Агафон с большой Волги
Шрифт:
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Агафон вышел на веранду и, не зажигая огня, встал у окна. Где-то в небе с полной луной, призывно курлыкая, летели то журавли, то казарки. Улица была пустынна и безлюдна. Чуткую, студеную тишину вечера нарушал ритмичный перестук движка, который питал поселок электрическим светом. Справа, уныло насупившись, стоял большой скотный сарай хозяйки, откуда доносились коровьи вздохи, мычание теленка, тихая воркотня устраивающихся на насест кур и ленивое похрюкивание черно-пестрого борова. Огромную мокрую морду хряка Агафон видел еще днем. От речки Чебаклы, где около берега
Из-за угла сарая медленно выплыли две лунные тени, одна продолговатая, в кепке, другая покороче, в какой-то кругленькой шапочке. Вдруг тени сблизились и слились воедино. Затем снова разъединились и явственно превратились в живые человеческие фигурки, парня и девушки-коротышки. Обнявшись, они вначале говорили шепотком, а потом начали изъясняться более оживленно… Агафон невольно прислушался.
– И опять ругались? – спросила тень в кругленькой шапочке. К своему изумлению, Агафон узнал в обнимающейся девице ту самую Булку, как он мысленно ее прозвал. Парнем был тракторист Федя, племянник Агафьи Нестеровны.
«Школьная любвишка. Знакомое дело», – подумал Агафон.
– А у нас дом такой: все друг на дружку покрикивают, только я один помалкиваю, – отвечал Федя. – Залезу на чердак к Мартьяновым книжкам и читаю, коли делать нечего. Ну, как же ты промахнулась?
– Говорю тебе, на повороте, где возле вашего дома тетка Агафья на углу столб врыла… Зазевалась на твое глупое чердачное окошко и налетела на этот самый столбик, – с досадой в голосе отвечала Булка.
– Это я его врыл, чтобы шоферы за угол не цепляли, – признался Федя.
– Спасибо, удружил, нечего сказать, – презрительно проговорила она и отвернулась.
– Да это же тетка велела, всю шею мне перепилила… А вообще-то никто ни разу еще не задел. Это она так, по воображению.
Было очень прохладно, и Федя, поглубже натянув на лоб кепчонку, снова с сожалением в голосе спросил:
– Ну как же ты, Даша, промазала?
– Как, как!.. Вовремя не затормозила, задним колесиком «дырр», оно и свернулось кренделем. Что же со мной теперь будет? Новенький отцовский велосипед, он на нем по фермам и на работу гоняет. А папашка сегодня с утра злой. На Кольку за двойку кричал, на Глашу тоже, потому что она заодно с Мартьяном. На него тоже накинулся, за Варвару заступается. Перед тем как вашему постояльцу прийти. Ух, какой он интересный!..
У Агафона невольно перехватило дыхание; забавно же слышать, что про тебя говорят…
– Ладно, замолкни, – строго проговорил Федор. – Не могу я про это слушать. Голова протестует.
– Твоя голова только и умеет по чердакам книжки читать да на углах столбы закапывать.
– Откудова я знал, что ты налетишь? Летом на комбайне штурвалила лихо, а тут наскочила.
«Ого! Оказывается, коротышка успела уже и поштурвалить, – подумал Агафон. – Сколько же ей лет, этой Булке?» За один день Агафон сделал уйму наблюдений и открытий; так было интересно слушать, что и сон пропал.
– Там, на площадке, тетя Глаша всегда рядом стояла и подсказывала. А тут, говорю, что на ваши окошки загляделась, и взбрыкнула моя машина. Теперь я пропала, – горестно продолжала Даша. – Расказнит меня папашенька…
– Ничего не расказнит. Завтра возьму колесо
в мастерскую, выправлю и так отполирую, что никто не узнает.– Сможешь?
– О чем разговор!
– И незаметно будет?
– Ну, так, может быть, чуть-чуть… Но я отполирую…
– Феденька, миленький! Да я тебя тогда расцелую! – громко, на весь двор выкрикнула Даша.
Взявшись за руки, они быстро скрылись за углом сарая.
«Вот тебе и Булка!» Агафон вернулся в комнату, разделся и лег в мягкую свежую постель.
Он проснулся с щемящей сердце тоской. За перегородкой шел приглушенный разговор, переходящий в сердитые выкрики.
– Почему ни обедать, ни ужинать не пришел? – слышится голос Варвары.
– Он сыт байками с Глафирой. Поди, опять бахвалится, как тещу поучал, – вставляет Агафья.
– Помолчите, мамаша! – тихим, сдавленным голосом просит Варвара.
– А чего мне молчать? Он над религией издевается и надо мной, а я буду молчать. Я и до райкома дойду. Распишу голубчика. Целый день у Глашки торчал, потом в клуб вместе отправились. А ты ему еще беляшей оставила. Черта ему рыжева!
– Мама! Ну что это такое! Иди, ради бога, спать. Мы сами уж как-нибудь разберемся, – умоляюще просит Варвара и тут же добавляет: – Нужен он Глафире, как цыгану хромая лошадь. Она не таких отворачивала.
– Ты и хромоту мою замечать стала… Давно ли?
– Не придирайся к слову. Лучше скажи, зачем Глафиру терзаешь? Опять на судьбинушку свою жаловался? – с издевкой спрашивала Варвара. – Бедненький, богом обиженный! Пел, наверное, как пьяный сторож Архип: «Ах, сад-виноград, зеленая роща, а кто ж виноват – жена или теща?..» Обе виноваты! Так или нет?
– Перестань скоморошничать, – сказал Мартьян.
– Послал господь бог зятюшку, – судорожно вздыхает Агафья.
Совсем проснувшийся Агафон представил себе, что хозяйка сейчас, наверное, зевнула и размашисто перекрестилась. Женщина крепкая, политичная, хорошо знает дорогу в райком, исполком. Такая действительно и до ЦК дойдет и оторвет от полезного дела десятки людей. Не раз встречались этакие тети, когда работал в газете. «Надо сменить квартиру», – решил Агафон. Но, поразмыслив, тут же раздумал. Нельзя Мартьяна оставлять, он так обрадовался новому человеку. Пожить нужно, присмотреться.
– Мама! Может быть, ты нас оставишь одних? Нам же поговорить нужно, – снова просит Варвара.
– А я сама тоже хочу с ним последний раз потолковать. Он меня буржуйкой называет, да еще какой-то мелкой, а молочко тещино пьет. Эта буржуйка сироту воспитала, секретаря комсомола, дочь партийную, да еще замуж за него отдала, а он меня по-всякому спекулянткой обзывает! Какой ты зять? Весь чердак книжками завалил, а матицу поправить не можешь, все некогда, планты разные рисуешь, сидишь возле трубы, как дух нечистый…
– Мама! Уйди, ради бога! Уйди, говорю! – гневно требует Варвара.
– Ну и уйду. Как хотите, так и расхлебывайтесь.
Слышно, как хозяйка топает башмаками и хлопает дверью. Мартьян и Варвара остаются одни. Сначала молчат. Потом, очевидно, после какого-то раздумья жена тихо начинает говорить:
– Нам с тобой, Мартьян, о многом потолковать надо.
– А стоит ли? – с сомнением в голосе, как-то совсем безразлично спросил Мартьян.
– Раз я говорю, значит, стоит, – твердо и властно проговорила она.