Афганский рубеж

Енотаев посмеялся и подошёл к столу. Взял карту и посмотрел на неё. Он внимательно провёл пальцем по маршруту, покрутил аккуратно сложенный прямоугольник в руках и задумчиво почесал бороду.

— Это ты складывал? — спросил Ефим Петрович.

— Да.

— Саня, ты меня прости, но ещё месяц назад я видел карту, сложенную тобой. У меня ребёнок в детском саду, самолётик ровнее сделал. А здесь всё по науке. Кто тебе сложил? Батыров? — поинтересовался комэска.

Ох уж этот Клюковкин! Если мне орден будут вручать, придётся кучу свидетелей привести, чтоб доказали мою причастность.

— Хотите, ещё одну сложу, — недовольно предложил я.

— Ты это брось мне тут возмущаться! За тобой косяков, как у меня волос на бороде. Значит так, ты хотел слетать и показать, что умеешь? Вот завтра со мной и полетишь в составе экипажа.

Улыбку я сдержать не смог.

— И не улыбайся! Требования жёсткие будут. Может, на твоём опыте проведём селекцию нового вида воздействия на проблемных офицеров.

— Это вы про удар по голове? — посмеялся я.

— Про него, конечно.

Слова про селекцию у меня отложились в уме. И пришла отличная идея.

— Командир, а разрешите в город на пару часов? — спросил я.

Тут у Ефима Петровича чуть кружка из рук не выпала.

— Ты опять?! Вот это вся сценка с картой была, чтоб за забор выйти?!

— Я в библиотеку.

И всё же выпала.

— Да что вас так удивляет?! — возмутился я.

— Сочетание Клюковкин и «в библиотеку». Беги давай, а я за тряпкой пойду.

Вернулся я из города с очень интересным экземпляром научной литературы. А именно книгой академика Вавилова «Земледельческий Афганистан». Тут-то и были все особенности рельефа и местности этой горной страны.

По возвращении я предложил штурману эскадрильи использовать её в подготовке. Сначала он покрутил пальцем у виска, предложил мне выпить и лечь спать. Но потом передумал, когда я тыкнул его носом в описание долины Панджшера, хребта Гиндукуш, реки Кабул и пустыни на востоке страны.

Через день, как и обещал комэска, у меня был запланирован первый вылет. Лётная смена интенсивная. После контрольного полёта с Енотаевым мне были запланированы ещё два с Батыровым.

Димон уже пару раз слетал с посадкой на необозначенные площадки. Тем не менее не выглядел он уверенным в себе. В классе постановки я сел с ним рядом с целью расспросить об этом.

— Чего смурной, Димон? — спросил я шёпотом.

— Я тебе говорил так меня не называть? — возмутился Батыров.

— Говорил. Так чё там? Покажи, куда летали на площадки, — вытащил я карту.

Батыров фыркнул и показал на две точки. Это был район населённых пунктов

— Вот здесь. А ты сам карту сложил? — спросил Батыров.

Совсем уже не смешно. Ну не настолько же рукозадым был Клюковкин, что все удивляются его умению карты складывать.

— Ха, ха! И не обидно вовсе. Чего тут складывать, — сказал я, убирая карту и достав наколенный планшет.

С доски списал необходимые данные — погоду, ветер по высотам и каналы для связи. Тут уже и зам по ИАС пришёл, объявил расчётные параметры двигателей на запуске. Это весьма важно.

— Ты записываешь? — спросил Батыров.

— Вертолёт не самолёт. Он гораздо сложнее в пилотировании. Меня удивляет, что ты не записываешь.

— Нет. Я не так спросил, Саня. Записываешь? Ты?! — с удивлением переспросил Димон.

Достал! И Клюковкин тоже! У меня скоро глаз дёргаться начнёт от того, как все вокруг удивляются. Надеюсь, он хоть в штаны не ссался при всех.

— Ля какой! Командир, я на твоё служебное положение сейчас не посмотрю и буду… ругаться. Привыкай, что теперь Саша Клюковкин готовится к полёту. К каждому полёту!

Батыров заморгал, а затем протёр глаза.

— Всё равно не верю. Хоть убей.

— Убью, если не замолчишь, — проговорил я.

В класс вошёл подполковник Петров. Начались предполётные указания. Теперь вся информация, порядок производства полётов и меры безопасности зачитывались под запись на магнитофон.

Кажется, погиб я совсем недавно. И жизнь должна была закончиться. Но вот опять сижу и слушаю, как командир доводит порядок действий при отказе радиосвязи и другую нужную информацию.

— Вопросы? Если вопросов нет, по вертолётам!

После предполётных указаний, комэска построил всех лётчиков и дал заключительные наставления.

— Итак, очередной лётный день. Взлетаем туда, садимся оттуда, — показал он направления взлёта и посадки.

Ефим Петрович задумался, почёсывая подбородок и глядя на вышедшее из-за облаков яркое среднеазиатское солнце. Март месяц, а на термометре днём уже доходит до плюс 25°.

— Батыров и Клюковкин ко мне, остальным разойтись, — дал команду Енотаев.

Мы с Димоном подошли к командиру. Он всё так же продолжал водить рукой по щетине.

— Ты готов? — спросил у меня командир.

— Так точно.

— Проверил у него подготовку? — повернулся Ефим Петрович к Батырову.

— Да. На удивление всё написано. Даже схемы полётных заданий нарисованы.

— Ладно. Дима на месте, а Клюковкин в вертолёт.

Только я отошёл, как за спиной послышался очень строгий голос Енотаева. Он старался говорить тише, но не сильно получалось.

— Дима, хреново кончится. Думай давай! — услышал я.

Интересно, это он обо мне так или про что-то другое.

Аэродром постепенно пробуждался. Рассвет уже озарил пустынную местность вокруг лётного поля. Вдали можно уже разглядеть очертания сопок закрывающих вид на железную дорогу в сторону Термеза.

Зашумели машины АПА, поднимая в воздух клубы выхлопных газов. Начали гудеть газотурбинные двигатели АИ-9, предназначенные для запуска основной силовой установки на вертолётах.

Воздух постепенно наполнялся запахом керосина и отработанных газов. Винты вертолётов поднимали вверх клубы пыли, дополняя звуковой ансамбль характерным свистом.

Я поздоровался с Каримом и начал осмотр вертолёта. Удивляет, насколько быстро сюда доставили вертолёты 171го полка, а техникам удалось их собрать.

— Вчера облетали. Аж урчит, как котёнок в полёте, — сказал Сабитович, когда я осматривал блистер Ми-8, аккуратно поглаживая его.

Не знаю, насколько трепетно самолётчики любят свои летающие машины, а я обожаю безмерно.

Пускай вертолёты не такие красивые, комфортные и быстрые. В грузовой кабине керосином пахнет, а после полётов копчик гудит и ходит из стороны в сторону.