Агент 013

– У меня люкс, живу одна. Есть номера пошире, но они двойные, а я как барыня, со своим унитазом. Хочешь посмотреть санузел? Вот дверка. Правда, удобно?

– А где ванна? – опрометчиво поинтересовалась я, заглядывая в крошечный, выложенный белой плиткой отсек.

– Тут и шкаф встроен, – объявила Малышева, – полнейший комфорт! В баню нас водят, в одиночку под душ залезать нельзя, это опасно, может голова закружиться. Мыться ходи сколько хочешь, но в сопровождении медсестры. У нас все отлично, еда великолепная, врачи внимательные, библиотека работает, книги-журналы-газеты читаем, по пятницам кино показывают, по субботам концерты. В прошлый выходной детский коллектив выступал, песни пел. Очаровательно!

Ирина Захаровна подмигнула мне и понизила голос:

– Еще здесь живут кошки, Маркиза и Баронесса. В интернате запрещено держать зверушек, поэтому, когда сюда комиссия подгребает, наша заведующая Оксана Степановна их прячет. Если всем приказам подчиняться, то беда! Ну кому кисоньки мешают? От них одна радость. Заболталась я! Как там Сеня?

– Работает, собирается переезжать в новую квартиру, – обтекаемо ответила я. – Сеня ведь вам не родной сын?

– Конечно, нет, – засмеялась Ирина, – садись в креслице, я на кровати устроюсь и расскажу историю твоего мужа. Поди интересно про его детство послушать?

Я кивнула, Малышева обрадовалась и достала из тумбочки альбом с фотографиями.

Как все одинокие пожилые люди, Ирина Захаровна обожала поболтать. В доме престарелых она уже всем надоела рассказами о прошлом, а сейчас в ее комнате очутилась внимательная слушательница.

Я чуть не утонула в реке ее воспоминаний. Ирина Захаровна вылила на меня тонны подробностей о себе, муже и сыне Романе. Рассказывая о любимых людях, Малышева старательно избегала глаголов прошедшего времени. Могло показаться, что муж и сын живы. В конце концов ей удалось добраться до Сени.

– Алевтина святая женщина, – уверенно говорила бывшая домработница, – очень любит детей, не делит их на своих и чужих. А Григорий обожает деньги и не терпит никакой самодеятельности. Соню Венев не замечает, она ему по крови никто. Хоть и удочерил девочку, да лишь на бумаге, в сердце ее не пускает. Софья тихая, себе на уме. Никогда не понять, что она думает. А уж упрямая! Если что в голову втемяшилось, непременно сделает, никто ей не указ. Алевтина постоянно дочке внушает: «Сонечка, проявляй гибкость, научись идти на компромисс». Но толку от ее увещеваний ноль. Вечно они ругаются, Григорий на Соню в обиде за ее брак с неподходящим парнем. И я здесь на стороне хозяина, негоже девчонке с кем ни попадя в загс спешить. Дошло у них дело до разрыва. Софья больно норовистая, заявила старшим: «Не хотите моего любимого принимать, идите на…!»

Представляешь? Материлась в глаза взрослым! Это ни в какие ворота не лезет. Григорий взял ее вещи и вон вышвырнул. Соня убежала, Алевтина давай рыдать, а муж ей заявил: «Успокойся, деньги закончатся, она назад приползет. Если не захочет, горя нет, сына хорошего имеешь, им и занимайся».

Жесткий человек, сухарь. Правда, для жены он ничего не жалеет, подарки ей делает и не проверяет, куда их потом Аля девает.

– А куда их можно девать? – улыбнулась я. – Поставить на полку, положить в ящик.

Ирина Захаровна погрозила мне пальцем и все же перешла на прошедшее время:

– Ан нет. Аля очень переживала, сначала за Сеню, потом за Соню.

– Ваша хозяйка была озабочена судьбой мальчика, которого родила случайная любовница мужа? – поразилась я.

Малышева сложила руки на коленях.

– Да, она такая. Аля очень просила Гришу помочь Семену, внушала ему: «Мать Сени безголовая, сын может пойти по кривой дорожке». А супруг ей в ответ: «Не моя печаль о чужих заботиться». Всякий раз грубил. Отвратительно. Аля любит мужа, поэтому прощает ему хамство, регулярно говорит: «Гришенька, Сеня твоя кровь». Но в ответ он орать принимается: «Семен родился без моего согласия. Не смей его в доме привечать!»

Аля поняла, что может свою семью порушить, и отстала от Григория, но Сенечку не бросила, мне его поручила.

– Вам? – переспросила я.

Ирина выпрямилась.

– Лучшей подруги, чем я, у нее не было. Сеня у меня постоянно толкался, Аля давала немного денег на его содержание, ну, там, одежку купить, ботинки, покормить мальчика.

– Зачем она вас привлекала? – вздохнула я. – Проще было вручить деньги Лилии.

– Безголовой идиотке? – возмутилась Ирина. – Ну уж нет! Сене в этом случае ничего не достанется, Лиля расфукает деньги. А они Алевтине нелегко достаются. Хозяйка экономит из суммы, которую ей муж дает, а еще… она берет его подарок, из старых, про который Гриша уж и не помнит, ну вроде статуэтки какой, и по-тихому с рук сбывает. Один раз отдала чашку, думала, Григорий про нее забыл, а тут муж ей еще одну, такую же, приволок и радуется: «Смотри, Аля, тебе в пару. Где первая, давай полюбуемся». Пришлось мне на себя грех взять, соврала: «Извините, Григорий Игоревич, я протирала сервант и кокнула чашку». Он у меня из зарплаты стоимость вычел.

– Почему же вы ушли от Веневых? – осторожно спросила я.

Ирина нахмурилась.

– Моя квартира от их через дорогу находится, я просила Сеню осторожно в гости ходить, проблем долго не было, но потом он столкнулся с отцом, Григорий сразу скумекал, кто мальца под свое крыло взял, жуткий скандал устроил! Выгнал он меня. С той поры нам с Алей лишь тайком встречаться удавалось.

– Алевтина сказала Соне, что домработница умерла, – протянула я. – Почему она так странно поступила?

Ирина Захаровна ахнула:

– Кто вам такое наплел?

– Сплетню услышала, – увильнула я от прямого ответа.

– Ну, люди, – затрясла головой Малышева, – чего только не придумают! Живехонька я! Сижу перед вами. Это же не Соня вам натрепала! Она такое сделать не может, видела меня часто, пока Аля не умерла. Я девчонке от матери помощь передавала.

– Алевтина не бросила девочку? – насторожилась я.

– Не в ее характере такой поступок! – воскликнула Ирина. – Григорий жену в угол загнал, объявил: «Выбирай: или мы с Игорем, или Соня».

– Замечательное заявление, – оценила я поступок старшего Венева.

– Он очень злой, – вздохнула старушка, – и вот что смешно, вечно с Соней цапался из-за ее упрямства, а сам хуже падчерицы. Только как он решил, так и должно быть, и никак иначе. Алевтина ко мне утром прибежала, на пороге заплакала: «Ирочка, что делать? Гриша наотрез запретил имя Сони в доме произносить. Как дочери без матери жить? И мужа с Игорем я не могу оставить!»

Долго мы с ней судачили, а потом Аля решение приняла, сказала: «Соня хочет свою семью строить. Мне ее выбор совершенно не нравится, но нужно уважать чужое решение. Буду девочке материально помогать, совет дам в трудную минуту, но Грише ни словом не обмолвлюсь. У меня еще Игорек есть».

Уж как она потом выкручивалась, чтобы в каждый клювик крошку положить! И Сене перепадало, и Соне. Вот только у меня впечатление сложилось, что дочке от мамы только деньги и требовались. Я у них почтовым ящиком была. Получу от Алевтины сверток или конверт с деньгами и Соне звоню. Знаете, девушка все-таки странная! Я постоянно ей говорила: «Мы живем с Григорием Игоревичем рядом, не приходи ко мне вечером, вдруг столкнешься с отчимом!» Ан нет, она примчится, когда ей надо! Вот Сеня, тот другой. Он старался меня слушаться, никогда не капризничал. Я детей всегда угощала, посажу их за стол, супу налью. Рома с Сеней едят, а Соня нет. Видно, что голодная, но ложку не берет, потому что в супе фасоль плавает, а ей как-то раз Игорь сказал, что если бобовые есть, то волосы выпадут.