Агент
Шрифт:
Ничтожное по космическим меркам пространство, занятое Петроградом и окрестностями, было необозримо для человека. «Красный Питер», попавший в осаду, корёжило и рвало на части. Невидимая глазом межа бороздила души, резала по живому, пластая на красное и белое. Чёрная аура трепетала над градом Петровым — люди осатанело, остервенело бились друг против друга, отринув заповеди Божьи во имя бесовских идей.
…В начале Петергофского шоссе замелькали человеческие фигурки — это пошли в атаку матросы-балтийцы. Ординарец Троцкого Козлов, подмосковный крестьянин, из бывших солдат, суетился
— Не робей, ребята, товарищ Троцкий вас ведёт!..
— Батарее-ея! — вострубил могутный Клигер. — Пли!
— Прицел сто три, трубка сто десять… Огонь!
Защитного цвета автомобиль Предреввоенсовета грузно закачался на ухабах — Лев Давидович лично пожаловал на позиции.
Угловатые формы бронепоезда вдали, выезжавшего из ворот Путиловского завода, никого не испугали.
— Наводим, наводим! — заорал Клигер. — По бепо…
Но бепо оказался быстрее — залп шестидюймовок с его бронеплощадок был страшен. Огненные смерчи взрывов смешали батарею с подмёрзшей землёю, подкинули над шоссе и рассеяли…
…Адмирал Григорович, командир линкора «Гангут», флагмана эскадры, подозвал «флажка» [178] и велел передать в Кронштадт свой ультиматум:
— «Настоящим сообщаю, что жизни команд всех выходящих из Кронштадта судов, которые добровольно сдадутся моим силам, будут гарантированы. Все переходящие суда должны выкинуть белый флаг. Орудия должны быть направлены к носу и к корме и закреплены по-походному. Скорость десять узлов». Передайте это немедленно, Володя.
178
Так на флоте называли флаг-офицеров, выполнявших адъютантские обязанности при флагмане, а также ведавших сигнальным делом.
Молоденький флаг-офицер щёлкнул каблуками и выпалил:
— Слушаю, ваше высокопревосходительство!
Генерал Марков, допущенный на мостик, негромко заметил:
— Большевики могут и не внять, Иван Константинович.
— А мы их вразумим, — усмехнулся адмирал и резко скомандовал: — К бою — товсь!
Форты Кронштадта ясно вырисовывались в морозном воздухе, над чёрной рябью вод Финского залива, уже подмерзавших у берегов.
— По местам стоять — к бою!
— Есть готовность!
Башенный старшина Елманов, затыкая уши ватой, плюхнулся на пружинное кресло. Из глубокого колодца подбашенного отделения накатывали запахи порохов и смазки.
— Подавай!
Под глухой вой моторов из погребов подали фугасные снаряды в красных шапочках взрывателей — огроменные, длинные, почти что в рост человеческий.
— Заряжай! — крикнул лейтенант, скорчившийся у прицелов, под броневой «грушей» башенного купола.
Раскрылись казённики, вобрали в себя убийственный груз, доданный прибойниками.
— Клади! Заряды… подавай!
— Заряды поданы.
Картузы с порохом, похожие на тугие мешки с печатями Охтинского завода, сунулись в очередь за снарядами.
— Клади! Закрой!
Затворы закупорили орудия.
— 1-я носовая башня к открытию огня готова.
— От башни прочь! Башня вправо!
— Целик двадцать влево! Упреждение… Поправки…
Замычал ревун.
—
Отскочи! Залп!Сотряслась башня, сотрясся весь мир, заключённый в броневую коробочку линейного корабля. Замковые комендоры отдёрнули замки, напуская жаркой пироксилиновой гари из двенадцатидюймовых зияний. Старшина включил пневматику продувания, и воздух со злобным шипением устремился в каналы стволов.
— Накрытие! — заорал лейтенант.
Бесовски хохоча, старшина шлёпнул новичка-комендора, очумело крутившего головой.
— Носовой плутонг! — зазвучало в наушниках с металлическим призвуком. — Ускорьте стрельбу.
— Подавай! — крикнул лейтенант…
…Форт «Красная Горка» стоит в красивой местности — на высоком береговом мысу, вокруг густой сосновый лес. Грозные батареи крепости расположены уступами — восемь одиннадцатидюймовых гаубиц, восемь десятидюймовок системы «Бринка», восемь двенадцатидюймовок, скорострельные «Канэ» калибром шесть дюймов. Батареи и казематы соединены переходами-потернами, а вокруг подземные погреба, галереи, КП…
В день мятежа комендант форта поручик Неклюдов выпил полста грамм коньяка для храбрости — и начал действовать. Ординарец его Урбанс доложил, что комиссар Юклявский решил на вчерашнем совещании арестовать Неклюдова. И поручик сработал на опережение — сам приказал арестовать комиссара, заявившегося в форт на предмет проверки «преданности революции». И дело пошло.
В центропост наводки то и дело поступали звонки:
— Форт «Серая Лошадь» с нами!
— Форт «Обручев» перешёл на нашу сторону!
— Форт «Ино»…
— Форт «Риф»…
Неклюдов счастливо рассмеялся, расправил плечи в мундирчике, лишённом погон. Ничего, это ненадолго! Нацепим! Нашьём! Надежда в поручике понемногу вырастала в веру.
Помощник коменданта Лащилин заглянул, отдавая честь, — не потому, что чтил устав, а из удовольствия, ведь при большевиках козырять было моветон…
— Николя! — крикнул он. — «Аврора» показалась большевистская!
— Чего она тут делает? — удивился Урбанс. — Со своими-то шестью дюймами?
— Так ей и надо! — бодро откликнулся комендант и скомандовал: — Батареи, к бою! Орудия провернуть, дистанцию взять, боевые телефоны включить!
Тяжело заворочались орудия.
— Первая батарея — готова!
— Вторая батарея — готова!
— Третья…
— Четвёртая…
— Делль, руби дистанцию до «Авроры»!
— Есть!
— Пристрелочным… огонь!
Снаряд ушёл, шурша в воздухе так, словно продирался через развешанные пальто. Столб воды восстал перед самым носом крейсера, сделавшего первый выстрел Гражданской войны.
— Боевыми! Заряжай! Клади!
— Бери под ватерлинию, Будкевич!
— Залп!
Снаряды ударили кучно, их горячие болванки вколачивались в бортовую броню крейсера и рвались, выбрасывая облака дыма и тучи белых брызг. Тот чудовищный грохот, что терзал сейчас уши краснофлотцев, до форта доносился лишь слабым эхо. А корабль погибал — он плавно валился на левый борт, клоня высокие трубы, из которых валил чёрный дым.
Сейчас в его отсеках метались, оскальзываясь и падая, сотни военморов, перебивших своих офицеров ещё год назад. Клокочущая, обжигающе-студёная вода заливала тесные коридоры, под потолком которых мигал тусклый свет.