Агатовый зрак пустоши

– Ага… – Кэран неопределённо пожал плечами. Он не хотел мешать полёту фантазии Барджуса.

С площади они двинулись по проспекту Лучников в сторону моря. Уклон здесь был довольно велик. Город скатывался вниз по склону, за красными черепичными крышами можно было разглядеть неподвижную блестящую гладь Огдарского залива и Сторожевой остров на выходе в море.

– Листок, ты глянь, глянь! – Барджус ткнул пальцем в блестящую свинцовую гладь. – Замерла, вода-то. Ежели и шелохнётся когда, то только по большим ордынским праздникам. Как война утихла, так и встала. Ни тебе штормов, ни, упаси Пастырь, Некроволны. Как думаешь, почему?

– Откуда мне знать, – Кэран пожал плечами. – Я не теург, не алхимик и не матрос даже. Я солдат.

– А как здесь оказался?

– Ищу кое-кого.

Барджус вздохнул и покачал головой.

– А ты немногословный.

С проспекта они повернули налево, на Молочную улицу. Здесь большие пятиэтажки сменились трёхэтажными строениями, а кабаки и магазинчики стали заметно попроще, чем в центре. Молочная не отличалась шириной, и поэтому часть её была в тени. На весь фургон тени не хватало, но если спешиться, вполне можно было укрыться от злыдни в небе.

– Шестипалый, скажи, – нарушил молчание Кэран, – а как в вашей гильдии относятся к бывшим героям?

– Нууу, это смотря что за человек, – осторожно протянул Барджус. – Да ты не переживай, меч твой тебе компенсируют.

– Я и не переживаю. Думаю, гильдмейстер у вас человек добрый, раз болтунов нанимает.

– Не только добрый, но и честный, потому что не велит проходимцев всяких в пустыне бросать, стреляный грифон! – надулся Барджус. – Хорошо, что наше с тобой знакомство скоро закончится. До гильдии всего ничего осталось.

Чуть-чуть не доехав до конца Молочной, фургон повернул направо в Храбрый переулок. Дома тут совсем измельчали, до обычных, почти деревенских хат, камень сменился посеревшими от жары брёвнами, а мостовые стали обычной дорожной пылью. Переулок упирался в высоченный забор с двустворчатыми воротами, окованными медью. Поверх забора зорко посматривали часовые с мушкетами. Всё вместе выглядело как настоящая крепость. Собственно, огдарская гильдия Уборки за Героями ею и была.

***

Петли заскрипели, створки нехотя поползли в стороны, герб гильдии, вытравленный по центру, разломился надвое, фургон миновал ворота и въехал на просторный двор, вымощенный каменными плитами. Напротив ворот высился трёхэтажный терем из массивных брёвен, витражные окна переливались в вечерних отсветах. Приехали. Барджус вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Дома. Наконец-то. Здесь нет засад, не нужно высматривать колодцы, а потому можно позволить себе медленно врастать в родную обстановку, по частям, наслаждаясь, растягивая чувство возвращения, смакуя его как вкус довоенного вина. Нос улавливает густой мясистый запах похлёбки – скоро ужин, Толстый Ип вот-вот будет стучать в свою рынду. Рот наполняется слюной, стоит только представить, пряный вкус варева… Вот усталый стук копыт и мягкий стук колёс по камню; даже Хомяк – даром, что железный – похоже, притомился, соскучился по родной конюшне, заботливым рукам механиков и хорошей смазке. Барджус выдохнул, выпуская напряжение похода и нервотрёпку последних дней. Открыл глаза, окинул взглядом двор. Всё на своих местах.

– Ну, мечник, вот и гильдия, как я и обещал. Слазь давай. Да не хмурься ты, стреляный грифон! Коня к мастерам загоню и отведу тебя в оружейку, подберёшь себе клинок.

На просторном, вымощенном плитами дворе, стояли ещё три фургона, похожих на тот, на котором приехали Кэран и Барджус. Из распахнутых настежь высоких ворот каменного здания справа веяло жаром и разогретой смазкой. Видимо, остальные уборщики тоже приехали недавно и задали конюхам работы.

– Ишь ты, да у нас тут слёт. Отлично, будет с кем посидеть вечерком! – осклабился Шестипалый. Он дождался, пока Кэран спрыгнет на землю, достал из-под сиденья большой разводной ключ, слез с облучка и направился к Хомяку, чтобы снять с него оглобли. Несмазанные болты сложных креплений поддавались с трудом, и раскрасневшийся Барджус вновь дал себе обещание обязательно следить за ними в следующий раз.

Кэран стоял рядом и с интересом наблюдал, как Шестипалый с натугой снимает крепления, то и дело поминая Небесного Пастыря, пустыню и фургоны недобрым словом.

– Чего встал? – зыркнул на мечника Барджус, когда с левой оглоблей было покончено. Он вытер пот со лба и взялся за правую. – Нравится смотреть, как другие работают?

– Жду, когда ты меня к гильдмейстеру отведёшь, – пожал плечами Кэран.

– Нечего тебе там делать, – Барджус налёг на ключ, но упрямый болт поддаваться не желал. – Стреляный грифон! Думаешь, гильдмейстеру заняться больше нечем, кроме как, – Шестипалый изо всех сил налёг на ключ, закряхтел от натуги, – с каждым бродягой трепаться?

Кэран подошёл к нему и тоже налёг на ключ. Вместе они принялись давить на упрямую железку.

– Думаю, ваш гильдмейстер… вполне может…

Крррак!

Болт лопнул и разлетелся.

– Да чтоб тебя через три копья да в колодец! Бесполый ты хероплюй, Пастырь тебя по голове долби! Вы чё творите, ларпа безмозглого куски!

Барджус оглянулся. К ним приближался щуплый чернявый мужичок с бородой до пупа. Всю одежду его составлял кожаный фартук на голое тело и наруч на левой руке. К наручу крепилось множество отвёрток, пара маслёнок и несколько щупов. Мужичок заметно припадал на правую ногу, да и сам был весь какой-то скособоченный, со следами сильных ожогов на коже.

– Привет, Ганод, – сказал Барджус. – Как конюшня? Кэран, это наш главный конюх, лучший к северу от Снограда…

– Поприветкай мне тут ещё! – снова заорал мужичок. – Остолоп Пастыря Небесного! Чтоб тебя петроед отымел! Сколько раз я тебе говорил, на левом боку влево крути, на правом – вправо! А?! Как теперь сцепку чинить?! Ещё и другаля притащил!.. Что, решил, раз сам сломать не можешь, так вдвоём справитесь?!

Откуда-то из-под бороды Ганод извлёк инженерный монокль с множеством сменных разноцветных стёкол и маховичков регулировки. Нацепив всё сооружение на голову, конюх принялся тщательно изучать бок Хомяка. Время от времени он менял стёкла местами и подкручивал маховички, потом полез под брюхо коня, начал немузыкально напевать мелодию, отдалённо напоминавшую марш огдарской мехкавалерии.

Барджус дёрнул Кэрана за рукав, ткнул в сторону терема и приложил палец к губам.

– Ганод отличный мужик, но контуженный, когда работает лучше не мешать, – сказал он вполголоса, когда они отошли на несколько шагов. – Да и нечего нам на его голую жопу пялиться. Пойдём уж к гильдмейстеру, раз такое дело.

Кэран молча кивнул.

По широким ступеням они вошли в терем и оказались в просторном зале. Внутри было прохладно, сверху, сквозь витражный потолок лился свет усмирённого зрака Пастыря. В стенах было несколько резных дверей. Шаги гулко отдавались от пола, выложенного белой и чёрной плиткой. Прямо перед вошедшими стояла статуя Тамиарии Прекрасной и Милосердной. Богиня, облачённая в строгое платье, правой рукой поднимала стеклянную пробирку с фиолетовой жидкостью, а в левой держала цветущую ветвь. За её спиной трепетали белоснежные крылья. Справа и слева от статуи наверх уходили лестницы.

– Не тушуйся, Кэран, – всё также, вполголоса, сказал Барджус. – Здесь у нас торжественные приёмы проходят, и вообще…

Шестипалый привычно поклонился статуе и слегка покачал головой, когда Кэран прошёл мимо Тамиарии, не удостоив её и взглядом.

Они поднялись по правой лестнице и оказались в длинном коридоре, идущем через всё здание. В коридор выходили двери, не такие вычурные как внизу, но сделанные добротно, так, что сквозь них не проходило ни единого звука. Барджус подошёл к одной из них, постучал, сунул голову внутрь и сделал Кэрану знак войти.

По стенам здесь висели старые гобелены, изображавшие сцены охоты и сбора урожая, на полу лежал потёртый ковёр, а вдоль стен стояли приземистые дубовые лавки; в воздухе висел тонкий аромат травяного чая и расплавленного воска. За конторкой у окна стоял худой смуглый человек в простой чёрной рясе и небольшой фиолетовой шапочке. Он с увлечением записывал что-то в массивной книге, время от времени останавливаясь, чтобы потеребить губами кончик цветастого пера. На вошедших “инок” поднял глаза только тогда, когда поставил последнюю точку.