюснэп, который всё видел, он сейчас с нами в одной комнате? — невинно спросил я.
— Что?
— Говорю, какого он гражданства?
— Мой соотечественник, подданный Британской короны.
— Ага… А как так вышло, что он может быть военнопленным? У нас, у каганата, что, война с Британией?
Ронстайн открыл было, рот, но вовремя осёкся. Сказать сейчас, что его страна воюет с каганатом, равно и то, что её солдаты задействованы в качестве наёмников, это через край.
— А Вы, Ронстайн, плотно работаете с Вашими министерствами, под разными номерами. Много знаете.
— Знаю. Я и люди, которые за мной стоят.
— А эти люди — чиновники, должностные лица?
— У нас учредитель — его Величество. Это серьёзный аргумент? Так где наш Дьюспен? Или Вы отвечаете только за Патронный завод, а не за город? Можно поговорить про город с кем-то другим?
— А, Аркадий, может им с кем другим поговорить? — встрял в спор судья.
Англичанин покрутил головой, переводя взгляд то на меня, то на Митрофанова.
— Что его честь имеет в виду?
— Это он так тонко намекает, — ответил я, — что у патронного завода есть учредитель. И он же по чистому совпадению является учредителем города.
— И кто этот сэр?
Митрофанов озорно, как мальчишка, который бросил мышь под ноги одноклассниц, улыбнулся.
— А я смотрю, — спокойно ответил я англичанину, — Вы не очень изучали контекст нашей ситуации. Его Филинов зовут или, иначе говоря, Бугуйхан Аркадий Ефимович.
— Как Вас?
— Не как. Это я и есть.
— Как Вы? Вы же адвокат? — мой коллега и правда не сильно глубоко копал, а чиновники его забыли предупредить или не посчитали нужным.
— Я адвокатствую для души. У меня есть директор один, нефтепереработкой занимается. И таксует, так, для души. А так-то судья прав, я могу говорить за весь город. Я адвокат вольного города Николай.
— Гм. То есть, мы можем констатировать, что наша сторона не сможет представить свидетеля? — осведомился он.
— Как адвокат, я не подтверждаю наличие у нас того капитана, как и то, что мы что-то модифицировали.
— Аркадий, Вы так ни к чему не придёте, — неожиданно ворвался в диалог судья. — Вы же просто отфутболиваете его аргументы, как опытный вратарь. А вы не в футбол играете, а договариваетесь. Нет?
— Да, простите, Евгений Михалыч. Вы правы, что-то меня понесло. А Вы тоже, — я ткнул пальцем в Ронстайна, — зачем пытаетесь на меня надавить? У Вас карт на руках нет, одни пустышки. Ладно эти олухи, которых Вы наняли в качестве группы поддержки, они за бабки будут переть буром, но Вы-то английский адвокат, укомплектованный мозгом. Наверное.
— Что Вы себе позволяете! — вспыхнул Кнашевский.
— У Вас нет никаких шансов против нашей блестящей позиции! — вторил ему Берштейн.
— Двое из ларца, — я не удостоил их даже взглядом. — Судья прав, мы так не договоримся. Короче, я имею предложить следующее. Мы не признаём никакой за собой вины и факта модификаций, но, если у нас случайно есть партия оружия ранее кем-то неизвестным модифицированного, мы обязуемся… продать всё и не модифицировать более, то есть не делать так, чтобы снова у нас такое же оказалось. Но к той партии чтобы у вас не было вопросов!