Агентство «Аргентина»

— Покажи медальон, — проговорила Алина после молчания. — Хочу взглянуть.

Ява достал из кармана аккуратно свернутый носовой платок и осторожно развернул. Алина долго смотрела на фарфоровые осколки, потом отвернулась.

— Серебряная пуля, предназначенная ламии. Серебро, уничтожившее волшебный амулет. Еще одно глупое совпадение, случай!

Она умолкла.

Ява осторожно завернул в платок то, что осталось от амулета и убрал в карман.

Большой черный ворон плавно опустился на оградку соседней могилы и сложил крылья.

— Дэберхем? — удивился Ява.

— Он не один, — проговорила Алина, бросив взгляд на затянутую редким туманом дорогу. В другое время Алина безмерно поразилась бы тому, что вот уже второй раз хозяин «Бродяги» покинул свое логово.

Но сегодня у нее не осталось сил ни удивляться, ни радоваться, так что она просто стояла и смотрела, как приближается Цолери: высокий, широкоплечий, одетый, как обычно, в просторную клетчатую рубаху с кожаным жилетом, потертые джинсы и грубые армейские ботинки.

Он приблизился к ним и молча кивнул. Блеснул висевший на шее амулет: серебряная подвеска с оттиском волчьей лапы.

Ява покопался в памяти. Полагалось что-то сказать, но что? Может, поблагодарить, за то, что…

— Спасибо, что пришел, — сказал он.

Хозяин «Бродяги» пожал плечами.

— Он был и моим другом.

Повисло молчание.

— А Бахрам не знает, — с горечью сказала Алина. — И никогда уже не узнает.

Она сунула руки в карманы куртки.

— Я все думаю: как он там? Добрался ли до Легиона, повстречал ли там кого знакомого?

— А я все думаю, когда его повстречают чародеи Ордена, — хмуро проговорил Ява. — Не надо было ему уходить.

— Ночует, наверное, на постоялых дворах, питается, как попало, — продолжала Алина. — Может, он когда-нибудь вернется, а?

В ее голосе прозвучала надежда.

Ява повернулся к Цолери.

— Это ты добыл Кемену сведения о ламиях?

Тот кивнул.

— Я. Прости, что не сказал вам: Кемен потребовал, чтобы я молчал, пока не выяснится точно. Но когда мы разобрались, было уже поздно: Ньялсага уже находился во власти ламии.

Он взглянул на Яву.

— Я боялся, что это будешь ты.

— Долго же вы разбирались! — бросила Алина. — Нужно было прийти, поговорить! Ньялсага бы понял!

Цолери медленно покачал головой.

— Нет. Человек, очарованный ламией, опасен, поэтому мы ничего не могли вам сказать. Вы могли невольно выдать себя и тогда…

Он умолк.

— Что? — напряженным голосом спросила Алина.

Цолери поколебался прежде, чем ответить.

— Влюбленный в ламию человек убьет любого, если заподозрит, что тот хочет навредить ей. Он становится сам не свой, ламия кажется ему смыслом всей его жизни.

Алина тряхнула головой.

— Нет, — твердо сказала она. — Ньялсага ничего бы нам не сделал. Никогда!

Цолери взглянул на нее в упор.

— Ньялсага — нет. Человек, очарованный ламией — да.

И, видя, что Алина хочет возразить, добавил:

— Я видел, как брат убивает брата, друг — друга, мать — сына. Поверь, так и произошло бы. Ламия полностью подчиняет себе человека.

Алина подавленно умолкла.

Ява подумал, что самое время спросить у Цолери еще кое о чем.

— Там, на берегу, когда Свора исчезла… твой разговор с Кеменом насчет какого-то договора… Кемен сказал, что теперь вы в расчете. Это он о чем?

Цолери долго нее отвечал.

— Давняя история, — сказал он тогда, когда Ява уже решил, что ответа так и не дождаться. — Из другой жизни. В той жизни мне довелось встретиться с Хэрвеллом.

— С предком Кемена?! — удивленно воскликнула Алина.

Цолери кивнул.

— Мы сражались на одной стороне, уничтожая нечисть, которая заполоняла тогда эти земли. Мы были заодно, но…

Цолери замялся.

— Хэрвелл ненавидел не только вампиров и химер. Оборотней он тоже не жаловал, терпел лишь потому, что у нас с людьми имелись общие враги. И как-то раз… — он снова запнулся. — Хэрвелл спас мне жизнь. Взамен он связал меня клятвой из тех, что подписывают собственной кровью. Я лишался свободы и должен был служить Хэрвеллам до тех пор, пока последний из их рода живет на земле.

Ворон, сидевший на оградке, вдруг встрепенулся, съежился и словно растаял в воздухе. В следующий момент вместо птицы появился коричневый хорек с белой полосой на морде. Цепляясь лапками, он ловко пробежал по оградке и замер возле Цолери.

Ява припомнил кое-что:

— Я слышал, что нет большего унижения для оборотня, чем подобная клятва?

Глаза Цолери блеснули зеленым огнем.

— Да, Хэрвелл знал, как отравить жизнь. Волки — не собаки, они никому не служат! По счастью, Кемен не часто вспоминал об этом договоре. Он лишь велел, чтобы я никогда не вмешивался в истории с «попаданцами», даже, если среди них окажется оборотень.

Ява сдвинул брови. Какая-то мысль мелькнула у него в голове и эта мысль заставила его пристальней взглянуть на Цолери.

— Погоди-ка… но ведь со смертью последнего из Хэрвеллов ты получил бы свободу? Ведь попади Кемен в лапы Гинзоги, она прикончила бы его, так?

Цолери кивнул.

— Значит, ты мог бы просто не приходить на берег и не вступать в поединок? Дождался бы, пока Гинзога заберет нас, прихватит Кемена — и вот она, свобода?

Деберхем, в обличье хорька, возмущенно фыркнул.

— Но ты пришел, — проговорила Алина, вспоминая события поединка. — Пожертвовал свободой ради нас?

Цолери молча пожал плечами.

Ява посмотрел на дорожки, затянутые туманом, на тусклые кладбищенские фонари.

— У Кемена по-прежнему есть власть над тобой?

— Была, — ответил Цолери. — До сегодняшнего дня.

— А что произошло сегодня?

— Кемен аннулировал договор. Утром зашел ко мне в лавку и отдал бумагу, подписанную мной и Хэрвеллом много лет назад.