Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе
Шрифт:
Этнические группы (в скобках — число мотивов соответствующей категории, зарегистрированное для данной традиции). / Полученные в результате обработки условные показатели, указывающие на относительное сходство/различие традиций.
Норвежцы (106) / 1,70
Испанцы (84) / 1,46
Латыши (89) / 1,46
Поляки (64) / 1,15
Тувинцы (95) / 1,07
Узбеки (96) / 1,01
Чуваши (139) / 0,80
Арабы Леванта (93) / 0,74
Буряты (75) / 0,63
Ингуши (74) / 0,29
Азербайджанцы (50) / -0,01
Северные селькупы (44) / -0,22
Чукчи (88) / -0,38
Ветхий Завет (13) / -0,69
Шона (29) / -0,86
Гого, зарамо (36) / -0,88
Конго (51) / -0,94
Манден,
Фанг, бубе, булу (30) / -1,01
Бемба, ламба (26) / -1,04
Моси, мампруси (56) / -1,06
Хауса (48) / -1,07
Бура, марги (42) / -1,13
Буряты (88) / 2,51
Чуваши (77) / 2,35
Латыши (43) / 1,18
Северные селькупы (68) / 1,03
Чукчи (86) / 0,82
Тувинцы (63) / 0,77
Поляки (58) / 0,67
Ингуши (34) / -0,04
Арабы Леванта (24) / -0,34
Норвежцы (14) / -0,45
Испанцы (21) / -0,49
Узбеки (18) / -0,52
Манден, бамбара (28) / -0,54
Гого, зарамо (22) / -0,60
Фанг, бубе, булу (33) / -0,61
Ветхий Завет (15) / -0,65
Моси, мампруси (21) / -0,66
Хауса (17) / -0,67
Шона (32) / -0,69
Азербайджанцы (33) / -0,71
Конго (34) / -0,73
Бура, марги (34) / -0,75
Бемба, ламба (40) / -0,86
Из таблицы видно, что в случае с приключенческо-трикстерскими мотивами традиции Нуклеарной Евразии противопоставлены как северосибирским, так и африканским. Чукчи и северные селькупы лишь немного ближе азербайджанцам и ингушам, чем шона Зимбабве или гого Танзании. Различия между северосибирскими и африканскими традициями находятся примерно на том же уровне, что и различия между северосибирскими и более южными евразийскими традициями. (Разумеется, это не значит, что чукотский фольклор похож на африканский. Просто отличия северосибирских традиций от африканских отражают другие главные компоненты факторного анализа, данные по которым в таблицу не включены.) Подчеркнем, что северосибирские традиции отличны от более южных прежде всего за счет наличия в них мотивов, которых нет в Нуклеарной Евразии, тогда как африканские — в основном по причине отсутствия в них многих мотивов, которые для Нуклеарной Евразии характерны.
Для этиологических мотивов противопоставление Нуклеарной Евразии остальным регионам мира не столь релевантно, здесь представлены разные космологические системы, которые не более и не менее разработаны, чем космологии в других регионах Евразии и Америки. Однако африканские космологии, как неоднократно подчеркивалось, разработаны относительно слабо. Можно полагать, что именно поэтому при обработке космологических и этиологических мотивов различия между отдельными африканскими традициями минимальны и несравненно менее значительны, чем различия между отдельными евразийскими традициями. К африканским традициям примыкают те евразийские, в которых древние космологии утрачены, а в фольклоре господствуют приключенческо-трикстерские мотивы, учтенные в указателе ATU, и «трансъевразийские» космологические мотивы, лишенные этнической специфики и не связанные с актуальными верованиями [Березкин 2006б; 2008в; 2010в; Berezkin 2010f]. Таковы азербайджанцы, узбеки, норвежцы (имеется в виду поздний фольклор, а не «Эдда»), арабы Леванта, испанцы.
«Ветхий Завет» занимает пограничное положение между евразийскими и африканскими традициями. Отчасти это вызвано небольшим числом мотивов, которые удается из него выделить: отсюда близкое к нейтральному положение между крайними позициями. Вместе с тем библейская мифология действительно обнаруживает значительные африканские связи, и о некоторых из них говорилось выше.
В современной культурной антропологии исследования с целью исторической реконструкции
встречаются редко, а в фольклористике их почти вовсе нет. Как уже было сказано, первым исследователем, которого африканский фольклор интересовал в этом ключе, был Джеймс Фрэзер, причем его внимание привлекали не внутриафриканские параллели, а аналогии между Африкой и другими регионами мира. Учитывая относительные монотонность и бедность наборов фольклорных мотивов в Африке южнее Сахары, специалистов вряд ли можно упрекнуть в невнимании к фактам: для исторических реконструкций африканский фольклор есть материал крайне неблагодарный.Однако на фоне данных по мировому фольклору эта специфика Африки как раз интересна. Если мифология и фольклор народов, населяющих Нагаленд, Эвенкию, Калифорнию или Гвиану, богаче мифологии народов Ганы или Зимбабве, то для этого должны быть причины. Трудно утверждать наверняка, что такой причиной стала замедленность общего социально-экономического развития территорий южнее Сахары на протяжении последних десятков тысяч лет, явившаяся в свою очередь следствием неблагоприятных ландшафтно-климатических условий и продолжительной изоляции от остального мира. Однако исключать возможность такой зависимости вряд ли следует.
В начале книги было объяснено, что именно ее автор понимает под «мотивом» и соответственно какого рода тексты окажутся в сфере нашего внимания. Теперь, в заключение, следует, вероятно, подчеркнуть еще раз, что под «фольклором» в книге имелись в виду не народная культура вообще и даже не любые устные тексты. Речь шла исключительно о повествованиях, в которых можно выделить устойчивое ядро, воспроизводимое вновь и вновь в разных традициях. Песни, исторические легенды, былички, загадки — все это, за редкими исключениями, нас не интересовало, как не интересовали и тексты любых других жанров, если они плохо поддаются сюжетной типологизации на региональном уровне. Соответственно вывод о бедности африканского фольклора по сравнению с сибирским или индейским касается только данного узкого аспекта культуры, а не проявлений народной культуры вообще. Утверждать, что последняя в Африке бедна и невыразительна, было бы просто нелепо.
Заканчивая книгу, еще раз повторю уже сделанную оговорку: сделанные выводы требуют обсуждения и проверки. Если археология, генетика и лингвистика станут развиваться и дальше, а база данных по фольклору и мифологии мира будет пополняться столь же интенсивно, как за последние 20 лет, через какое-то время эту книгу наверняка придется серьезно переработать.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Абрамян Л. 1983. Первобытный праздник и мифология. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР. 232 с.
Арутюнян С.В. 2007. Мифы и легенды древней Армении. Ереван: Аревик. 256 с.
Багрий А.В. 1930. Фольклор Азербайджана и прилегающих стран. Т. 1. Баку: Изд-во АзГНИИ. 303 с.
Березкин Ю.Е. 1988. Древнее земледелие и современная мифология: корреляция ареалов // Экология американских индейцев и эскимосов. М.: Наука. С. 257—276.
Березкин Ю.Е. 1989. Становление земледелия: взгляд американиста // Вестник древней истории 1. С. 114—117.
Березкин Ю.Е. 2002. Смех в фольклорных текстах индейцев Америки // Смех: истоки и функции. СПб.: Наука. С. 82—103.
Березкин Ю.Е. 2003а. Южносибирско-североамериканские связи в области мифологии // Археология, этнография и антропология Евразии 2 (14). С. 94-105.
Березкин Ю.Е. 2003б. Трикстер Кролик: Иконография майя и фольклор индейцев североамериканского Юго-Востока // Древние цивилизации Старого и Нового Света: Культурное своеобразие и диалог интерпретаций. М.: Издательство Ипполитова. С. 53-59.
Березкин Ю.Е. 2004. Трикстер как серия эпизодов // Studia ethnologica. Труды факультета этнологии. СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге. С. 98-165.
Березкин Ю.Е. 2006а. Фольклорно-мифологические параллели между Западной Сибирью, северо-востоком Азии и Приамурьем — Приморьем (к реконструкции раннего состояния сибирской мифологии) // Археология, этнография и антропология Евразии 3 (27). С. 112—122.
Березкин Ю.Е. 2006б. До или после Завета? «Оплеванное творение» и сопутствующие мифологические мотивы в Евразии // Культура Аравии в азиатском контексте. СПб.: МАЭ РАН. С. 225—249.
Березкин Ю.Е. 2008а. Мотив «журавли и пигмеи» в контексте представлений о мироздании в мифологиях Северной Евразии и Америки // Годишник на Асоциация “ОНГЪЛ” , т. V, “Етнология на пространството”, год. 5, ч. 2, 2007. София: ИИК “РОД”, 2008. С. 88—108.