Агент его Величества
Шрифт:
– Разве это так сложно? Он сам мне сказал, что имеет друзей среди мятежников.
– И что это за друзья?
Чихрадзе пожал плечами. Его это не интересовало.
Они бродили по пристани битый час, но безрезультатно. Вагон как в воду канул. Костенко всё больше раздражался, коря себя, что не бросился сразу на его поиски, гардемарин же мысленно поругивал упрямого резидента. Наконец, он остановился и с каким-то сомнением уставился на один из ящиков. Костенко проследил за его взглядом.
– Что-нибудь не так?
Сдаётся мне, там была именно такая надпись, – показал грузин на большие красные буквы, отпечатанные на деревянной доске.
– Вы
– Да.
– Посмотрите ещё раз. Ваша ошибка будет очень дорого стоить.
– Кому?
– Многим людям.
Чихрадзе опять взглянул на ящик и твёрдо заявил:
– Да, я совершенно уверен: на фургоне были именно эти буквы.
Семён Родионович закусил губу, не зная, что и думать. Картина последних событий, столь ясная и точная, вновь размазалась, превратившись в хаотичное мельтешение красок. Английская надпись, красовавшаяся на ящике, гласила: «Калифорниан Атлантик Кампани».
Как же это понимать? – размышлял Костенко. В памяти его мгновенно всплыл ехидный вопрос гамбургского представителя: «Вы поставили в известность о своих действиях вашего посла?». Он не придал ему тогда значения, думая, что хитрый немец пытается запутать следы, а зря! Шлайдер намекнул ему, что Стекль может быть причастен к делу. А он, собаку съевший на вскрытии финансовых махинаций, не распознал намёка. Какое непростительное упущение! Какая ужасная близорукость! Но ещё не поздно было всё исправить. Он должен был поехать в Вашингтон и устроить послу допрос с пристрастием. Посмотрим, как тот будет извиваться под градом неопровержимых доказательств.
Однако прежде Семён Родионович решил завершить дела в Нью-Йорке. Убеждённый, что Стекль будет отпираться до последнего, Костенко придумал обходной манёвр. Коль скоро одно из звеньев агентурной сети барона случайно выпало из цепочки, рассуждал он, необходимо было воспользоваться этим. Поэтому в тот же день Семён Родионович взял коляску и поехал в управление полиции.
Ему было неловко за этот шаг. Он знал, что будет ещё многие годы стыдить себя. Но по-другому поступить он не мог. Если в дипломатическом корпусе завелась измена, уничтожить её было первейшей задачей любого патриота. И вот он ступил в знакомую залу, всегда полную народа, подошёл к дежурному полицейскому и, представившись, сказал, что ему нужен капитан Гаррисон.
Сыщик не заставил себя долго ждать. Спускаясь по ступенькам деревянной лестницы, он заранее саркастически улыбался.
– Опять вы? – сказал капитан. – Никакого от вас покоя.
Кажется, он шутил. Во всяком случае, лукавая ухмылка свидетельствовала об этом. Но Костенко померещилось некоторое раздражение в голосе Гаррисона.
– Соскучились? – осведомился он у капитана.
– Куда там! С вами разве соскучишься? Только и успеваем, что отбивать атаки Таммани-Хилла.
– Зато ваша совесть чиста.
– Слабое утешение. – Он усмехнулся. – Что вас привело на этот раз?
– Может быть, пройдём в ваш кабинет?
– Охотно.
Они поднялись в знакомую комнату, где всё так же стоял заваленный папками стол, а на вешалке висел старый потёртый сюртук. Лишь в дальнем углу появилась тумбочка, на которой возвышался пыльный графин, наполовину заполненный водой.
– Я вижу, вам прибавили жалованье, – ухмыльнулся Костенко, кивая на тумбочку.
Гаррисон тоже посмотрел туда, затем присел на стул.
– Так зачем вы пришли, мистер Костенко?
– Я принёс вам в клюве
данные об одной шпионке.Капитан выдержал паузу.
– Почему мне?
– Потому что я вас знаю.
– Шпионами занимается бюро Пинкертона.
Семён Родионович скрестил руки на груди.
– Вам действительно безразлично или это просто полицейские штучки?
Гаррисон смерил его тяжёлым взглядом.
– Я чувствую, что совершил большую ошибку, пустив вас сюда. Но теперь уже поздно раскаиваться, верно?
Костенко тонко улыбнулся.
– Выкладывайте, – вздохнул офицер. – Я вас внимательно слушаю.
– Её зовут Мэри Бойд. Вот адрес, по которому вы можете её застать, – Семён Родионович протянул маленький листок бумаги. – Она пыталась завербовать офицера нашего флота, которого встретила около двух недель назад в Рок-Айленде штат Иллинойс. Имя его вам ничего не скажет. Он сейчас у нас на корабле и вряд ли сойдёт оттуда в ближайшее время. – Костенко опустил глаза. – На этом у меня всё. До свидания.
Гаррисон не ответил. Он кинул взор на скомканный листок, сомкнул серые губы. Семён Родионович открыл дверь, бросил прощальный взгляд на следователя и вышел. Спустившись на улицу, он остановил проезжавший мимо экипаж.
– На вокзал, – приказал он извозчику.
В Вашингтон поезд прибывал ровно в час пополудни. Хотя Семён Родионович был здесь всего второй раз в жизни, дорогу в русскую миссию он помнил хорошо. Сказалась профессиональная память чиновника. Он не предупреждал Стекля о своём приезде – ему хотелось застать посла врасплох, чтобы тот не успел подготовить аргументы защиты. Костенко не сомневался, что барон в курсе всех похождений Чихрадзе и Катакази – резидент, конечно, просветил его. Наверняка посол знал и о том, что гардемарину удалось добраться до русской эскадры – Лесовский не мог умолчать перед ним о таком факте. Всё-таки Чихрадзе вёз секретные карты, а о таких вещах посла положено информировать. Поэтому Семён Родионович ехал в здание миссии, заранее готовый к крайне холодному приёму. Его это даже радовало – не придётся притворяться, изображая учтивость. Любопытно будет посмотреть, каков этот невозмутимый немец в гневе, злорадно думал он. Устроил себе, понимаешь, гнёздышко за казённый счёт. Якшается с мятежниками, приторговывает контрабандой, а Россия должна покрывать его аферы. Хватит, допрыгался. Государево око смотрит зорко, его не обманешь. Один рапорт – и прищучат ловкого барона, только перья полетят.
В таком настроении приближался Семён Родионович к скромному дому, в котором имел честь проживать посол Его императорского величества барон Стекль.
– Что вам угодно, сударь? – спросил по-английски швейцар, открывая дверь, после того как Костенко дёрнул шнур звонка.
– Я хочу видеть посла.
– Господин посол сейчас не принимает.
– Передайте ему, что у меня неотложное дело. Моё имя – Семён Костенко. Полагаю, он должен меня помнить, – Семён Родионович зловеще осклабился.
– Сию минуту, сэр. Подождите, пожалуйста, в прихожей.
Швейцар пропустил гостя внутрь и ушёл докладывать. Ожидание длилось минут пять. Барон вышел к Костенко в ослепительной белой рубахе с фижмами, просторных брюках на подтяжках и мягких персидских туфлях.
– Семён Родионович? – воскликнул он, прижимая руки к объёмистой груди. – Не ожидал! Проходите в гостиную. Макгрю! – зычно проревел он. – Проводите гостя.
– Слушаюсь, сэр, – поклонился швейцар. – Прошу за мной, мистер Костенко.