Агент его Величества

Проше всего было добраться до Новой Англии на пассажирском судне, которых множество курсировало между Галифаксом и восточным побережьем. Но у Ричарда не было средств даже на билет, и он, поболтавшись несколько дней в порту, сумел наняться кочегаром на какую-то торговую шаланду, перевозившую хлопок и зерно.

В Нью-Йорке он устроился разнорабочим в животноводческое хозяйство одного немца. Спустя год вторично женился, родил сына. Жизнь понемногу начала налаживаться. Политические потрясения, сотрясавшие Нью-Йорк, не волновали Ричарда. Казалось, он нашёл свою идиллию. На заработанные деньги сумел снять небольшой домик в сельской местности, рядом с фермой, на которой трудился; в праздник святого Патрика вывозил семью в город и ходил на парад. Знакомые ирландцы уговаривали его вступить в общество фениев, но он отказывался. Вся эта борьба была чужда ему, сердце не испытывало никакой ненависти к англичанам, хотя разум и подсказывал, что они причастны к бедствиям его страны. Ричард уехал за лучшей жизнью, и теперь, добившись некоторого достатка, не собирался менять его на сомнительную долю революционера. Жена-американка радовалась этому, ибо втайне считала земляков мужа сборищем проходимцев и бездельников.

Но всё же политика сама вошла в жизнь Ричарда. Спустя несколько лет он получил американское гражданство и должен был определиться в своих партийных пристрастиях. Вопрос этот в Нью-Йорке с его пёстрым населением и конгломератом разнообразных настроений был едва ли не определяющим во всей дальнейшей жизни человека. Ричарду было глубоко наплевать на программы республиканцев и демократов, но знающие люди подсказали, что для него будет выгоднее приткнуться к Фернандо Вуду и Таммани-Холлу, которые имели с ирландцами какие-то тесные связи. Какие именно связи, Ричард не понимал, да и не пытался. Ему достаточно было того, что за эту партию голосовали его соотечественники. Остальное его не касалось. На выборы он ходил крайне неохотно, принуждаемый к этому не чувством гражданского долга, а рьяной агитацией земляков, говоривших, что голосованием за нужного кандидата он проявляет чувства истинного ирландца.

Вскоре его спокойное существование было нарушено экономическим спадом. Начались увольнения, и немец без зазрения совести выгнал его с работы, не дав выходного пособия. Платить за аренду домика стало нечем, и семья оказалась на улице. Вот здесь-то Ричарду и пригодилось его ирландское происхождение. Друзья-соотечественники протянули ему руку помощи, сведя с хорошими людьми. Хорошие люди обещали спасти Ричарда от нищеты, при условии, что он будет выполнять их поручения. Деваться было некуда, и Ричард согласился. Его переселили в район Пяти Углов, отвели неплохую квартирку на первом этаже пятиэтажного дома, в подвале которого размещалась типография, куда Ричард должен был регулярно завозить краску. Работа была непыльная, платили за неё хорошо, лучшего и желать было нельзя. И всё же Ричард насторожился. С малых лет привыкший тяжким трудом добывать себе хлеб насущный, он не мог без подозрения смотреть на тех крепких ребят, что днём и ночью толклись возле типографии. Едва ли они имели отношение к издательскому делу. Скорее напоминали охранников крупного босса или грабителей с большой дороги. За год работы он ни разу не видел ни одной книги или газеты, выпущенной этой типографией, зато беспрестанно наблюдал, как из полвала выносят объёмистые картонные коробки, запечатанные сургучом. Озадаченный этими обстоятельствами, он как-то спросил одного из коллег, чем же они занимаются. Тот иронично посмотрел на него и коротко ответил:

– Работаем на Чёрного Пса.

Черный Пёс было прозвище одного из вожаков «Мёртвых кроликов». Удивлённый этим, Ричард понял, что его обманули. Типография была лишь прикрытием, а что на самом деле творилось за её стенами, оставалось лишь гадать. Это ввергло его в немалое беспокойство.

Были, впрочем, и положительные моменты от его переселения в Пять Углов. Теперь он был окружён своими, и мог чувствовать себя почти как в полузабытой Ирландии. Он ходил с приятелями в ирландский паб, отмечал ирландские праздники, получал свежие новости с родины. Друзья понемногу заразили его антианглийским духом, заставили думать, будто в кризисе виновата Британия, которая де пытается уморить эмигрантов. Они рассказывали ему о преследованиях патриотов, предостерегали от доверительных отношений с республиканцам, которые якобы снюхались с дипломатами её величества, и так заморочили ему голову, что постепенно Ричард уверовал во всеобъемлющий заговор против ирландцев, опутавший сетями всю Америку и Европу.

В этот-то период внутренних исканий на него и вышел следователь Нисон. Тогда это был совсем ещё молоденький офицерик, полный энергии и честолюбивых замыслов. Ворвавшись однажды к нему на квартиру, он предъявил обвинение в изготовлении фальшивых купюр. Ричард пробовал было отпираться, но его скрутили, а в доме провели обыск, неопровержимо доказавший правоту сыщика. О’Ши был изумлён и разъярён. Про себя он давно уже ожидал чего-то подобного. И всё же степень коварства тех, кого он считал своими друзьями, поразила его. Препровождённый в тюрьму, он не думал о себе, больше озабоченный участью семьи, которая опять могла оказаться на улице. Тем отраднее для него было узнать, что «Мёртвые кролики», на которых он, сам того не подозревая, работал последний год, позаботились о ней. Это было негласное правило всех шаек: не бросать в беде своих людей. Мотая срок, он был уверен, что семья не умрёт с голоду. Это облегчало ему тяжесть наказания.

Выйдя через три года из каталажки, Ричард дал себе зарок больше ни под каким предлогом не якшаться с бандитами. Он завёл свою цирюльню недалеко от прежней квартиры и тихо-мирно наслаждался покоем, пока к нему опять не заявился Нисон. Как и в прошлый раз, визит его не принёс Ричарду ничего хорошего. Наученный горьким опытом, новоявленный брадобрей решил, что, сам того не ведая, опять впутался в какое-то тёмное дельце. Полный решимости разобраться в этом, Ричард устремился к Морриси, который сменил к тому времени Чёрного Пса в качестве предводителя «Мёртвых кроликов». Бандитский заводила успокоил его, сказав, что Нисон просто пытался взять его на понт. Слова, слова… Ричард ни на грош не поверил ему, памятуя о прежней ловушке. И правильно сделал.

Морриси отнёсся к его рассказу с величайшей серьёзностью. Он понял, что полиция каким-то образом пронюхала о его участии в деле русского, и скоро сядет на хвост. Поначалу вожак растерялся, не зная, что предпринять. Но спустя всего лишь сутки к нему пришёл человек от Твида с предложением убрать настырного копа. Морриси согласился – тот факт, что в дело был вовлечён сам «великий сахем», придавало ему уверенности. У него были испытанные ребята, которым ничего не стоило всадить пулю в собственного отца, но убийство полицейского – особый случай. Когда такое случается, нужно быть готовым к ответным мерам со стороны легавых. Морриси не хотел рисковать своими людьми; у него на примете был другой кандидат на роль мстителя.

Той же ночью в квартиру Ричарда постучали два человека. Извинившись перед его женой, они переместились с хозяином на кухню, где представили ему соблазнительный расклад: он устраняет ненавистного фараона, а взамен получает такую сумму денег, которая позволит ему безбедно существовать до конца своих дней. Искушение было велико, и Ричард не смог устоять. Трудно сказать, что возобладало в нём: желание отомстить или банальная алчность. Скорее всего, и то, и другое.

Следующим утром, едва рассвело, он запер парикмахерскую, сунул за пазуху револьвер, который ему передали посланцы Морриси, и отправился к зданию полицейского управления. Жене и сыну он объяснил, что идёт на пристань, где сегодня собираются фении, привлечённые слухами о скорой войне с Англией. В семь утра он занял позицию напротив входа в здание, спрятавшись в тени развесистого клёна. Нисон должен был скоро появиться.

Работа начиналась в восемь, но Нисон как всегда слегка запоздал. Не было дня, чтобы он являлся вовремя. Пробуждение всегда было для него проблемой.

Он поднялся в свой отдел, сел за стол и, потерев от удовольствия руки, велел секретарше найти в картотеке все данные на Тадеуша Грохолю.

В этот момент к нему приблизился Гаррисон.

– Как делишки, Джеки? Есть что-нибудь новенькое?

– Возможно, – уклончиво ответил Нисон, поигрывая карандашом.

– У меня к тебе дело. – Гаррисон подвинул к себе стул и сел. – Скажи, о чём ты говорил с Соммерсом?

– С кем?

– С Соммерсом.

Нисон медленно откинулся на спинку стула.

– Откуда ты знаешь Соммерса?

– Я заходил к нему вчера. Сразу после тебя.

– Ты следишь за мной?

– Нет. Я сам вышел на него.

– Он как-то связан с твоим расследованием?

– Возможно.

– Возможно?

– Ну, он не был целиком откровенен со мной. Зато поведал о твоём визите.

– И что же он поведал?

– Сказал, что ты просил его свести тебя с поляками. И что у тебя есть какая-то отмычка к его языку.

– Так и сказал?

– Да.

Нисон рассмеялся. Но внутри у него всё сжалось. Он видел, что коллега вплотную приблизился к разгадке тайны, и это страшило его. План, который он составил вчера вечером и который казался ему таким безупречным, рушился на глазах.

– Я не знаю, о чём толковал тебе этот помешанный. Я действительно просил его свести меня с поляками, но он не сказал ничего определённого. Кстати, каким образом ты вышел на Соммерса?

– Искал Саймона Камерона. Ты вроде застал его у Соммерса, не правда ли?