Агентство "Иллюзия". Возлюбленная для бастарда

Но у меня тоже были принципы. Пусть даже это было практически приказом бастарда, я не могла переступить через них.

– Даже безбедность не гарантирует счастья, если ты не можешь ужиться со своей совестью, – пожав плечами, ответила я.

Королеве не составило труда догадаться о том, о чем я промолчала. И, подумав немного, она спросила:

– Вы действительно готовы бросить всю свою жизнь под ноги Стейну? Даже зная, что от его милости будет зависеть ваше будущее? И все равно непреклонно отвергаете мою попытку вам помочь. Почему, Адалинда?

Нет, в словах королевы не звучало укора, злости, осуждения, она просто пыталась понять. И мне не к месту вспомнилась Иррой. Полагаю, сейчас речь была не обо мне, а о ней. И мне стало жаль эту совсем юную, но уже такую несчастную женщину.

Мне некстати вспомнились слова Освальда, и по спине прошел холодок.

– Боюсь, мне сложно описать вам то, что движет мной, – осторожно заговорила я. – Вероятно, это и называется любовью, – эти слова были скорее частью иллюзии. …Должны были стать, но почему-то стало неловко и жарко щекам. Может, от осознания, что сейчас меня слушал Стейн. Ох… Лучше об этом и не думать даже. – Впрочем, мотивы и выгоды у всех разные. И да… это не всегда чувства, любовь, или хотя бы привязанность. При дворе – это скорее сделка.

– Сделка… – проговорила ее величество, и в ее глазах мелькнуло что-то – не то боль, не то отчаяние. – И разве жена не может предложить мужчине такую сделку?

Слова давались королеве тяжело, и, несмотря на все попытки сдержаться, выдавал ее ставший более явным акцент.

– Жены обычно и не пытаются, – пожав плечами, попыталась я как можно бесстрастней сказать то, о чем незамужней девице знать не положено. – Они принимают многое как данность, как долг, совершенно не пытаясь выяснить, что именно толкает супруга в чужую постель.

Выговорив все это, я постаралась думать об этом отстраненно, чтобы не краснеть. Потому что, по сути, это были исключительно мои умозаключения на основании всего того, что мне случилось узнать, играя мои роли. Сама я далее поцелуев с Аланом так и не зашла ни разу. Хоть он и пытался, но всякий раз я останавливала его, не решаясь на, по его мнению, закономерный и естественный шаг.

– Ясно… – протянула королева, а после вскочила на ноги, заставив тем самым вскочить и своих сопровождающих. – Прошу меня простить, но у меня дела.

Ее истинно ретрегренадская порывистость вызывала улыбку. Но я сдержалась, поднявшись на ноги и изобразив реверанс.

И только удалившись на некоторое расстояние, она остановилась, оглянулась и проговорила не очень громко, но я слышала все отлично.

– Адалинда, вы говорили о выгодах, – она поджала губы, явно раздумывая, стоит ли договаривать, но решилась: – Подумайте, какие выгоды сулит ваша любовь. Потому что эти мужчины… ничего не делают без выгоды.

И ушла – прежде чем я успела даже подумать насмешливое: “Совершенно никаких”.

После этих слов стало действительно неуютно, а все благодушие обстановки развеялось. А что если я просто не знаю всего?

Глава 22

Покинуть сразу зимний сад я не решилась. Посидев какое-то время, занятая исключительно разглядыванием ненавистных фиалок, постаралась избавиться от ноющего чувства где-то в районе сердца. Не то чтобы для меня корыстность короля и уж тем более бастарда стали каким-то неимоверным откровением, но все же неприятно, когда тебе это разжевывают, как маленькой, с жалостью в глазах. Я вообще терпеть не могу, когда меня жалеют. Может, потому, что любая жалость в этом мире, обращенная на меня, никогда не была искренней.

Еще я злилась. Злилась на себя, на то, что, вопреки всем своим же запретам и правилам, позволила чувствам выкарабкаться наружу. Пробить толстую корку льда, давно покрывшего мое сердце. И теперь еще возмущена, что слабый росток в этом мире не встретило ничего, кроме холода, диких неистовых ветров и вечного снега.

А ведь всегда знала, что в отношениях между мужчиной и женщиной главное — холодный расчет. Ладно, непоправимого не случилось, потому нос повыше, взгляд похолоднее. И указать Стейну на тот самый пункт в контракте… Разум ехидно напомнил мне, словно только этого и ждал: «Если я захочу поцеловать женщину, то все, что сможет меня остановить – ее несогласие». Сердце болезненно сжалось, но в этот раз я волевым усилием шикнула на этот путающий мне все карты орган. Нечего!

Переведя дыхание, надела маску всегда уверенной в свой силе и неотразимости леди. А как иначе себя может чувствовать девица, отхватившая самого второго наследника престола? Почти богиней, никак иначе!

– Вас ожидает карета его высочества. Велел отправляться в его поместье и дожидаться его указаний, – держа в руках плащ и перчатки, уведомил меня поджидающий под дверью слуга.

Поджидал, вероятно, не первый час, потому как посмотрел с какой-то смесью укора и облегчения. На этот взгляд я отреагировала открытой улыбкой, позволила помочь надеть плащ и одним резким движением поправила волосы. Именно в этот момент из декольте выскользнул подаренный Стейном простенький на вид, но отнюдь не простой медальон.

Освальд совершенно невоспитанно уставился на украшение и замер. Интересно, что он такого увидел?

Я задумалась… и поняла один факт: медальон я все время прятала под одеждой, инстинктивно не выставляя его на всеобщее обозрение. И, судя по выражению лица слуги, поступала правильно.

Мне захотелось спросить, что уважаемый господин так внимательно рассматривает в районе, куда смотреть просто неприлично, но решила не портить отношения с прислугой. С прислугой в принципе никому не стоит портить отношения.

– Я готова, – вздернув бровь с явным нажимом произнесла я, натягивая перчатки.

– Конечно, – кивнул слуга, взяв себя в руки, но все еще одаривая меня недоверчивыми взглядами. – Прошу за мной, леди Дерсон.

И я шла, почти не замечая вычурной обстановки главного королевского крыла, на ходу кивая придворным. Взгляд невольно выхватил знакомый силуэт, и, лишь оставив его далеко позади, я поняла, что напомнил он братца Иррой… жаль, что не сестру.

Но развить мысль не получилось. Экипаж ждал меня у одного из многочисленных непарадных входов.

Мороз крепчал. Кучер откровенно ненавидел меня за задержку, что-то ворча. Отчего с губ срывались мелкие облачка пара.

– Удачи вам, леди Дерсон, – чуть поклонившись и мазнув еще раз по медальону взглядом, пожелал Освальд.

После взглянул на кучера, кивнул, вероятно, поздоровавшись, и испарился, не дожидаясь хоть какого-то ответа. Внутренний голос вмиг съехидничал: «Докладывать помчался!»

Ну и ладно. Я поспешила забраться в карету самостоятельно, захлопнула дверцу и, стукнув в стенку кучеру, откинулась на мягкое удобное сидение.