Африканский ветер
Шрифт:
— Не валяй дурака!
Она стала вырываться:
— Я спрашиваю себя, кто во всей этой истории дурак. Отпусти, я пойду в номер подумать.
В глазах ее стояли слезы, руки дрожали, она стала искать в сумочке свои темные очки. Я снова взял ее за руку:
— Энни, зря ты так расстраиваешься…
Повернувшись к окну террасы, я увидел стадо прогуливавшихся по саванне жирафов, за ними наблюдали туристы, наслаждавшиеся чаем или кофе. Энни вырвала руку:
— Не трогай меня и не расхваливай мне больше Африку, я когда-нибудь открою ее для себя сама.
Неподалеку от нас, обмякнув
— Ты разбудишь их!
— Оставишь ты меня или нет? — сказала она мне, — Отпусти или я закричу! Я продала тебе месяц моей жизни, не больше.
— Именно так зарабатываются деньги, Энни. Ты видишь Африку за мой счет, и ты неплоха в моих объятиях.
Она стукнула меня:
— Ты негодяй! Негодяй! Я тебя ненавижу.
Я сжал ее запястья:
— Прекрати, подумай о японцах!
Я остановил ее. Она продолжала ругаться:
— Ты подлец! Я никогда не рискнула бы ехать куда-то с незнакомцем. Но я так мечтала увидеть Африку. Я забуду тебя и клянусь, что увижу свою Африку без такого зануды, как ты!
Я почти силой потащил ее, надо было увести ее с террасы.
— Пойдем… Пойдем же.
Внезапно она сникла и пошла за мной. Мы прошли через пустынный холл. Стоявший за стойкой ресепшена служащий азиатского происхождения посмотрел на нас с дежурной улыбкой. На улице рядом с микроавтобусами болтали водители. Нашего пока не было видно. Чтобы попасть в номер, надо было пройти мимо строящихся бунгало. Мы шли быстрым шагом.
— Энни, послушай. Я хочу подарить тебе проживание в Нью-Йорке, в номере люкс отеля «Пьер», одежду…
Она оборвала меня:
— Оставь меня в покое со своими обещаниями! Чем больше подарков ты мне даришь, тем больше пугаешь меня.
— Энни, дорогая моя…
— Я не твоя дорогая!
— Ты пойдешь на шопинг «У Сакса»… Там есть красивые вещи.
Она замедлила ход:
— «У Сакса»? Еще бы, там много красивых вещей!
— Ты сможешь одеться, купить все, что пожелаешь, подарки для родителей, ты вернешься в Баффало с полными чемоданами.
— Все, что захочу?
— Да.
— Даже в отделе от-кутюр?
— Конечно.
— И в отделе драгоценностей?
Она посмотрела на меня:
— Ты постоянно соблазняешь меня! Сначала Африка, потом Нью-Йорк. Я жила там, но без денег. Я снимала комнату с подругой в конце Восьмой авеню, этим все сказано… Я мечтала попасть на работу в «Радио-Сити Мюзик-Холл», но мне не хватило трех сантиметров росту…
Навстречу нам шли две семейные пары. Мы посторонились, чтобы их пропустить, и они поблагодарили нас короткими улыбками. Надо было, чтобы Энни еще раз согласилась поговорить с Сэндерсом.
— Если будешь вести себя правильно, я дам тебе дополнительную сумму денег.
Она ответила сухо:
— Ты делаешь это потому, что боишься и хочешь меня умаслить.
— Энни, пятнадцать тысяч долларов дополнительно тебя не обременят, а?
Она остановилась:
— Шестьдесят пять тысяч долларов за это путешествие плюс подарки?
— Не для того, чтобы тебя купить, а чтобы заплатить за себя. Я плохо себя веду.
Она внимательно на меня посмотрела:
— Ты предлагаешь мне или слишком много, или слишком мало. Это зависит…
— От чего?
— От
обстоятельств, от правды. Я боюсь. Деньги редко сопровождают удовольствие…— Ничего с тобой не случится. Ничего плохого…
Из окон комнаты мы увидели караван обезьян. Две отставшие обезьяны глядели, меланхолично почесывая головы, на наше окно.
Она высморкалась.
— И все-таки на улице великолепно. Обезьяны. Если бы можно было этим воспользоваться…
— Деньги платятся за работу, Энни, будь справедливой. Ты здесь не так уж сильно страдаешь. Еще небольшое усилие, и конец всем заботам. Поедем, позвоним Сэндерсу. Помоги мне, пожалуйста…
— Хорошо, — сказала она — Но я сделаю это не ради дополнительной платы, а чтобы помочь тебе.
В четыре часа мы нашли свой автобус перед главным входом гостиницы. Я сказал Лео, что мне нужно срочно позвонить, и он повез нас по асфальтовой дороге. Проехав четыре километра, мы въехали во двор, обнесенный колючей проволокой. Он остановил машину у главного здания, вышел и повел нас на первый этаж тесной и непроветриваемой конторы, где стоял телефонный аппарат с ручкой. Какой-то человек, сидя за столом и держа в руке наушник, о чем-то бурно разговаривал по телефону. Он говорил громко и старался не смотреть на нас, чтобы не чувствовать, что его ждут. Когда он повесил трубку, Лео что-то сказал на суахили, а затем повернулся к нам:
— Давайте, мистер Ландлер, объясните ему…
Мы обменялись с телефонистом привычными «джамбо», и я сказал, что мне нужно позвонить в Лос-Анджелес. Он посмотрел на меня с участием:
— В Лос-Анджелес? Связь будет осуществляться через телефонный узел в Найроби. Если даже мы туда дозвонимся, связь может прерваться в любой момент, и снова придется ждать несколько часов. Чтобы дозвониться до Америки, потребуется целый день. Если это так срочно, возвращайтесь в Найроби, мсье. Каждое утро отсюда улетает шестиместный рейсовый самолет. Хотите, я узнаю насчет завтрашнего рейса?
Я решил воспользоваться этой возможностью. Мне надо было позвонить Сэндерсу и показаться врачу. Я чувствовал себя все хуже и хуже. В соседнем кабинете, душном и влажном одновременно, отгоняя от себя ленивых мух, мы узнали, что мест в рейсовом самолете уже нет, но мы могли нанять самолет-такси. Лео был просто счастлив, что смог избавиться от нас. Он даже сам позвонил в «Развлечение-Сафари», чтобы попросить их постараться найти для нас комнату в переполненном туристами Найроби. Мы подождали немного, вскоре офис фирмы «Развлечение-Сафари» в Найроби подтвердил, что для нас зарезервирован номер в отеле «Нью-Стэнли».
Покончив с делами и почувствовав облегчение, я решил сделать приятное Энни — поехать с ней на сафари.
С молчуном Лео мы поехали по проселочной дороге, которая была так же забита машинами, как и асфальтовое шоссе. Мы встречали автобусы, водители останавливались, опускали стекла и обменивались информацией на суахили. После третьей такой остановки Лео объявил:
— Они видели льва, сейчас туда поедем.
Дорога была бесконечной, начинало смеркаться. В нескольких сотнях метров зебры, задыхаясь от выхлопных газов машин, щипали чахлую траву. Когда мы проезжали мимо них, они даже не подняли голов.