Агент
Шрифт:
— Это чё? — восхитился тот. — Самого Ленина подпись? Настоящая?!
— А то! — хмыкнул Кузьмич.
— Ух ты… А чего надоть? — В вопросе прозвучала уже искренняя доброжелательность.
— Надоть срочно выехать в Вологду.
— Так поезда ж не ходять!
— Если б ходили, я б тебя не искал… Угнать паровоз сможешь?
Удивление на лице Чуги медленно уступило восторгу.
— Да только так! — воскликнул он. — А когда?
— Лучше, наверное, вечером, когда стемнеет.
Мишка согласно покивал.
— По путям французы шастают, — сказал он, — и американцы. Они не злые, но стрельнуть могут.
— Умно, — оценил Авинов.
Чуга расцвёл.
— Так я вас жду за депо! Вона, где семафор.
Штабс-капитан крепко пожал мозолистую руку Мишки.
Французский колониальный батальон службу нёс справно, хотя темнокожие африканцы или смуглые «воины пророка», набранные в его роты, ничегошеньки не понимали в происходящем, имея очень смутное представление о том, где же они находятся. Бойцы в адриановских касках и с винтовками Лебеля на плечах бодро маршировали взад-вперёд, то и дело покатываясь со смеху.
К вечеру железнодорожные пути опустели — мавры, сенегальцы и прочие арабы устали печатать шаг.
— Говорят, на Плесецкой «зелёные» пошаливают… — проворчал Кузьмич. — И на Обозёрской тож…
— Зелёные? — не понял Алекс.
— Да шелупонь всякая — дезертиры, бандиты местные… Вроде и староверы с ими.
— Этой гадости везде хватает, — рассудил Авинов. — Лишь бы мину под рельсу не подложили…
— Вон он, Мишка! — сказал глазастый Кузьмич. — Рукой машет!
Чуга выглядывал из паровозной будки. Здоровенный локомотив-десятиколёсник с шумом и шипением выпускал пары, словно отдувался. Спереди и сзади к паровозу были прицеплены платформы, гружённые шпалами, рельсами, лопатами, ломами и прочими путейскими причиндалами.
— Полезай, бригада! — осклабился Мишка.
Забравшись в будку, Исаев тотчас снял с вешалки фуражку железнодорожника и примерил.
— Как раз!
— Вылитый машинист! — натянуто улыбнулся Авинов. — Трогай, Мишка!
Чуга поддал пару, раскрутил маховички, сдвинул рычажки, и десятиколёсник вздрогнул, зашевелил всеми своими масляно блестящими мослами, залязгал.
— Тендер полон! — крикнул Мишка. — И угольку — во! Антрацит! Тока это… Коли уж я за машиниста, то вы, комиссар, в помощниках у меня походите. Одному не разорваться!
— Командуй! — ответил Кирилл.
— И ещё кочегар нужон!
— А чего делать-то? — спросил Алекс, поднимаясь с откидного сиденья.
— Уголь сгребай сюда вот, в лоток!
— Понял!
— А вы тогда подкидывайте в шуровку, тока подальше, чтоб не кучкой, а россыпью!
Авинов взял лопату, загрёб угля. Кузьмич нажал педаль, отпахивая лючок топочного отверстия, и будка осветилась трепещущим оранжевым светом. Рассыпанные угли калились белым, а пламя шуровало, закручиваясь спиралью. Порция топлива упала на жадные огненные языки, и лючок захлопнулся.
— Вот и я при деле! — оскалился Исаев.
Паровоз проследовал мимо станции, на перроне которой стоял в одиночестве французский офицер в кепи и курил тонкую сигару. Он сердито закричал, и тогда Кирилл высунулся в окошко:
— Ремонтная бригада, mon colonel! [165]
Француз, звание которого вряд ли было выше лейтенантского, тут
же подтянулся, надулся и важно сделал ручкой — поезжайте, мол.Паровоз зачуфыкал, разгоняясь, и вскоре оставил Исакогорку далеко позади.
Станцию Плесецкую проехали ночью. Чуга особо не гнал, опасаясь разобранных рельсов — начинались места, где бродили отряды 6-й армии и банды дезертиров, не слишком отличные друг от друга. В дебрях лесов они прятались, забиваясь на ночь в смрадные землянки, а днём выходили к путям.
165
Мой полковник.
Миновали и Обозёрскую. Авинов, притомившийся уголь подкидывать, овчинную куртку давно снял. Вытирая пот со лба, он глядел в окно, но мало что видел — только ёлки мелькали мимо, возникая серыми привиденческими силуэтами и пропадая из глаз.
Паровозный прожектор освещал переднюю платформу с грудою шпал, и таял вытянутым пятном гаснущего сияния, выделяя в ночи две блестящие нитки рельсов — их параллели сходились в неразличимой перспективе.
Сон урывками, на откидном сиденье, как на жёрдочке, отдохнуть не позволял, так только, усталость копил. А Чуга был свеж и бодр, словно и не отстоял всю ночь. Проверив уровень воды в котле, он подкачал её насосом, потом с усилием подёргал рычаг очистки колосников. Паровоз мчался в ночи, окутанный дымом и паром, громыхая и лязгая сочленениями.
Утро наступило как-то незаметно, без розовой зари и прочих красивостей. Просто понемногу начало светлеть, небо на востоке сделалось серым, проявляя божий мир с ночного негатива, и стал день.
— Держись! — завопил Чуга, хватаясь за рычаг тормоза и пуская контрпар, как это делают, когда хотят пустить паровоз задним ходом.
Авинов уцепился за какую-то ручку, а колёса дико заскрежетали, завизжали по рельсам. Паровоз, теряя скорость, остановил все свои тонны.
— Что? — каркнул Кузьмич спросонья.
— Путь разобран!
— Будьте наготове, — предупредил Авинов.
Накинув кожанку, он спустился на землю и сразу вынул маузер. С другой стороны спрыгнул Чуга. Кирилл встретил его впереди состава, обойдя платформу. Путь кончался метрах в десяти — справа не хватало двух рельс, слева — трёх. Недостающие «детали» валялись под откосом — шпалы, рельсы, костыли, гайки. Игра такая — «Собери сам».
— Поймать бы эту сволочь… — выцедил Мишка.
— Как бы она нас не поймала, — сказал Авинов, оборачиваясь к Алексу и Елизару Кузьмичу, подходившим по насыпи. — Ну что? Займёмся утренней зарядкой! Оружие держать наготове. Чуга, возьми-ка…
Кирилл протянул ему золочёный браунинг.
— Ух ты!
— Вот предохранитель. Спускаешь и палишь по врагам рабочего класса.
— Ага!
Разбившись по двое, «паровозная бригада» перетаскала наверх и уложила шпалы. Это было самое простое. А вот рельсы… Каждая весила сорок пудов — не очень-то и потягаешь! А что делать?
Кое-как, с помощью рычагов и такой-то матери, напрягая мышцы и жилы, четвёрка выволокла рельсы и уложила на шпалы.
Трясущимися руками ухватив кувалду, Авинов принялся забивать костыли — через одну, через две шпалы, лишь бы проехать. На пятой рельсе все выдохлись и решили устроить перекур. Тут-то и прозвучал выстрел.