Аэроплан для победителя
Шрифт:
— Я должна найти Лабрюйера! — выпалила она.
— Так он же там, с шофером и фрау Хаберманн. Там ты его и найдешь. И все ему расскажешь. Все!
— Так я этого и хочу. Алеша, бежим!
Но когда они подбежали к синему «Руссо-Балту», ни внутри, ни рядом никого не оказалось.
— Их похитили… — прошептала Танюша. — Алешенька, их похитили… Алеша, это ужасно… а мой револьвер в Майоренхофе!.. Какая же я дура!..
— У тебя есть револьвер?
— Ну конечно! Я все-таки современная женщина! Что ты на меня так смотришь? Двадцатый век давно настал,
Танюша присела на корточки у переднего колеса. Николев от волнения рухнул на четвереньки.
Из зарослей полыни, которую уже и кустами было не назвать, потому что стволы она имела почти древесные, появился шофер Вилли Мюллер. В левой руке он держал щегольское серое кепи, достойное английского лорда, и шоферские очки, правой утирал со лба пот.
— Мой бог, о мой бог… — бормотал он. — Что же я господину Гроссмайстеру скажу?..
Танюша едва не бросилась шоферу на шею.
— Господин Мюллер, миленький, что случилось?
— Я сам не понимаю, что случилось, фрейлейн, — поняв вопрос по-русски, но ответив по-немецки, шофер принюхался. — О мой бог, тут где-то покойник!
— Ой, где покойник?!
Вилли Мюллер медленно пошел, ловя носом тонкую струйку сомнительного аромата, которая становилась все сильнее и сногсшибательнее. Наконец он остановился у распахнутой двери своего автомобиля.
— Что это такое?! — спросил он в отчаянии.
Банка конюха Авотинга ничего ему не ответила.
Шофер очень нехорошо посмотрел на Танюшу и Николева.
Они еще не поняли, до какой степени этот человек влюблен в свой автомобиль, не сообразили, что «Руссо-Балт» возведен им в ранг святыни,
— Господин Мюллер, где фрау Хаберманн, где господин Лабрюйер? — Танюша для доходчивости перешла на немецкий.
— Этот запах уже ничем не вывести. Мое авто будет вонять хуже свинарника, — ответил шофер. — О мой бог, что же делать?
— Так что же с фрау Хаберманн?
— Она сошла с ума!
Глава двадцать седьмая
Лабрюйер перешел рельсы, поискал следов там, дошел до станции Солитюд, расспросил билетных контролеров, уже ждавших рижского поезда. Никто не заметил маленькую старую фрау в обществе людей, которые бы ее куда-то увозили. А вот шофера Мюллера опознали по кепи — вовремя Лабрюйер догадался описать шикарный головной убор.
— Это было, когда шлокенский поезд прошел, — вспомнил молодой контролер. — Он отошел от перрона, но на переезде что-то случилось, он встал и минуты три простоял. Вот когда он миновал переезд — и прибежал тот человек.
— Он кого-то искал, всюду заглядывал, — добавил пожилой контролер. — Потом побежал к Анненхофской улице.
— И больше мы его не видели.
— Да, сюда он не возвращался. Может быть, его заметили на переезде?
Лабрюйер пошел к переезду и поговорил с инвалидом, который заведовал шлагбаумом. Тот припомнил человека,
который перебежал железную дорогу. Двигался этот странный человек в сторону ипподрома. Тогда Лабрюйер решил, что если Мюллер на свободе, то рано или поздно вернется к своему обожаемому «Руссо-Балту».Он пришел вовремя — Алеша, обернув банку лопухом, вытаскивал ее из автомобиля.
— Что здесь произошло и где фрау Хаберманн? — строго спросил он.
— В нее вселился бес, — ответил шофер. И рассказал историю, от которой явственно попахивало адской серой.
Он сидел на водительском месте и в ожидании Фирста читал газету. Фрау сидела рядом. Дверца с ее стороны по случаю жары была приоткрыта.
Вдруг старушка буквально вывалилась в эту дверцу. И пропала.
Шофер так изумился, что не сразу сообразил побежать следом.
Фрау Хаберманн, хватаясь за кусты, взобралась на насыпь и отважно перебежала через рельсы перед самым носом отошедшего от Солитюда поезда. Когда же Мюллер решил догнать ее и воротить в автомобиль, поезд, как на грех, встал. И простоял минуты три по меньшей мере.
Оказавшись по ту сторону рельс, шофер заметался, но старушки нигде не было. Он пробежался до Анненхофской улицы, потом поспешил к переезду, и вот он здесь, в полной растерянности и в убеждении, что фрау спятила.
— Этого еще недоставало, — проворчал Лабрюйер. — Тамарочка, Алеша, вам к этой истории добавить нечего?
— Ой, Александр Иваныч, у нас тут своя история!
Узнав о втором покушении на девушку, Лабрюйер крепко задумался.
— Значит, вы пометили автомобиль?
— Пометила крестиком.
— Ну, значит, будем искать эту чертову колымагу. Николев, вы ведь тоже видели этот «катафалк»?
— Видел, только я же в них ничего не понимаю…
— Вот папка. В ней газетные вырезки. Вилли, помогите молодым людям найти портрет механического злодея. А я пойду за Стрельским. Еще не хватало, чтобы и с ним что-то случилось…
Стрельский мирно сидел на лавочке у задней стены какого-то строения. У его ног зеленели скромные растения здешних мест — торчали колоски пырея, хрупкие цветоносные веточки пастушьей сумки, крупные листья подорожника, ближе к стене процветал огромный куст ядовито-желтого чистотела, тут же выглядывали из травы неизбежные одуванчики.
— Пойдемте, Стрельский, — сказал Лабрюйер. — Там у нас такое творится! Фрау Хаберманн пропала!
— Ее похитил любовник? — обрадовался Стрельский.
Лабрюйер повторил странный рассказ шофера.
— Значит, он читал газету, ничего вокруг не видел и не слышал, а наша красавица вдруг сорвалась с места и улизнула? Ни с того ни с сего?
— Вот именно.
— Боюсь, что причина все-таки была.
— Пойдем, отъедем отсюда подальше и поговорим о причине в более подходящем месте. Тамарочку с Алешей чуть автомобиль не задавил. Причем она утверждает, что прямо на них несся. Хорошо, Николев успел ее оттолкнуть. Тут, на ипподроме, прямо разбойничий притон какой-то, и с этим надо разобраться!