Афганский рубеж 2

— Сань, а чего он вечно ходит за тобой?

— Не знаю. Форма моя ему нравится. Вот думаю подарить, — ответил я.

Преподаватель закончил со стабилизатором и перешёл к рассказу о пылезащитных устройствах Ми-24.

— Данные устройства предотвращают попадание пыли и песка в двигатель…

— Товарищ майор, а вы не против, если я задам пару контрольных вопросов офицерам? — спросил Гаврилов.

— Не возражаю.

Даже гадать не буду, кого спросит качок Гаврилов.

— Товарищ Клюковкин, что вы можете сказать об опыте эксплуатации двигателей ТВ3–117 в условиях Афганистана и выявленных недостатках?

Ещё и с такой довольной ухмылкой спросил, будто задал мне каверзный вопрос.

— Вас интересует опыт эксплуатации двигателей на Ми-8 или мои наблюдения за эксплуатацией Ми-24? — уточнил я.

Как бы спрашивать человека, который не летал на «крокодиле» об опыте его использования неразумно. А спрашивать про Ми-8 на занятиях по Ми-24 некорректно.

— Вопрос звучал чётко. Ответьте, будьте любезны.

— Что ж, дайте подумать, — сказал я и сделал вид, что размышляю.

Естественно, что я знал особенности работы этих машин. Просто выдерживал гроссмейстерскую паузу.

— В Афганистане решено было поднять допустимую температуру газов перед турбиной. «Заглушки» пылезащитных устройств, отсеивавшие песок и пыль на входе в двигатели, очищают воздух на 70–75%. Это снижает износ лопаток компрессора в 2,5–3 раза. Основная проблема Ми-24 в том, что его двигатели на режиме «Малого газа» на земле имеют более высокие обороты. Соответственно, энергичнее засасывают песок.

— Понятно. У меня нет вопросов, — ответил Гаврилов и ушёл в сторону учебного корпуса.

Такое ощущение, что меня на что-то проверяют. Если бы заместитель начальника курсов хотел меня морально уничтожить, сделал бы это без проблем.

Способов огромное число. Самый действенный — задавить вопросами. Спрашивать, пока у отвечающего челюсть не сведёт. Ну или просто начнёт отвечать неправильно. А тут какие-то дешёвые понты. Что хотел доказать, непонятно.

Пока я смотрел вслед Гаврилову, за спиной прозвучал громкий взрыв эмоций. Похоже, что Иннокентий снова нанёс чему-либо ущерб.

— Товарищ майор, ну оно же не могло сломаться просто так.

— Конечно, Кеша. В руках профессионала твоего уровня целостности вертолёта всегда будет угрожать опасность.

Оказалось, что Иннокентий неудачно проверил, крепко ли подвешены пустые блоки неуправляемых реактивных снарядов.

— Случайно вышло, — пожал плечами мой сосед по комнате.

Жили бы мы во времена Российской Федерации, я бы предложил Кеше сходить в церковь и поставить свечку.

Либо «обнулиться» известным способом употребления крепких напитков. Но второй вариант не поможет, а здоровье сожжёт. Так что я против алкоголя.

А вот посетить храм можно. Тем более в Торске подобных святынь очень много.

Лётная практика началась сразу после двухнедельной теории. Закончилась весьма быстро. Минимальная программа по упражнениям курса была выполнена в течение 20 дней.

По мере того как мои одногруппники заканчивали минимальную программу по налёту, их отправляли в свои полки. Там они будут продолжать летать и продвигаться по программам курса.

Мне, как будущему командиру вертолёта, дали больше часов налёта, чтобы в Мактабе я уже мог начинать вылетать согласно своей штатной должности. И вот мой крайний полёт местной программы подготовки уже подходил к концу.

— Леденец, 124й, к посадке готов, — запросил командир вертолёта.

Он же мой инструктор.

— 124й, посадку в квадрат разрешил.

— Сань, давай заходи сам, — дал мне команду командир.

Аккуратно взялся за управление и продолжил заход. Вертолёт трясётся, но это уже не Ми-8. Чувствуется, что скорость другая. Ми-24 более «летучий» и манёвренный.

Шасси выпущены, площадку под собой наблюдаю. Плавно снижаюсь и посматриваю вперёд и влево. Вертолёт выровнял и медленно завис в паре метров.

— Ещё висим? — спросил я, удерживая вертолёт над площадкой.

— Приземляй. С тобой всё понятно, — ответил мой инструктор.

Приземлились и начали заруливать на свою стоянку. Утираю пот с лица и расслабляюсь в кресле. Прекрасное ощущение, когда на сегодня это крайний вылет. Солнце садится за горизонт, аэродром постепенно пустеет. Наконец-то я пойду домой.

Впереди суббота и воскресенье!

— Леденец, 124й, спасибо за управление, — поблагодарил я группу руководства вперёд инструктора.

— Пожалуйста. Всего доброго.

Двигатели выключили, винты начали останавливаться, и мы с инструктором покинули наши рабочие места.

— Сань, ну всё хорошо. Ты будто всю жизнь летаешь на 24ке, — пожал мне руку инструктор.

— Когда уже один вертолёт освоен, со вторым проблем особо не возникает.

— Понятно. Ну, пошли на разбор.

Поблагодарили бортового техника и всех остальных, кто готовил вертолёт к вылету. Я расстегнул комбинезон, чтобы было хоть немного просохнуть после насыщенных полётов.

— Когда в Мактаб?

— Сегодня был крайний день. Возможно, что-то на построении сейчас скажут. Но думаю, что пару дней на «разграбление» города у меня будет, — улыбнулся я.

Инструктор посмеялся. Мы прошли тренажный комплекс и вышли к плацу. Там уже собирались слушатели моей группы.

— Пойду, а то искать будут. Спасибо за работу, — поблагодарил я своего сегодняшнего командира и ускорился в сторону плаца.

Быстро встав в строй, я услышал важную информацию от подполковника Баринова. На построении начальник курсов объявил, что близится экзамен и подвёл итоги лётной практики.

— Программа получилась очень сжатая. Тем, кто готовился на должности лётчиков-операторов и убывает в свои полки, количество полётов было минимальным. Иначе вас никогда в войсках не дождутся. Но есть те, кто у нас отправляется к южным границам. С вами выполнили больший объём полётов, чтобы в полках вы быстрее приступили к полётам.

Построение завершилось, и меня отвёл в сторону Иннокентий.

— Сань, тут такое дело. Мне помощь твоя нужна. Очень-очень большая, — сказал он и раскинул руки в стороны.