Агдика
Шрифт:
– Нет уж, лучше мы туточка, у печи будем делать кирпичи!
– Вот то-то и оно, и нечего чужому богатству завидовать.
– Да ты, гляжу, не за купецкое ли добро заступник?
– Я за свою копейку радею, у нас артель, каждому в день по гривне подай заработка, да материалам расход, как ни крути, что ни неделя то, червонец выкладывай, а Василий Черепанов, ох как до отдачи червонцев скуп, а теперь, когда заболел, мы вообще не знаем с кем дело иметь будем, сынишка у него малолетний еще, получается, что жена главнее всех.
– Слушай, паря, а чего это ты все про червонцы? Золотом заплатить хочешь?
– Бог с тобой, это
– Ну, – протянул мужик, – медяками будет без походу. Да где ж у тебя казна?
– Все при мне.
– Врешь?
– Не вру.
– Тогда кажи.
– Вот, – Максим Титов достал из камзола бумагу, – ассигнат [6] на 25 рублев денег. Могу разменять на монету.
6
Ассигнат, ассигнация – бумажная денежная единица.
– Дай глянуть, слыхал я про бумажные денежные знаки, а видеть не видывал.
Мужик взял в руки ассигнацию, с уважением стал разглядывать бумагу.
– И что, это можно разменять на червонцы?
– Конечно, если конечно у кого золото сыщется.
– От золота одни беды, давай серебром, и бьем по рукам.
Максим отправился менять ассигнацию. Обошел все, что можно, нигде не дают размена. Потом по знакомству у одного торгового разменял бумагу на медные деньги и то потому, что тот ехал в Вологду, и медь ему было везти несподручно.
Двадцать пять рублей медью потянули на полтора пуда [7] . Купец достал пять увесистых мешков.
– Считай!
Титов хотел было поверить на слово, но, помня, что «денежки любят счет», принялся пересчитывать тяжелые пятаки с вензелям императрицы Екатерины Алексеевны.
Он знал эту монету с детства. Большая, тяжелая, весом без малого четыре лота [8] . Ее начали чеканить в 1763 г. вместо медных гривен царя Петра Федоровича. Торопились, прямо поверх старой монеты били новую. На гривнах с одной стороны орел, с другой пушки, барабаны и знамена. На новых пятаках тоже орел и вензель императрицы. Вот только иногда при чекане то заготовку подставят криво, то ударят слабо, и среди пятаков Екатерины нередко бывали такие, где два рисунка, старый и новый, и не поймешь, что за беда!
7
Пуд – 16 кг. Полтора пуда – около 25 кг.
8
Лот – единица веса, 12.79 гр, вес монеты 5 копеек 1763–96 гг. около 50 гр.)
В народе пятаки уважали, сурьезная монета, вес имеет. Ежели скопить надо, откладывали пятаками. Даже игра появилась – один в руке зажмет пятак и говорит: «Орел или решка?» Надо угадать. Потом пальцы ладони разомкнет и смотрят, ежели кверху орлом лежит, значит «орел», а ежели вензелем – значит «решка», ну т. е. решето. Мало кто из крестьян понимал, что значат эти иностранные буквы, соединенные между собой. Переплетение чем-то напоминало решето, вот и прозвали эту сторону монеты «решкой».
Титов младший
пересчитал пятаки, все верно. Но как унести казну? Вес немалый. Максим пожалел, что не взял лошадь.Пришлось складывать деньги в кожаные мешки и тащить на себе через плечо.
Крестьянин, торговавший кирпичом, уже собирался домой, когда Титов приволок ему деньги за материал.
– Вижу, паря, что не соврал, ассигнация выходит действительно настоящая. Только вот нетути у меня кирпича более. Все расторговал.
Максим был вне себя от злости, столько трудов, и напрасно.
– Не тушуйся, паря, – похлопал его по спине мужик. – У меня дома есть, жарим ежедень, глины у нас в волости знатные, кирпич привезу завтра, коли не передумал.
– Ну тогда и деньги завтра!
– Нет, мил человек, деньги давай сейчас, мне так сподручнее. Ты не тушуйся, я не обману. Звать меня Кузьма Петров сын, любого на торгу спроси, все про меня ведают, и никто тебе слова худого не скажет.
Максимке очень не хотелось тащить домой полтора пуда меди и он нехотя согласился.
– Сколько денег в мешке?
– Пять рублев в каждом.
– Скидывай три мешка, я дома сочту без обмана.
– Так за червонец же рядились?
– Это ежели бы ты серебром дал, то за червонец, а медью надо полную цену платить.
– Бог с тобой, скряга, – махнул рукой Титов и отдал крестьянину три мешка с деньгами из пяти. Плечу стало гораздо легче.
– Подвести тебя, любезный? – спросил торговец.
– Не надо, я сам дойду, не тяжело теперь.
– Ну как знаешь, куда завтра привозить, на Зеленю?
– Туда.
– К полудню подъедем.
– Обожди-ка, – вдруг вспомнив еще одно отцовское поручение, спохватился Максим, – а подпятный кирпич можешь сделать?
– Отчего же нет, какой надо такой и вытолкаем, в печи обожжем, износу не будет.
– Завтра, как обычный кирпич привезешь, татя мой скажет, какой надобно для клейм изготовить.
– С превеликим удовольствием, мы уже делали такой на Вожбале для церкви и тут в Тотьме, знаем, не оплошаем, однако.
Максим пошел назад. Он понимал, что отец не похвалит его за то, что отдал деньги под честное слово, но с другой стороны, сам и виноват, что не отложил товар. «Ну да ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. Зато нашел мужика, который подпятный кирпич изготовит, тоже дело важное» – думал про себя парень.
– Господин Титов, откуда путь держите?
Максим остановился, повернул голову. Рядом с ним остановилась крытая повозка. В ней гордо восседала купчиха Черепанова. Она отворила дверцу кибитки, явно хотела поговорить.
– К дому направляемся, – уважительно ответил молодой человек.
Купчиха сверкнула глазами.
– Не желаете поехать со мной? Могу подвезти до самой избы.
– Простите великодушно, – Максим даже оробел, – мне как-то неудобно.
– Полезай, вижу, что тяжело тебе с мешками. Что несешь, гвозди?
– Нам пока гвозди не надобны, мы не плотники, а каменщики, – ответил Максим.
– А что же тогда?
– Деньги!
– Продал, что ли, чего?
– Нет, купил, а это остаток, вот и пру назад этакую тяжесть.
– Так вот оно что. А мне как раз медь нужна, не хочешь ли разменять?
– Мне неловко как-то.
– Ладно, – купчиха снова стрельнула глазами, – отсчитай рубль, я завтра в монастырь на богомолье иду, раздам нищим.
– У меня только пятаки, – предупредил Максим.