Агата

– Пьянствовать он умеет! Все дерется да бражку пьет. А на бородатых купцов любоваться что толку? – Анна пожала плечами.

– Ну, бывает, подебоширят маленько, а так все тихо. Там много разных забав. Например, балаганы. В них артисты пьесы показывают, в которых играют не люди, а куклы. В прошлый раз в Нижнем мне повезло: я увидел спектакль крепостного театра князя Шаховского. Крестьянская труппа чудесно играла! Я очень люблю ярмарки, особенно Нижегородскую. Правда, добираться далеко. Ну, коли уж я туда приезжаю, то пока все не пересмотрю, домой не возвращаюсь. Нижегородская ярмарка самая большая. Туда для торговли кто только ни приезжает – и греки, и армяне, и персы, и татары. Обычно в Нижнем Новгороде проживает тридцать тысяч человек, но в ярмарку больше двухсот тысяч получается! Это грандиозное зрелище.

– Понимаю, – улыбнулась Анна. – Но сама Агата-то хочет ехать на ярмарку?

– А мы у нее сейчас спросим!

– Агатенька, изволь подойти к нам! – позвала мать дочь, помогавшую после ужина Нюре с посудой. – Его сиятельство граф Александр Николаевич любезно приглашает тебя на ярмарку. Интересно ли тебе это?

– А как же? Очень интересно, маменька! Я ведь никогда там не была!

– Ладно, только веди себя разумно, от Александра Николаевича не отставай. Там очень легко потеряться… Очень прошу вас, ваше сиятельство, не оставляйте ее ни на минуту!

– Можете в этом не сомневаться! – совершенно искренне ответил Анне граф.

После этого все разошлись по своим комнатам.

Глава 9

Агата впервые садилась в карету. Лакей, еще издали увидев графа со спутницей, подошел к ним и подставил девушке согнутую в локте руку, чтобы она могла на нее опереться. Агату это крайне смутило. Девушку поразила карета: она была восхитительна. Ее нельзя было даже сравнить с обычными колясками, на которых Агате доводилось ездить. Внутри она была обита красным бархатом, а мягкие удобные сиденья были расшиты золотыми диковинными птицами. Застекленные окна, занавешенные красными шелковыми шторками… Шесть мягчайших подушек и накидка из медвежьей шкуры, которые должны были сделать поездку еще более комфортной… В карете было чрезвычайно уютно.

Агата очень волновалась. Его сиятельство что-то сказал кучеру и сел рядом с ней, положив на ноги девушке меховую накидку. Карета тронулась с места. С этой минуты граф перешел на «ты».

– Тебе удобно, Агата?

– Да, ваше сиятельство, не извольте беспокоиться. Все хорошо.

Прежде чем отправиться на ярмарку, граф велел кучеру покатать их по Москве. Агата с удовольствием смотрела в окно кареты на пролетающий мимо город, на широкие московские мостовые, красивые дома, большие церкви, торопящихся по своим делам людей. Было чудесное воскресное утро. Заснеженные улицы сверкали, отражая солнце. Казалось, что в мире существует только счастье. Молодые люди все время улыбались друг другу. Вот он, этот красавец, совсем рядом: она чувствует его запах и дыхание. Они сидят близко-близко, укрытые одной меховой накидкой. Александр Николаевич берет ладонь девушки в свою, и она не отнимает руки. Это – молчаливое согласие на некую общую для них тайну – заставляло ее сердце вновь и вновь менять свой ритм. То же самое чувствовал граф. Он смотрел в широко распахнутые глаза, и ему хотелось, чтобы это мгновенье длилось бесконечно. Но мгновенье не может длиться больше, чем ему предназначено. Граф не узнавал себя…

– Ты Москву-то знаешь, Агатенька? – спросил он, хотя разговаривать ему не хотелось. Хотелось просто быть рядом с ней и молчать.

– Совсем немного. Мы с маменькой были на Красной площади, в парке, а так она нас одних никуда не пускает, а сама все время занята. Не на кого дом оставить. Ведь мало ли что?

– Ну вот, теперь ярмарку увидишь. Там весело, ярко, все по-особенному. Я никогда ярмарки не пропускаю. Столько впечатлений! Я уверен, что тебе понравится! Особенно я люблю Нижегородскую, она самая большая. Откуда только ни едут люди – из Холмогор в Новгород и Вологду везут скот, лен, хмель, мед, овчину, пеньку, холсты. А из Вологды и Ярославля – сало, хлеб, кожу, воск… Это праздник торговли и плодородия.

Граф стал поглаживать ладонь девушки. Душа ее то замирала, то парила в облаках, и Агате совсем не хотелось ни прогулки, ни ярмарки, а только ехать так долго-долго, и чтобы он всегда был рядом, со своей ослепительной улыбкой, тихим бархатным голосом, и гладил ее руку.

Ах, до чего же он красив! Агате казалось, будто все происходящее – дивный сон или чудом ожившие страницы знакомого прекрасного романа и будто все это ее напрямую совсем не касается. Она сидела и мечтала о том, чтобы так было всегда.

Прокатившись по Москве, они отправились на ярмарку. Агата довольно смутно представляла себе ее, и увиденное поразило девушку. Это удивительное зрелище полностью подчиняло себе, брало каждого под руки и с помощью своей жизнеутверждающей силы увлекало в общий человеческий поток – за покупками, событиями, впечатлениями, запахами и звуками…

Ярмарка гудела, галдела, трещала, шумела и зазывала. Блеяли козы, мычали коровы, кричали петухи, гоготали гуси, лаяли собаки. Вот мужик, торговавший свиньями, зазевался, и огромный хряк отвязался и пошел гулять по ярмарочной улице. А поскольку он был очень большой, то притащить его назад, к тому месту, откуда он убежал, не представлялось возможным. Собралось много зевак; все шутили, подначивали хозяина, хохотали, кто-то пытался помочь оплошавшему мужику и толкал животное в нужную сторону, кто-то преграждал ему дорогу.

Ярмарка занимала огромное пространство за городом. Чтобы приезжие и московский люд не толпились попусту, а каждый шел в те ряды, какие ему были нужны, создали целые ярмарочные улицы. Были ряды стеклянные, суконные, шапочные, кружевные, кафтанные, икорные, рыбные… В каждом свое продавалось: в одних – снедь, в других – меха, в третьих – шелка, ковры, полотно; в каждом – свой товар, свои купцы-продавцы.

Его сиятельство шел рядом с Агатой; сзади, немного поодаль, шагали двое его слуг – каретный лакей и сменный кучера, который во время поездки обычно располагался на облучке.

Знатных особ было видно издалека, и спутать с простым людом их было невозможно. Если Агата была одета очень скромно, то наряд графа – дорогая соболья шуба, шапка, – а также трость с набалдашником из слоновой кости в виде львиной головы сразу заявляли о том, что их хозяин особого роду-племени, не чета тем, кто прибыл сюда торгового дела ради. К тому же за Алексом шагали слуги, одетые по-особому – в одинаковые модные кафтаны и добротные сапоги.

Многие простые мужики, увидев важного барина, снимали шапки и кланялись ему: привычное уважение к титулованным особам и богатству. Так было принято. Граф воспринимал это как нечто само собой разумеющееся и даже бровью не вел.

Агате это отчего-то было приятно. Не все воспринимали ее как равную спутницу знатного человека – слишком уж она юна и просто одета. Его сиятельство с интересом наблюдал за девушкой и наслаждался ее детским восторгом.

– А можно, Александр Николаевич, я погляжу, как бабы танцуют?

Гармонист собрал вокруг себя толпу и пел скабрезные частушки, а бабы в цветастых платках, белых полушубках и широких длинных юбках лихо отплясывали перед зрителями. Народ слушал, смотрел, подпевал и смеялся.

– Ваше сиятельство, можно я платки посмотрю? – спрашивала Агата, у которой глаза разбегались от обилия расцветок.

Ярмарка! Как чудесно она пахла – восточными пряностями, корицей и кардамоном, ванильными пряниками, мочеными яблоками и жареными пампушками! Как ладно в букет этих ароматов вливались острые запахи квашеной капусты с вишней, привезенной в огромных высоких бочках. Тут же, стоило лишь повернуть голову, явственно слышался запах свежеиспеченного хлеба и копченой рыбы, а чуть поодаль доносился тяжелый дух конского навоза от ближайших повозок и овчинных крестьянских тулупов…