Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Как только в лагере арестантского караула начался шухер, Карло с Зигмундом молниеносно выскочили из кустов и, сметя караул, схватили скованных одной цепью Афоню и оборванца, бросились наутек. В это самый момент дорогу Зигмунду перегородил сын вождя дравиров.

— Все, животное, твой черед настал, — малолетний и отважный ракшас-дравир бросился в атаку.

В тот самый момент, когда копье юного воина должно было мягко войти в грудь Зигмунда, оно волшебным образом, переломилось, не дойдя до медвежьей плоти на какой-нибудь вершок. Все в недоумении замерли. Из кустов вышел давешний дервиш, и ранешный джайн, а на самом деле лазутчик Старца горы — ассасин. Это он ловко метнул кинжал, который перубил твердое древко копья. Диверсант подошел к сыну вождя, схватил его за пояс и метнул в сторону озера. Когда раздался всплеск от воды, принявшей тщедушное тело юного воина, беглецы уже уносили ноги.

А пацан, после своего полета в озеро, выжил, но на всю жизнь возненавидел медведей, карликов и вообще иностранцев.

Змей горыныч

Вот уже неделю брели путешественники по бескрайним джунглям. Шли, практически не разговаривая. Каждый думал о своем.

Афоня брел в одних портках, обливаясь потом. В его голове проносились воспоминания о всех приключениях, которые ему пришлось пережить в этом длинном путешествии к Древу желаний. Вспоминал своего брата. Как он там, болезный… Укорял себя, зачем бросил калеку, поди ж, будь он рядом, помогал бы близкому родственнику и, глядишь облегчил бы его страдания и неловкости в жизни уродской. Вдвоем-то оно всегда легче… Частенько вспоминал Гульчатай. Вот теперь и о ней душа болит. А она как? Как добралась до родительского дома. Вон оно море-то — место очень неспокойное, пираты и прочая шваль. Порой ему мнилось, что Гуля вышла замуж за какого-нибудь восточного принца. Оно, конечно, правильно. Что же ей — красавице, Афоню ждать что ли? Да она легко составит счастье любому принцу, уж не говоря о нем — тверском купце. Правда, эти грустные мысли он старательно прогонял. Все же гораздо приятней думать о том, что Гульчатай ждет его и смотрит в окошко своего дворца, когда он вернется из своих странствий, возмужавший, красивый, богатый (у Древа то желаний можно и для себя чего-нибудь попросить, там денег что ли). Вот, сидит его Гуля, платочком слезинки вытирает, с выгоревших от постоянного догляду за дорогой, глаз. Чу, что-то там, на горизонте пыль заклубилась. Эх, опять, поди, караван бредет. А клубы все ближе и ближе. И вдруг, из дорожной пыли вырывается прекрасный всадник, весь в белом кафтане, шапка заломлена, сапоги сафьяновые, а конь так и пляшет под лишим всадником… Эх, конь… Где-то сейчас Квазимодо? В какой конюшне стоит, чем его там кормят, кто на нем выезжает? Одни вопросы без ответов. О чем не подумай, все грусть одна. Вот и Зигмунд присмирел что-то, слова от него не услышишь, все молча, дичится. Да, и перед ним неудобно как-то вышло. Друг он верный и умный, а Афоня его даже и не посвятил в свои планы. Так мыкается медведь с ним без причины и ясных целей.

Зигмунд действительно изменился. И причиной тому стали не тяготы и лишения их путешествия, а встреча с маленьким сыном вождя дравиров. До этого времени Зигмунд, как существо разумное и философствующее не обращал внимания на свою внешность, да и окружающие тоже не делали на этом акцентов. Главными его качествами, которые ценились и признавались буквально всеми, были его знания, его ум, его отношение к людям, для которых он был добрым другом, советчиком и даже психотерапевтом. А это маленький злобный мальчуган назвал его животным, а значит существом подверженным только плотским потребностям и инстинктам. Как так? Неужели его облик важней всех его разумных качеств и знаний? Какое же он животное? С его-то кругозором и следованию правилам этикета, деликатностью, культурой, да, в конце концов, его умением дружить и любить своего друга Афоню до самопожертвования. Или все же он медведь, то есть животное, хоть и ученое, но животное. Ну, скажем такое, как хорошая и верная собака для хозяина. То есть не он сам выбирает себе судьбу, а его судьбу определяет настроение хозяина? Тогда и, получается — ешь, медведь, попа и барина, оба не надобны. Даже в этой русской поговорке медведь — зверь людоедский, а не друг. Эх, суета все это, но очень грустная суета, вызывающая только болезненное томление духа. Кстати, даже вон Карло, этот не очень понятный субъект, и тот относится к нему с уважением и вниманием, как к равному, без кичливости или неприязни.

Карло шел рядом, и, казалось, не чувствовал усталости. Он, как и положено кудеснику и эзотерику шел вперед, размышляя о своей миссии на этом свете. Ведь все в мире неслучайно. Неслучайно он появился на свет лилипутом, неслучайно оказался у иезуитов, неслучайно был отправлен с тайным заданием на Русь, чтобы найти маршрут к Древу желаний. В этом смысл его жизни, дойти и найти. Этого маршрута алкали многие сильные мира сего, но найти дорогу до этого волшебного растения предстоит именно ему — маленькому Карло… И что тогда? Какая-то банальная миссия получается — дойти до Древа желаний, потом вернуться к Черному папе и нарисовать ему маршрут путешествия. Это не миссия, а просто опасное задание. Нет, судьба выделила его, чтобы он… пройдя через все препятствия, набрался знаний и опыта и сам… СТАЛ ЧЕРНЫМ ПАПОЙ! Вот, вот! Это миссия маленького Карло. Он и только он должен возглавить тайный орден иезуитов и развить его до самой могущественной организации в мире на веки вечные, чтобы вершить судьбы мира. Так и будет. Ведь глупо дойти до Древа и не спросить исполнения своего заветного желания. А оно вот какое — стать Черным папой. Одна только есть закавыка — ассасин, посланный Старцем горы. Это опасный, даже смертельно опасный попутчик, у которого есть свое задание и которое он будет стремиться выполнить, во что бы то ни стало.

В голове ассасина не было никаких мыслей. Он просто шел по дороге, не обращая внимания на колючие кусты, камни и прочие препятствия. Хватать карлика или Афоню не было никакой нужды. Старцу горы нужен путь до какого-то дерева и он узнает маршрут до этой лесины. Карта есть, и ее нет. Она в голове этого русского путешественника. А это значит, надо просто быть с ним рядом и помочь добраться до заветного места, после чего он всех убьет, чтобы уничтожить все знания о Древе, а сам вернется к хозяину, а тот, как и обещал, отправит его в рай. Он уже там был — в этом прекрасном цветущем раю. После нескольких опасных предприятий, когда он пробирался в осажденные крепости и убивал королей, или выкрадывал для заказчиков великие атрибуты власти, как копье судьбы или чаши Грааля, он знал, что по возвращении его ждет пусть короткое, но такое сладостное путешествие в рай. Он принимал из рук Старца горы кубок с виноградным вином, засыпал и просыпался в прекрасном саду в окружении девственниц, которые ублажали его плоть, услаждали слух пением, а столы ломились от фантастических яств. После этого задания, и он был уверен в этом, его ждет длительный отпуск в этом раю. Если же в путешествии ему суждено погибнуть, что чуть было не произошло во время нападения дравиров, то при таком исходе предприятия его тоже ждала дорога в рай, но только на вечное блаженство. Так говорит Старец горы. Значит так и будет.

Они двигались на Север, погруженные каждый в свои мысли. Так и дошли до красивейшего водопада. С огромной горы вниз срывался полноводный поток, образовывая непроглядную стену. Радужный туман скрывал низ водопада, выпуская на равнину небольшое озеро, которое уже мирно истекало прозрачной речкой, теснимой огромными валунами.

В тот момент, когда путники наклонились над гладью воды, чтобы напиться, солнце закрыла огромная и стремительная тень. Компания только и успела поднять головы, чтобы посмотреть, что застит белый свет. Но ничего не заметили, кроме тени, скрывшейся в водной взвеси и звука, напоминающего стук дождя по туго натянутой парусине шатра или паруса.

— Что-то не очень мне нравится это место, — сказал Карло.

Но его никто не услышал. Во-первых, громко шумел водопад. А во-вторых, всем очень хотелось напиться чистой воды и опустить в свежие струи натруженные ноги.

Афанасий разделся и подставил свое тело под живительную влагу. Когда же стена воды омыла и расслабила уставшего путника, он двинулся к берегу. Его соратники сидели на берегу, открыв рот, и лишь Зигмунд по неизвестной причине потерявший дар речи, в ступоре показывал своей лапой куда-то за спину Афони. Тот обернулся и… на него тоже напал столбняк.

Из-за струй водопада на друзей смотрела свирепая морда Змея Горыныча…

Это была зеленая морда с огромной пастью, окаймленная огромными клыками. Зеленоватые глаза со щелочками зрачков и чешуйчатая шея, уходящая куда-то вглубь за струи воды. Монстр с любопытством разглядывал всю компанию, превратившуюся в коллекцию истуканов.

Наконец Змей набрал в пасть воды и выпустил ее тонкой струйкой прямо в лицо Афоне. Этого хватило, чтобы он вышел из оцепенения и с диким криком бросился прочь из реки. Его товарищи устремились за ним в чащу джунглей. Когда они остановились на полянке и попытались перевести дух из-за ближайшего ствола, увитого плющом выглянула морда еще одного Змея Горыныча, не менее первой свирепая и такая же зеленая. Пришлось продолжить бегство.

То же самое повторилось еще несколько раз. Стоило только беглецам остановиться, как из кустов на них выползал очередной монстр. В конце концов, обессиленные товарищи повалились на траву, решив, что попали в какое-то гнездо или вообще на съезд Змеев Горынычей и толку от бегства нет никакого. Все равно монстры догонят и сожрут.

Однако на том месте, где чуть дыша, упали беглецы, никто не вылез из кустов и не спустился с дерева, и компания наконец-то смогла отдышаться. Когда удалось унять сорванное дыхание, то в этот самый момент откуда-то сверху прогремел низкий голос:

— Господа, не бздеть! Я имею к вам несколько вопросов, которые меня волнуют. Не бойтесь.

С самой вершины ближайшей секвойи на них смотрела все та же свирепая морда Змея Горыныча.

— А ты один? — быстрее остальных пришел в себя Зигмунд.

— Я? Один? А что такое? Вы здесь еще кого-то встретили, сэр? — Длинное тело Змея обвило мощный ствол дерева и, как береговой канат в бухте, уютно свернулось, у самой вершины.

— Так это ты нас по джунглям гонял? — уточнил Афоня. — Один?

— Да я вообще по жизни один, — горестно заметило чудище.

— Тьфу, блин, — вмешался в разговор Карло. — А что раньше-то не сказал, обязательно надо было нас загонять, как марафонцев каких до полусмерти?

— Ладно, пошли к водопаду, а то мы там вещички свои с переляку побросали, а веры тут никому нет, того и гляди, обезьяны ваши их потырят.

Змей перелетал с одного дерева на другое и показывал дорогу к водопаду. Путники, как овцы, брели по указанному им пути. Их мозги отключились. Ну, сожрет, так сожрет, все равно от него не убежать, вон он какой быстрокрылый. На все воля Божья. Так и добрались до водопада. Здесь змей нырнул в воду, прошелся волнами своего извилистого тела по глади озера, смыл под струями пыльцу тропических цветов со своих перепончатых крыльев и только после этого подплыл к путешественникам, которые тихо наблюдали за его плесканиями.