Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Аэроплан для победителя
Шрифт:

Глава вторая

Маркус имел о галерах темное понятие. Да и о флоте тоже, хотя жил в портовом городе. С другой стороны, современные пароходы вряд ли похожи на древнегреческую галеру, а копаться в увражах и изучать картинки со старинных ваз у него не было ни времени, ни желания. Маркус встретился с плотником Петером Клявой, потомственным жителем Майоренхофа, и дал задание: соорудить нечто на колесах, с мачтой, и чтобы там два человека помещалось. Клява, человек пожилой и честный, уточнил на плохом немецком, чт'o первостепенно — вид или способность к передвижению. Маркус подумал — черта ли в том виде, можно украсить сооружение драпировками, древние

греки придираться не станут. Клява взял задаток, а готовую галеру, имевшую вид знакомой ему рыбацкой лодки, привез на телеге к концертному залу в тот самый день, когда Кокшаров назначил первую репетицию.

— Боже мой! — воскликнула Терская. — Это же ванна на велосипедных колесах! Увольте, господа, я при всем честном народе в ванну не полезу!

— Зато как ездит?! Вы полюбуйтесь, как ездит! — Маркус толкнул галеру, и та очень резво покатила по улице, насилу догнали.

— Вот вы в этом кошмаре и катайтесь, герр Маркус! А я не стану! У меня туалет и без того пикантный — если я задеру подол, чтобы залезть в вашу галеру, публика увидит мои панталоны!

Маркус ахнул: следовало объяснить Кляве, что галера должна быть галерой только с одного бока, того, который увидит публика, а с другого — иметь ступенечки для примадонны. Клява же сам до такой тонкости не додумался.

Началась перепалка, искали виноватого. Кокшаров должен был прислать точное описание и чертеж галеры, Маркус должен был пустить в дело мозги! Актрисы с наслаждением слушали, актеры отошли покурить.

— Вот уж влипли, — сказал Савелий Водолеев. — Хотя не впервой… Придется тому же плотнику, пока не сбежал, заказать лестницу.

— А мизансцену строить так, чтобы мы ее до поры собой прикрывали? — осведомился Лиодоров. — Ерунда получится. Мы стоим слева — то есть на суше. Галера прикатывает справа — то есть с моря…

— Может, кто-то под прикрытием галерного борта живенько вынесет проклятую лестницу? — предложил Стрельский. — Скорчась, чтобы башкой не торчать.

— Разве что сама госпожа Терская, под складками хитончика… — шепнул, чтобы дамы не услышали, Алеша Николев — исполнитель роли Агамемнона, недавний гимназист, сбежавший из дому ради высокого искусства и пленивший Кокшарова густым и совершенно не соответствующим возрасту и телосложению басом.

— И мне эта ванна не нравится, Терская права, — заметил Лабрюйер. — Она недостаточно серьезна, чтобы навести на древнегреческие мысли, и недостаточно смешна для балагана.

— Ну да, у настоящей галеры должны быть весла, и она сажен двадцати в длину, пожалуй. Это поболее всего зала господина Маркуса, — сказал Енисеев. — А вот что, господа — на кой нам вообще эта жуткая галера?

— Как же без нее? — возмутился герой-любовник Славский. Сцена увоза Елены на галере была его личным маленьким бенефисом.

— Подумайте, господа, раз уж мы надергали из рижских газет всяких местных словечек, то отчего так цепляемся за эту галеру? Пусть уж и финал новому стилю соответствует!

— Прикажете увозить Елену на рижском ормане? — ехидно полюбопытствовал Славский, уже щеголяя местным названием извозчика.

— Нет, Славский, я придумал кое-что получше — и весьма для вас выигрышное. Аплодисменты будут безумные, — пообещал Енисеев. — Вы прилетите за Еленой на аэроплане! Вот это будет настоящий финал — а не дурацкая ванна на колесах!

— А не вдарить ли по пивку, господа? — предложил Лабрюйер.

Его любовь к хмельным напиткам в труппе уже отметили, особенно дамы. А триумфы Славского его мало волновали.

— Погодите, Лабрюйер… То есть как это — на аэроплане? — спросил потрясенный Славский.

— А что тут такого? Здесь в предместье,

в Солитюде, на ипподроме постоянно полеты совершаются, и даже дамы летают. Модное увеселение, так сказать, — отвечал Енисеев. — Вы же сами в газетах читали — вся Рига туда ездит. Так отчего же не похитить Елену на аэроплане? Коли у нас царь Менелай выходит с сигарой, а две гетеры — с кружевными зонтиками? Вот это будет пуант!

— Но как же? Это же, выходит, аэроплан сверху спускать надо? Целое устройство мастерить? — актеры затеяли дискуссию, к которой пару минут спустя, привлеченные шумом, присоединились Маркус и Кокшаров. Подошли и актрисы.

— Но, когда я играла в Петербурге, это было обычное дело — воздушные полеты, — сказала Терская. — Всякого купидона спускали на веревках, и он болтался над сценой, и ни разу не было, чтобы сорвался. Да чего только в столице над сценой не подвешивают! В Мариинке, когда ставят балеты, чуть ли не целый храм могут из-под колосников опустить, вместе со жрецами и прочей прислугой!

— А что? — спросил Кокшаров. — Это и для афиши выгодно! Прекрасная Елена на аэроплане! Публика на это пойдет!

— И из Майоренхофа приедут, и из Шлокена, — согласился Маркус. — Только надо бы командировать плотника Кляву на ипподром, чтобы разглядел эти летательные устройства. Я полагаю, нашему аэроплану и летать-то не обязательно. Даже если его вытащат на веревках, как волжские бурлаки баржу, — тем забавнее получится…

И тут вмешались дамы. Их возмутило, что в модное увеселительное место, где собирается цвет рижского общества, командируют какого-то плотника, а им приходится тосковать на даче, утешаясь прогулками по пляжу — пусть даже очень хорошему пляжу с чистым, светлым и мелким песочком.

Лабрюйеру было неинтересно слушать весь дамский ансамбль, такое количество голосистых женщин действовало на него угнетающе, особенно раздражала Эстергази, ему хотелось пива. И тут Енисеев проявил отменную сообразительность.

— А что, не сходить ли нам развеяться? — вполголоса предложил он. — Все равно ведь сейчас уже ничего любопытного не произойдет. И полеты совершаются, сколько я знаю, по утрам — без нас в Солитюд дамы не поедут.

— А ежели и поедут — беда невелика, они не заблудятся. Ипподром на полпути к штранду, — используя рижское словечко, означающее «взморье», ответил Лабрюйер и покосился на дам; мощная Эстергази совершенно заслонила хрупкую Валентину Селецкую, и это его огорчило — Селецкая сразу произвела на него впечатление, видеть хотелось именно ее. — Или чуть ближе к Риге, я там версты не считал. Едучи на штранд, его отлично видно слева в окно — он чуть ли не примыкает к железной дороге. С утра, если едешь, видишь летунов — они там в небе восьмерки пишут.

— А может ли быть так, что аэроплан, взлетев и потеряв управление, рухнет на рельсы? — спросил, заинтересовавшись, Енисеев.

— А что, и очень даже просто, — согласился Лабрюйер.

Пока Кокшаров с Маркусом обсуждал новую затею, они сбежали, взяли ормана и покатили в одно из эдинбургских пивных заведений.

— Откуда столь шотландское название? — спросил Енисеев.

— От низкопоклонства, — объяснил Лабрюйер. — Тут раньше были рыбачьи хутора. Полсотни лет тому назад местность вошла в моду — стали строить богатые дачи. Тут летом столичные господа отдыхают — графы и князья, это их удел, то бишь привилегия… Ну, вот они и додумались до Эдинбурга. Лет этак тридцать или даже тридцать пять назад… Это нужно у стариков спрашивать, хотя и они чисел не помнят… Так вот, тогдашний государь император отдал дочь за герцога Эдинбургского. И здешние жители таким макаром, то бишь манером, отметили браковенчание…

Поделиться с друзьями: